Один лишь взмах крылом могучим,
и птица в небо поднялась
назло зловещей мрачной туче,
с которой так и не слилась,
а продолжала оставаться
красивым лебедем во тьме,
и белым быть, а не казаться.
В узорной крыльев бахроме
светилось лёгкими лучами
в закате солнце, и никто
не мог закрыть его грехами
свирепой бури. Ни за что
оно под тёмный полог ночи
со штормом вместе не уйдёт,
и лебедь белый, что есть мочи,
его с собою позовёт
и не оставит до рассвета,
на воду крылья опустив,
где засияет самоцветом
в ночи исполненный мотив.
Елена Бычихина
Прозрачное небо в реке отражалось,
и скалы его заслонить не могли.
Они, как крутая стена, возвышались,
и даже фиалки на них не цвели.
Трава не росла, не шумели деревья,
одетые в шелеста листьев убор.
Стояли величья полны и презренья
те скалы к реке говорливой. И вздор,
казалось, несла она скучный, нелепый.
Могла б помолчать, как молчали они.
Неважно, что было - то ль ветер свирепый,
то ль дождь грозовой, то ли ночи иль дни
холодные, тёплые или не очень.
Но скалы стояли недвижны совсем.
Уклад вековой был настолько их прочен,
не ждали они никаких перемен.
Они не стремились к холодному морю
и к тёплому тоже не рва́лись они.
Река же текла, да и кто с тем поспорит,
она проживала счастливые дни.
И скалы, по-своему, счастливы были,
хотя не похожи на речку совсем.
Стояли на месте, в молчании жили.
Куда им бежать, да и знать бы, зачем.
Елена Бычихина
Весна, и яблоня проснулась
цветов расправив лепестки.
К теплу и солнцу потянулась,
и тосковать уж не с руки
всем стало по зиме прошедшей,
хоть красоты была полна.
Но цвет её сугробов снежных
забыт надолго, а весна
в нас снова чувства пробудила
и за собою позвала,
и каждый день наш превратила
в счастливый праздник. Ведь она
была на выдумки горазда
и очень яркие цвета.
Она меняла их так часто,
но лишь зелёный берегла
для лета знойного, где в поле
зелёной вырастет трава,
для леса, где по чьей-то воле
одна зелёная листва.
А цветом яблонь и сирени
с ума сводила нас потом,
и аромат их незабвенный
был исцеляющим вином.
Елена Бычихина