Красивый когда-то зал, с тонкой, изящной лепниной на потолке, хрустальная люстра, заплетённая паутиной, ряды ободранных красных кресел, выстланная паркетом сцена и огромный экран. За креслами на возвышении тёмное окно комнатки с проектором. В углу лежит свёрнутый, запылённый занавес.
Квадрат вприпрыжку бросился в зал. За ним его свита. А мы трое остановились, как вкопанные, снова непроизвольно вытянулись в линию. Нелепо стояли, ожидая непонятно чего. И тут, за гоготом «крутой» компании, я услышал вкрадчивый, ледяной шёпот ребёнка, неприятно взбирающийся по шее:
— Саша, — звали меня тихим голосом. Откуда-то из-за сцены, из-за большого белого экрана. Я огляделся, натыкаясь на две пары удивлённых глаз по бокам от себя.
— Вы тоже это слышали? — тихо спросил я приятелей. Они закивали. Обрывок кулисы, державшийся на честном слове, слабо шевельнулся, будто кто-то прошёл. Мне стало очень не по себе, так не по себе, что я невольно дёрнулся от накатывающего страха. Видимо нас уже начали воспринимать мебелью, но моё движение освежило помять.
— Чего встали, как не родные? — из смеха развалившейся на трухлявых креслах компании выделился голос Квадрата, — садитесь, или вам помочь? — он сделал акцент на последнем слове, явно давая понять какого рода помощь будет нам оказана. Мы было двинулись в сторону кресел, как Лось, доставая из рюкзака тёмные стеклянные бутылки со спиртным, противно проскрипел:
— А может Виталина расскажет нам стих? У него же это так хорошо получается! — он махнул в сторону сцены. Да, конечно, припомнил, как на днях, учительница литературы привела ему в пример моего стеснительного приятеля, вроде как он, Лось, должен на него ровняться. Ага, такому как Лось, ровняться на застенчивого, трусливого, зато исполнительного парня, единственного выучившего стихотворение. Лось ровняется только на своего алкаша папашу, да на Квадрата, неизменного лидера их коллективного мнения.
— А давайте, — поддержал Квадрат. Маруся картинно зааплодировала. В свете недавнего неприятного инцидента, оборванная кулиса, кстати, продолжала раскачиваться, лезть на сцену не захотелось бы кому угодно. А ещё этот голос. Тонкий, детский. Вряд ли тут много детей. Мне конечно было неприятнее всех, наверное, даже трусливый представитель нашей компании паниковал меньше, ведь голос звал по имени меня, ни кого-то ещё. В любом случае мы стояли в нерешительности.
— Чего встал? Лось вроде ясно сказал, что делать, — добавил Комар. Перебарывая страх перед голосом, звучавшим из-за сцены, робкий подросток было сделал ватный шаг в сторону сцены, как его остановил бодро взлетевший на возвышение рыжий приятель. Как обычно, комета, особенно яркая в полутьме зала. И что он вечно за нас «заступается»? Будто самый смелый, ага.
— У меня есть для тебя стих, — громко объявил он. Квадрат затянуто рассмеялся, махнул дурному приятелю в разрешающем жесте, дескать, начинай.
— Стих. Собственного сочинения, — ещё громче произнёс стоявший на сцене.
— Саша, иди сюда, — снова этот закулисный голос позвал меня, только теперь он доносился из комнатки с проектором, в которой что-то явно промелькнуло, шаркнуло, заскрипело, будто спавший многие годы двигатель. Как развалившаяся в зале компания не слышала этого? Что-то звало меня прямо из-за их спин. Только Маруся явно хотела было глянуть назад, но передумала.
Рыжий выбрался на середину сцены и начал:
— Одним осенним тёмным днём,
Из дома вышел сэр квадрат,
А как он помещался в нём
Любой узнать хотел и рад
Спросить, но...
И тут его прервал ярчайший в этой сырой темноте луч проектора. Густой белый свет выцепил силуэт приятеля, приковывая его к экрану. В это же мгновение в приступе агрессии вскочил со своего места Квадрат, роняя почти полную бутылку из рук, перепрыгивая через ряды и на ходу доставая из-за пояса... О мой бог, я не сразу осознал это, не сразу заметил, не сразу понял. Испуганный мозг никак не мог идентифицировать в руках ползущего по белой световой дороге к сцене Квадрата, обычный такой пистолет, как показывают по телевизору.
— Да я тебя, — сердито рычал Квадрат, будто не своим голосом, — за такие дурацкие стихи, — продолжал он, сбиваясь на свист. Я на долю доли секунды поймал его красный взгляд. Ему наперерез выскочила Маруся.
Тем временем, в проекторной гул и треск становились всё громче, а голос больше не шептал, он кричал, повторяя в диком темпе моё имя. Я успел заметить, как за стеклом метнулась маленькая, и правда детская фигурка.
— Коля! Это перебор, пойми же ты, — Маруся успела зарыдать, хватая Квадрата за руки, преграждая ему путь, — не смей стрелять, — она повисла на широкой шее, но Квадрат буквально сорвал её с себя и отбросил в сторону. Девушка вцепилась в его ботинок, но Квадрат без жалости пнул её, Маруся затихла, отползая к сцене, где ей уже помогал подняться застывший до этого в ужасе приятель, не способный сейчас убежать.
— Ты думал я шутить с тобой буду? — истерично усмехнулся Квадрат, целясь.
А на сцене, в густом белом свете стоял мой рыжий, вечно влезающий в неприятности, несогласный, гордый и очень совестливый, всегда подставляющийся за нас, защищающий чужие интересы, честолюбивый друг, друг, которому нужна была помощь, который был в плену этого белого луча, исходившего из проекторной.
Я бросился на Квадрата. Не помню, как я повис на его медвежьей руке, как среди разрывавшего мою голову крика «Саша», исходившего уже откуда-то из-за кресел, услышал вопль Маруси, которой помогал подняться Виталик, как изо всех сил толкнул запястье Квадрата вверх, при этом умудрившись оттолкнуться от его колена, как прозвучал выстрел.
Посыпалась штукатурка, холодный металлический скрежет падающей хрустальной люстры. Гаснущий свет проектора. Ребёнок, материализовавшийся, как отражение среди телевизионных помех, рядом со мной, хватающий меня за штанину со словами:
— Саша, берегись!
На нас постепенно падал потолок. Крупный кусок держался на одной только арматуре. Мы с Квадратом одновременно смотрели вверх. Меня за шкирку потянул очнувшийся от светового ступора Серёжа, Квадрата — Комар и Лось. На место, где буквально секунду назад я пытался бороться с нашим вечным обидчиком, рухнула крупная бетонная плита.