В августе 1975 года, на День авиации мне присвоили звание ефрейтора. Я воспринял это скорее, как насмешку, чем поощрение, вначале нашил соответствующие нашивки на погоны, затем спорол и никогда больше не носил; хотя наш старшина постоянно советовал мне нашить «галуны».
А дембель неумолимо приближался, согласно солдатской поговорке: «Дембель неизбежен, как крах империализма!» Мы начали готовить дембельские чемоданы и альбомы. Дембельские альбомы начинали готовить загодя, за год до дембеля и тщательно их оформляли. В них, кроме фотографий, полагалось быть рисункам самолетов, которые я тщательно перерисовывал с авиационных журналов. Почти каждый вечер я трудился над своим дембельским альбомом, и он получился на славу, соответствуя всем армейским традициям. Дембельские чемоданы мы с Петей Яворским купили в городском универмаге, они хранились в каптерке и мы потихоньку складывали туда свои дембельские вещи – альбомы, фотографии. На присланные матерью деньги на городской толкучке я купил себе зимние ботинки, которые так же положил в чемодан. По выходным, когда в казарме не было офицеров, мы доставали из каптерки чемоданы и любовно перебирали свои дембельские вещи. Кроме того, стали подбирать себе новое обмундирование на дембель. У меня в это время была старая шинелька, обрезанная кем – то из предыдущих хозяев чуть ли не выше колена, на предмет модных тогда на гражданке осенних полупальто. Как – то даже старшина, увидев меня в такой форме, высказался на эту тему весьма неодобрительно. Понимая, что в таком виде отбывать на дембель было бы стыдно, я подошел к нашему каптерщику. Несмотря на то, что он был нашего призыва, отличался он неимоверным гонором и заносчивостью. Тем не менее, он организовал мне совершенно новую, плотного сукна, длинную шинель, правда, содрав с меня бутылку красного. Но я был очень доволен – шинель была поистине замечательная.
Вот так, как мог подробно, я описал свою армейскую службу. Но читатель может задать вопрос – а как дело обстояло с боевой и строевой подготовкой, ведь это же – армия? К сожалению, похвастаться мне в этом смысле нечем.
Учебные стрельбы проводились за все мои два года всего дважды – один раз в учебке, в Стерлитамаке и второй раз – в полку, в Умани. Происходило это одинаково – нам выдали карабины СКС (скорострельный карабин Симонова) и оба раза по три (!) патрона. Стрелял я всегда хорошо и выбивал не менее двадцати пяти очков из тридцати возможных. Строевой подготовкой занимались только в учебке, в полку на плацу я не был ни разу. И если в учебке служба шла строго по Уставу, то в авиационном полку в Умани во время моей службы царил стопроцентный бардак.
Еще в первый мой день дежурства на аэродроме, я вышел на улицу вечером и заглянул за угол высотки. Вдруг мое внимание привлекло то, что распахнулось окно на первом этаже высотки, кто — то выкинул оттуда два больших мешка цвета хаки. Следом из выпрыгнул прапорщик, оглянулся и заметил меня. Я поспешно вернулся на фасад высотки. Вдруг из — за противоположного угла вышел тот самый прапорщик, подошел ко мне и у нас произошел такой диалог?
«Ты что — нибудь видел?» - спросил он у меня.
- Нет, ничего не видел,- ответил я.
- Тебе рубль дать?- спросил он.
- Нет, не надо, - отказался я.
Я понял, что только что, на моих глазах произошло хищение армейского имущества из помещения ПДС (парашютно — десантной службы). Докладывать я, естественно, никому ничего не стал, но понял, что дисциплина в полку явно не на высоте.
Отчасти это объяснялось тем, что Советский Союз тогда проводил политику разрядки международной напряженности. В отношениях с США наступила пора оттепели. Дошло даже до того, что в космосе в 1975 году произошла стыковка космических кораблей – нашего «Союза» и американского «Аполлона» и в честь этого события были даже выпущены сигареты «Союз – Аполлон». (Я тогда ещё не курил, но красивые пачки запомнил надолго).
Вскоре у меня состоялся интересный разговор с лейтенантом – секретарём комсомольской организации нашего полка. Он попросил меня выступить его заступником перед солдатами, отрекомендовать его, как радетеля за солдатские интересы и поднять, таким образом, его авторитет. За это он обещал мне дембель в первую очередь. Я отказался – человек он был гниловатый, именно он был инициатором нашей травли по поводу злосчастной попойки - и в результате мне был обещан дембель только под Новый Год.
Но в начале ноября 1973 года произошло нечто неожиданное: ко мне в наше техническое помещение ворвался перевозбуждённый мой дружбан Петя Яворский и с порога завопил:
- Саня, бегом в строевой отдел, тебе дембель!
- Да пошёл ты, - отозвался я, зная его способности к разного рода розыгрышам.
- Серьёзно, Сань, тебе дембель!
Смотрю, вроде не врёт, уж слишком возбуждён. Побежал в строевой отдел. Лёха Забугин, который там служил писарем, подтвердил: да, это не шутка – дембель! Радости моей не было предела! Наконец – то, совершилось – еду домой, два года от звонка до звонка оттянул армейскую лямку.
В вагоне поезда встретил земляка – танкиста, тоже дембеля. Почти двое суток мы с ним ехали до Горького и, не поверите, ни разу ничего не выпили из спиртного – радости хватало и без этого...