Ахнула Ульяна, руки к лицу приложив, до последнего надеялась. Только, может, обманывает её мать.
- Не веришь? – кивает Фёкла горько. – А вот тебе крест, - сенит себя, смотря на икону. – Так что дурь из головы выбей. Зосим твой муж, и ребетёнок от него скоро появится. – И снова на икону крестится. – Вразуми, Господи, Ульку мою.
Начало истории
Предыдущая глава
Назар стоял в ряду новобранцев, смотря на дорогу.
- Ну, - протянул руку Ефим сыну, и парень крепко пожал отцову ладонь. – Служи справно. А как вернёшься – жену тебе добрую сыщем, хозяйство заведёшь. За нас не волнуйся, сдюжим да тебя завсегда ждать станем.
- Отец, ты Ульке скажи, что люблю её.
Закусил губу Ефим, головой покачал.
- Да на что ж ей твоя любовь? Жена, стало быть, другому, Зосим пусть её любит, а ты голову проветри.
- Щемит, - бьёт себя в грудь Назар, и чудится Ефиму, будто слёзы блестят в глазах сына.
- Ничего, - хлопает по спине вздыхая. – Забудется. Прощевай.
Вернулся Ефим в деревню, нынче семья меньше, а скоро и девок выдавать придётся, опустеет дом.
Как ушла мать, Ульяна себе места найти не могла. Не уберёг Господь Назара от набора, значит, такова судьба. Придётся ей свыкнуться с мыслью, что она теперь жена Зосима. Вздохнула девка да пошла по дому работу делать. Ковры выбивает, пол метёт, репу парит. Выбралась на двор – стужа идёт. Впереди зима, уж скоро земля снегом покроется. Вынесла собаке похлёбку, виляет та хвостом. Оно ведь как бывает: к кому с добром, от тех и тепло идёт. Это поначалу рвала цепь Белка, когда Ульяну не знала, а теперича ладони горячим языком лижет. А та репеи из шерсти у собаки достала, обласкала да кусочки лакомые со стола даёт.
Вошёл Зосим в калитку, жена его не заметила. Смотрит, как собаку ласкает. Его бы кто приласкал! Живут, как чужие, что приходится Рябому к Глашке ходить, которая всех мужиков за деньгу’ привечает. Да платить ей сверху, чтоб язык за зубами держала, что у Рябого жена на него смотреть не желает.
- Что ты, Белочка, - гладит Ульянка животину. – На цепи сидишь, света белого не видишь. А вот я тебе, - чешет за ухом и чует, будто спину кто прожигает. Обернулась – как есть: Зосим из-под бровей насупленных смотрит.
Слова не сказал, мимо прошёл и в дом. Собралась с духом Ульяна, улыбку на губы натянула и за ним вошла.
- Репа только сготовилась, будешь? – ласково спросила, а у него от её голоса мурашки по коже.
- Клади, - буркнул в усы. Сел в углу, смотрит, как жена молодая за ухват взялась да чугунный горшок из печи вытаскивает. Тяжёл да горяч, никак уронит. Подскочил, чтоб помочь, вовремя перехватил, не то б обварилась. Поставил на приступок, и глаза поднять боится, будто не хозяин тут, а мальчишка какой.
- Спасибо, - молвит Ульяна, и нежно ладонь на лицо положила, к себе поворачивает. Закрыл глаза Зосим, как с Глашкой делал, чтоб жену свою представлять, вдруг виденье пропадёт. Может, голова с ним шутку играет, будто Ульяна сама его касается.
- Погляди, - снова слышит голос её, и всё ж глаза открывает. А пред ним как есть жена. Да такая красивая, будто ещё краше стала. И смотрит иначе.
- Чего? – ждёт Зосим, что отскочит сейчас, отвергнет, скажет, как тошно ей с ним, только всё ближе лицо. И не верит Зосим, что губы мягкие податливые, которые вишнями пахнут, накрывают его. Сама захотела али кто заставил?
- Погодь, - схватил за плечи, от себя отодвигая. Принюхался, может, медовуху пила? Нет, свежестью пахнет от неё, молодостью. – Ты чего такая? – смотрит пристально, и хочется ему довериться, открыться, только мало ли чего задумала.
- Мужа приласкать хочу, - говорит спокойно, и не видит он в глазах её презрение, а только тихую грусть.
- С чего бы? – сдвигает брови.
- Назар жребий вытащил, - призналась Ульяна, ну а как ещё объяснить Зосиму, что случилось. Правду-матку глаголить, не поверит иначе.
- Вон оно чего, - кривится лицо Рябого. Слыхал от людей да думал толки. А теперь и до жены дошло. – Кто ж рассказал?
- Матушка приходила, - стоит Ульяна в оковах рук мужниных. – Вести принесла.
- И чего теперь?
- Господу значит надо, чтобы я женой тебе хорошей стала.
- И станешь? – не верит до конца Зосим, а у самого сердце вот-вот и рёбер выпрыгнет. Неужто и впрямь теперь заживут?
Закрыла глаза Ульяна, губами вперёд подалась. На. Бери, коли хочешь. Дрожит Зосим от нетерпения.
- Улюшка, - выдыхает жадно. Бродят руки по плечам, по груди девичьей. Обняли лицо, покрывают губы Зосима поцелуями жену свою ненаглядную. – На руках носить стану, ни в чём нужды знать не будешь, - шепчет прямо в ухо, пока Ульяна внутри себя судьбу свою горькую оплакивает. Текут слёзы, да не видно их Зосиму, потому что не тело, а душа плачет.
Подхватил на руки девицу и понёс на ложе брачное.
- Моя ты, моя, - шепчет, и будто не было обиды никакой на супругу. Не было её предательства. Дождался, добился. Иначе станется. – Дозволяешь ли любить себя? – отчего-то спрашивает, и готов приказы её выполнять.
- Дозволяю, - скрепя сердце, отвечает молодая, и Захар больше не сдерживается. Тянет за гашник, и падают порты.
- Моя, - говорит снова, прижимая к ней сильнее, только в голове Ульяны стучит: «Я не твоя, и никогда ей не стану».
Пришла зима, уж и год новый справили. Прискакала девка Егоровых домой, запыхавшись.
- Слыхали? - с порога кричит. – Улька-то Рябая понесла (забеременела).
На секунду колесо прялки замедлилось, а потом дальше пошло, будто и не было ничего. Прядёт мать нитки шерстяные, о своём думает.
- Иду, значится, мимо Кузнецовых, а там Улька стоит с Анькой-вдовицей разговаривает. И слышу, как одна другой рассказывает, будто ребёночка от Зосима ожидает.
- Ну и чему удивляешься? – покачала головой мать. – Неужто жена от мужа своего не понесёт? Аккурат в первую ночь всё и вышло, как водится.
- Не любит она Назара, - скривилась девчонка. – Ежели любила, не пошла б замуж, не легла под хрыча старого.
- А ну цыц! – стукнул по столу отец. – Чтоб я того больше не слыхал! Ишь, - зыркнул на дочку. – Мала ещё такие речи вести, - сжал кулаки и затрясся. – А чего ж думаешь? – вдруг повернулся. - В лес бежать девке надобно было да ждать, покуда брат твой вернётся, и верность хранить? Много ль ты на свете умеешь, чтоб в лесу одной скитаться? Хлеб нужон, - принялся загибать пальцы, - мясо где брать? Охотится надобно. Выдам тебе ружьишко, гляди без добычи вернёшься! – нависал на дочкой, что стала она и того меньше.
- Так вам всем лент подавай, - махнул рукой. – На печи валяться. Только и могёте, что про других гутарить, а сама в тёплой избе сидишь да щи ешь. Пошла б в лес?! Ну?!
- И пошла бы! – раззадорилась Анисья.
- А ну, - ещё больше разозлился Ефим. – Иди отседова, погляжу, как дурь из тебя морозом выбьет.
- Куды? – вскочила с места Прасковья. – Не пущу, - подлетела к дочке, закрывая собой, а та глаза пучит, испугалась отцова гнева. А ну-ка и взаправду выгонит?
Встала Прасковья пред мужем, руки растопырила, будто наседка.
– Погубила Улька сынка маго, а теперь из-за неё и дочку гонишь?
- Кого погубила?! – крикнул Ефим. – Совсем бабы ополоумели! Неужто думаешь, из-за неё Назар в рекрутах нынче?
- А из-за кого ж, - не унимается Прасковья. – Она, ведьма, построила.
- Тьфу, - плюнул себе под ноги Ефим. –Из ума выжила. А ты, - смотрел на девку, выглядывающую из-за спины матери. – Ещё раз услышу речи такие, выгоню!
Анисья и впрямь видела Ульяну и вдовицу. Стояли те, о жизни говорили.
- У меня тоже ребёночек будет, - призналась Аннушка.
- От кого? – спросила Ульяна, только и без того ответ знала.
- От брата твоего, Петруши.
Продолжение здесь