На листке отрывного календаря – двадцатое февраля. 1909 год, Париж. Горожане постепенно пробуждаются ото сна, медленно завтракают, смакуя свежие новости за чашечкой ароматного кофе и ежедневной газетой «Фигаро». Казалось бы, в свои права вступает новое, но в то же время совершенно обычное утро. Однако, беглый взгляд на первую полосу газеты производит на её читателя эффект разорвавшейся бомбы. Заглянем ему через плечо: первая страница оформлена как плакатное объявление. Читаем: «Обоснование и манифест футуризма». Автор – Филиппо Томмазо Маринетти.
Внимание привлекает даже не неизвестное понятие (знатоки латыни сразу увидели в нем futurum — будущее), но само содержание манифеста. «Долой страхи и пассивность, мы за красоту скорости, за красоту в борьбе, мы за огромные толпы, возбужденные работой, удовольствием и бунтом!.. Мы против морализма, феминизма, всякой оппортунистической или утилитарной трусости!.. Мы восхваляем войну!.. Мы за будущее, долой всё былое и прошедшее!».
Так, на заре XX века в реальную жизнь ворвался футуризм: эпатажный, воспевающий технику и индустриальные города, бунтарский и анархичный, отрицающий культурные традиции прошлого. «Устремление в будущее» стало визитной карточкой направления. Оно охватило разные виды искусства, в том числе и литературу, и прошлось по нескольким странам, не обойдя и Россию.
Россия, 1910 год. Появляется «Гилея» — общество, тяготеющее к неопримитивизму. Первые пару лет оно действительно не изменяет своей идее, однако в декабре 1912-го оно выпускает свой сборник «Пощечина общественному вкусу», который полностью соответствует своему названию: по прочтении альманаха общество оказывается оглушенным. Авторов незамедлительно обвиняют в дурновкусии и безнравственности, что только распаляет бунтарей.
Члены группы тяготеют к социальной проблематике, претендуют на отражение современной им действительности. Называют себя кубофутуристами, преемниками французских кубистов и итальянских футуристов (привет Маринетти!). Среди российских кубофутуристов — Владимир Маяковский, Велимир Хлебников, Бенедикт Лившиц, братья Бурлюки, Василий Каменский, Алексей Кручёных.
Если для вечеров итальянских футуристов были характерны потасовки, пьяные дебоши и драки, то их последователи в России подходили к вопросу более вдумчиво и осторожно: их творческие встречи каждый раз представляли собой продуманное представление, способное шокировать стороннего зрителя, эпатировать публику.
Зрелищность и театральность были для кубофутуристов едва ли не самой важной составляющей их деятельности: они открыто заявляли о собственной бедности, использовали для печати книг оборотные стороны буклетов, они же придумали концепцию «прочитав — разорви!»
В противовес кубофутуристам выступает другая группа — «Ассоциация эгофутуристов», основанная в Санкт-Петербурге Игорем-Северяниным.
Её члены — К. К. Олимпов, И. В. Игнатьев, Г. В. Иванов, В. И. Гнедов и другие — проповедуют крайний индивидуализм и, в отличие от «Гилеи», концентрируются только на литературе. Интересно и то, что эгофутуризм был личным изобретением Северянина, в то время как кубофутуризм вырос из содружества авторов.
Северянину по-настоящему поклонялись: на поэтических вечерах всегда было не протолкнуться, а сборники стихов мгновенно разлетались вне зависимости от объема тиража. Многих пленили смелые, яркие и гармоничные рифмы поэта, а кто-то, напротив, чурался претенциозности и пошлости его лирики. Несмотря на полярность в оценках, он всегда оставался на слуху — единственный из эгофутуристов.
Тем не менее и огонь разгоревшейся «Гилеи», и мерное пламя эгофутуризма погасли в 1914-м: тогда эти группировки по разным причинам перестали официально существовать. А их бывшие участники вышли в свободное плавание. «Футуризм умер как особенная группа, но во всех вас он разлит наводнением», — писал Маяковский.