В продолжении темы о судьбе фанатских писем к лидеру "КИНО", изданных в книге "Привет, Цой!" расскажу еще одну историю.
18 ноября 1989 года москвичка по имени Ольга отправила Виктору Цою письмо.
«Витенька, любимый, Здравствуй! Я так долго не могла написать Тебе. С последнего Твоего концерта в Москве прошел почти целый год! Я почти не могла жить - мне казалось, что я умерла, или у меня летаргия. Ни с кем не хотелось общаться. Только слушала Твои песни и смотрела «Иглу» - много - много раз.
Даже написать еще одно письмо тебе я не могла. А сейчас прошли Твои концерты в «Крыльях советов». Я была на всех. Хотела подарить Тебе цветы, подойти поближе, но меня не пустили. Пришлось их просто бросить на сцену.
Концерты меня просто потрясли, то что я пережила трудно описать словами. Это было лучшее, на что я могу рассчитывать в своей жизни. Я говорила там с ребятами. Мы почти все такие - мы больны Тобой. Еле тянем от концерта до концерта. Если бы знать - когда ты выступаешь Ленинграде! Но это невозможно.
После каждого концерта мы ждали тебя у служебного входа. Но Ты не вышел. Мы смогли увидеть Тебя лишь после последнего концерта. Там все оцепили войсками. «Блюстители порядка» угрожали нам и расталкивали. А мы надеялись лишь увидеть Тебя поближе, попросить автограф, рассказать о своей любви. Когда Ты вышел мы были так счастливы, что видим Тебя, может быть в последний раз!
Мы все там стали братья-сестры, нас объединила любовь к Тебе! Когда машина отъехала - мы бросились за ней. Конечно же мы не надеялись, это был какой-то душевный порыв.
Менты вклинились в толпу и стали бить нас дубинками. Но Ты этого уже не видел. Витя! Я так тебя люблю Тебя, что согласна терпеть все и даже физическую боль. Лишь бы хоть изредка видеть Твое дивное лицо. Если бы у меня была надежда еще хоть раз увидеть Тебя - стоило бы жить. Я знаю, что никогда не смогу любить кого-то еще. В моем сердце больше нет места никому. Поэтому я дала обет безбрачия. Мне 19 лет и я уже 5 лет живу так. Наверное я как наркоманка (от твоей музыки). Я ничего не могу с собой сделать. Прости меня, ради бога за это нескладное письмо. Но я так больше не могу. Мне кажется, что от моего сердца оторвали кусок и увезли вместе с Тобой. Я не вынесу этой боли. Она сжигает меня изнутри. Пожалуйста, Витенька, пришли мне свой автограф, или хоть кусочек бумаги, которого касалось Твоя рука. Ольга Капитанова».
В своем письме Ольга упоминает о концертах «КИНО» в УДС «Крылья Советов». Действительно, 27–29 октября 1989 года в Москве прошли концерты группы «КИНО» в «Крыльях», где с принимающей стороны были Юрий Айзеншпис и Олег Толмачев. На разогреве у «КИНО» играла группа «Альянс». Внизу своего письма Ольга указала номер домашнего телефона. Решив проверить его работоспособность, для очистки совести я набрал указанные цифры и … Взявший трубку мужчина мне ответил, что в настоящий момент Ольга находится в клинике, и будет дома приблизительно только через пару недель. Ну что же, оставалось ждать…
Через некоторое время я повторил свой звонок, однако Ольга по-прежнему находилась в клинике. И тогда я решил познакомиться с отвечавшим мне мужчиной. Им оказался отец Ольги, прекрасный человек – Анатолий Александрович Капитанов – ветеран морского космического флота, организатор музея космического флота, председатель Совета РОО «Клуб ветеранов МКФ», специалист по госзакупкам на факультете журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова. Увы, к сожалению, 16 апреля 2023 года Анатолий Александрович скончался ((...
Для Анатолия Александровича тогда, конечно же, тоже стало большой неожиданностью то, что Ольгино письмо Виктору Цою дошло, было им прочитано и сохранилось. Он рассказал, что Ольга на одном из концертов получила от Виктора автограф на руке, и не смывала его долгое время. По его словам, Ольга до сих пор поклонница «КИНО», и что он совсем недавно даже покупал ей мои книги и памятные альбомы.
Прошло еще немного времени и я, наконец-то, смог поговорить с Ольгой по телефону лично. Мы договорились о том, что я по приезду в Москву, заеду к ней в гости, чтобы она могла спокойно, в домашней обстановке рассказать свою историю. И вот, в один из своих приездов в Москву, я, вместе с московским коллекционером и архивариусом Виталием Фроловым, навестил Ольгу, и, как мы и думали – ей было, что нам рассказать…
Ольга Капитанова:
В юности я была очень замкнутой, малообщительной. У меня был друг – магнитофон, этого мне хватало. Книги…
Впервые я услышала Виктора Цоя на своем выпускном вечере в школе. К нам приехал диджей, и мои более продвинутые одноклассницы стали требовать, кричать – «Витю!», «Витю!», «Цоя!!». И он включил. Это была песня «Фильмы». Это было первое, что я услышала, и голос, который я услышала – меня поразил на всю жизнь. И дальше уже я стала пытаться… Я увидела его по телевизору в программе «Взгляд» и стала искать, следить, когда будет концерт в Москве. Концерт был в Москве, это был 1988 год, число, к сожалению, не помню, ДК Московского авиационного института (МАИ). Там было два концерта. Один утром, другой вечером. На вечерний концерт все билеты были проданы, я попала на дополнительный утренний, и там я впервые увидела Витю. Он был сольно, с акустической гитарой. Он играл и пел, рвал струны, и все время говорил «Ребята, порвалась струна», «Ребята, порвалась еще одна струна». Потом говорит: «Ребята, осталось всего три струны, на трех играть уже нельзя, приходите вечером».
Там продавались фотографии, я взяла себе две фотографии Виктора Цоя, ну и потом…
В «Крыльях Советов» мы были на всех концертах. И на утренних, и на вечерних. Мы ходили, и тусовались там. Там были ребята, записывали на магнитофон кассетный через микрофон эти концерты, потому что там были еще какие-то слова, которые Виктор говорил, чтобы сохранить это… Я никогда ничего не фотографировала, потому что у меня близорукость, я сделала один кривой размытый снимок и все...
Я выписывала газету «Московский комсомолец» и там было сообщение, что 4 мая 1990 года в Москву из Японии приезжает Виктор Цой. Мы с мамой и с моей подружкой Леной собрались... У нас была дача, нам повезло, цветов тогда в Москве было не купить, это был страшный дефицит в те времена. И мы взяли цветы на даче – такие ярко-красные тюльпаны и к ним ярко-желтые ирисы. По здоровому такому букету было у меня и у Лены, и вот мы поехали.
Мы думали, что там будет столпотворение, что нас там просто раздавят и так далее…Приезжаем, а там никого нет. Мы стали бегать искать его, носились туда-сюда вдоль Шереметьево. И вдруг посередине зала стоит Виктор, с ним Наташа Разлогова, Джоанна Стингрей. Мимо проходила какая-то группа детей, молодежь, совсем мелкие, мельче нас. Нам было по 17, а им, наверное, по 13 лет. И они закричали, бросились к нему с первыми попавшими листочками, какие-то у них были проспекты, чтобы он им подписал, он стал подписывать. А мужчина, который их сопровождал, стал орать: «Кто это? Кто??» Мы вручили ему цветы, я совершенно не знала, что ему говорить, спросила: «Виктор, а у вас еще будут концерты в Москве?» Он ответил, что да, конечно будут, следите за афишами... Когда мы стояли в Шереметьево, Цой сказал, что вот снята «Игла», и скоро будет еще один фильм, обязательно его будем снимать. Мама его спрашивает – с Рашидом Нугмановым? Он так с удивлением посмотрел на мою маму, что она настолько компетентный человек…Говорит - да…
Потом они вышли, пошли в машину, в тот самый проклятый «Москвич», они сели, а мы сели на асфальт напротив… Потом они поехали, удалялись, а мы в полном отчаянии от того, что мы только что его видели, и сейчас он пропал, потащились обратно…
Мне очень повезло. У меня был друг, с которым мы познакомились на концерте, известный фотограф - Анатолий Азанов. Царствие ему небесное, вы, наверное, его знали. Мы с ним все время разговаривали подолгу по телефону, он мне рассказал, что Марьяна очень сильно не любила Айзеншписа и называла его Айзеншнапс. В общем, мы дружили, он хотел меня фотографировать как модель, я тогда была не такая, я могу потом показать, какая я была и вы тогда поймете…А потом Толя пропал. Я думаю, куда же он пропал? Не звонит... Набрала в Интернете. А там памятник…Для меня это конечно очень большая потеря, потому что он друг был очень хороший, вместе нам было очень весело…
Следующий концерт был в Москве. В огромном спорткомплексе «Олимпийский». И вот мы пришли к «Олимпийскому», стоим у служебного входа, совершенно потерянные, и вдруг смотрим – идет Анатолий нам навстречу. Мы говорим: «Толя, ради всего святого, проведите нас туда». Он говорит - да нет проблем, девчонки, пошли… Говорит: «Девчонки со мной», раз - и провел… Там внутри был такой небольшой барчик, мы сидели, пили кофе, там такие решеточки были, кабинет, и там на диване сидела вся группа «КИНО», с ними Наташа Разлогова, и пили кофе. Потом они поднялись и ушли. Мы были настолько потрясены, что даже не попросили, чтобы Толя смог нас сфотографировать с ними. Вот осталась бы память…Но нам такое даже в голову не приходило. Потом был концерт, большой зал, много народу, и эти менты, как всегда, с дубинками. У меня был мощный бинокль, такой вот, большой. Не военный, любительский, но все равно очень мощный. Я все время смотрела в бинокль, поэтому у меня осталось в памяти то, что Цой был все время буквально передо мной. Потому что, смотря просто так - я бы ничего не увидела, лишь маленький силуэт…
Помню момент, когда Виктор сказал, что получил письмо от человека, который сказал, что дают очень дорогую нагрузку на билеты. Они и так по три рубля, еще дают по шесть рублей нагрузки. Цой говорит, вы приходите на утренние дополнительные концерты, и покупайте билеты только в кассах стадиона, здесь никакой нагрузки вам давать не будут. Мы играем эти концерты, чтобы все люди могли попасть, если кто-то не смог вечером. Ну, мы, конечно, и на утро купили билеты…Он мало говорил, в основном пел. Но что-то мог сказать, что-то прокомментировать. Например, вот пришел мальчик и принес нам банку пива или что-то в этом роде… Он всегда говорил – не надо говорить, что – Виктор Цой и группа «КИНО». Просто - группа «КИНО». Труд мы делаем вместе, и не надо нас разделять…
Потом мы узнали, что это большой тур, что следующий концерт будет в Питере, а 14 мая будет концерт в Одессе. Одессу мы хорошо знали, потому что папино судно приходило туда. Порт приписки… И мы решили с мамой ехать. Сначала мы поехали в Питер, потом в Одессу. В Питере у нас живут родственники, поэтому нам там было где остановиться. Мы приехали, там было ужас что. Когда посмотрели концерт, и после стояли у служебного входа, увидели, что Виктора ждет такой большой аэрофлотовский автобус. Виктор стоял у такого большого стекла, чтобы его было хорошо видно, в рост, с огромной охапкой цветов, которые ему подарили, и прощался с нами со всеми, махал нам рукой. Мы стояли, смотрели на Цоя, а менты дубасили нас дубинами. У меня, наверное, до сих пор остался жуткий синяк, меня по ноге со всей дури врезал дубинкой мент… Дети были, вот такие маленькие дети лет пяти, которые любили Цоя. Дети вообще очень как-то вот к нему проникались почему-то. Потом же были разные выставки рисунков, дети, которые его рисовали, слушали его песни…Простые доходчивые слова…
14 мая 1990 года был концерт в Одессе. Туда мы приехали с мамой, мама сняла комнату у одной женщины. Концерт был на стадионе. Я, помню, приехала рано, а там такой открытый стадион и там так все душевно, никакого мордобития, всем все можно. Помню травку стадиона, на ней была установлена сцена. На ней они сыграли концерт, я вышла, а там был один держиморда, и он хватал всех, кто бежал к Цою. Хватал за рукав, останавливал, смотрел что-то, досматривал. И он схватил меня, но когда он увидел меня, он испугался. Потому что он хватал меня и в Москве, и в Ленинграде… и вот теперь в Одессе. Он обалдел, и тут же меня отпустил. Мы тогда купили охапку роз, я пошла подарила. Уж в Одессе, в южном городе, цветы были доступны. И вот я вручила Цою эти цветы, показала автограф на руке и спросила: - «Виктор, вы меня помните?». А он такой: - «Да помню, помню!» Для меня было очень важно то, что он меня помнит!
Еще я была на последнем концерте. На большой спортивной арене, в Лужниках. Я была очень далеко, смотрела в бинокль. Говорят, что там была ужасная давка, но, наверное, она была в партере, а я была на трибуне, потому что я ходила с мамой. Мы почти весь день сидели на трибуне, со скукой слушали «Любэ» и прочих товарищей, которые там были, Джоанна Стингрей выступала еще… Ждали Цоя. Потом там горел Олимпийский огонь…
На трибуне мы были далеко, и в бинокль не было видно Виктора на сцене, поэтому я просто смотрела без бинокля на экран. Там было два таких черно-белых экрана, еще черно-белых тогда, да, на которые с камеры передавался концерт. После концерта мы вышли совершенно убитые, думаем – дааа, если такая будет аудитория, что же будет дальше? Как мы будем попадать, вообще не знаем…
В конце лета, приехав в Одессу к отцу, мы увидели знаменитый теплоход «Федор Шаляпин», на котором был кинофестиваль, где участвовал Виктор с фильмом «Игла». Мы все фотографировали этот теплоход…Потом он уходил и мама грустно так сказала: - «Счастливого пути тебе, Шаляпин!» а я думаю - почему она так грустно с ним прощается?
А она перед этим позвонила в Москву, дома была бабушка, и бабушка сказала, что в программе «Время» сказали такую ужасную новость, и мама вышла оттуда, у нее было такое лицо, как будто она похоронила сто человек. Я говорю: «Мама, что случилось, бабушка жива, все нормально? Что у тебя с лицом?» А она мне говорит: «Ничего. Не обращай внимания». Она решила от меня это скрыть пока, чтобы я… не знаю, чтобы со мной было. Мы были приглашены в гости к папиному другу-моряку и его семье, но мы не пошли, потому что мама боялась, что там заговорят о смерти Цоя, и я это услышу, и что со мной будет…
И мы в таком нормальном настроении вернулись в Москву, я привезла плакаты, которые мне подарил наш родственник, два плаката – один такой общий, все музыканты, и Курехин, и Мамонов, какой-то фестиваль рок-музыки был в Ялте, и все кто там участвовали были на плакате. И вот я приезжаю, бабушка открывает дверь, я говорю – бабушка, смотри, что у меня есть, она такая – да, да…Смотрю – какая-то стопища газет лежит, сверху балерина. Думаю, бабушка мне все время про балет рассказывает, она очень любила балет, вот думаю, насобирала для меня. Спрашиваю – а это что? А это ты не трогай, ты посмотришь это завтра. Ну, я прилепила плакаты на стены, спокойно легла себе спать, а завтра утром я проснулась, и мне сообщили новость. У меня, конечно, был шок, я стала смотреть все эти похоронные фотографии, потом поняла, что не могу их смотреть, что мне вообще... Я совершенно была в таком состоянии, что никому не пожелаю…
У меня были фотографии, в огромном количестве, но я не могла смотреть на них. Мне было так больно, что я ревела и не знала, куда мне деваться. Однажды в моем подъезде собрались ребята. Все в черном, с гитарами. Они сидели и пели Витины песни. И я вышла, говорю им – ребята, у меня есть фотографии, могу вам их подарить. Он говорят – а где вы их сделали? Я им сказала, что сделала не я, а мой друг, известный фотограф. Не могу на них больше смотреть, заберите. Собрала все в один мешок, вынесла, они взяли и исчезли из нашего подъезда навсегда. Наверное, боялись, что я у них приду просить обратно вернуть…
На кладбище я не была ни разу. Я думала, что такое могила? Место, где он никогда не был. Где-то там под землей находится тело, что я там увижу? Видела на фотографиях, памятник, который там…
Замуж я так и не вышла. Не за кого было. Достойного человека я не встретила. Недостойных была масса, но с ними не хотелось не то чтобы создавать семью, а вообще сидеть на одном диване. Потому что они все предали меня. Так что замуж я не вышла… Вот сынок у меня - Лаврик, которого я взяла вот таким крошечным котеночком, вырос…Сегодня я слушаю вообще весь русский рок. Сейчас у меня вообще такое состояние, что мне хочется слушать только «Гражданскую Оборону», и я ее слушаю. А так я вообще слушаю и «Агату Кристи», и других. Кинчева очень люблю…
На прощание Ольга с гордостью и нескрываемой теплотой показала нам бережно хранимый ею автограф Виктора Цоя, взятый когда–то в Шереметьево. На небольшом белоснежном листочке выведено краткое как лозунг: «Удачи! ВЦой». И, безусловно – пожелание удачи от лидера «КИНО» сегодня одна из самых дорогих и бесценных реликвий.
