Вице-атаман Енин (последний вице-атаман станицы Грозного).
-
…Парни со слободки часто собирались на углу Муравьедовской и обменивались новостями. Потом изобретали себе направления дальнейшего досуга – с подвигами и приключениями. Они уже тайно покуривали, и в этой скрытности и тайне был еще притягательный привкус запретного плода, что добавлял к табачному дыму особый вкус. Такое баловство не одобрялось степенными верующими богопослушными казаками и мещанами, проживающими в этой слободе.
Они справедливо считали, что все должно быть в меру, все должно быть в свое время. Будет еще войсковая служба, зрелая жизнь, семейные хлопоты – вот тогда и закуришь – куда денешься!
Пойманные с поличным получали своё от души – впрок и для науки, а уж если кто из знакомых, соседей или родичей видел отпрыска чадящим зелье – тут будет еще и с добавкой – за отеческий позор.
Когда по воскресеньям или по большим и малым церковным праздникам главы православных семей собирались в церковь к службе, вырядившись во все новое, их жены тоже готовились. Это был их парадный выход – показать обновки товаркам, родне и… вообще. Опять же – как в женском клубе – обмен новостями, анализ новых сплетен. Живущие рядом мусульмане ходили в мечеть по пятницам, но никто не мешал им ходить туда и по воскресеньям. По дороге общались с соседями, было много общих дел.
К вечеру парни шли в парк, что над самой Сунжей раскинул свои тенистые ухоженные аллеи, дорожки, усыпанные красноватой гранитной крошкой. На их перекрестках – лотки со сладостями и тележки с мороженным. Говорят – не хуже, чем в Пятигорске, или даже – в самом Санкт-Петербурге! Торговый люд, зажиточные казаки бывали там, они знают!
Как всегда, на особой дощатой эстраде под полотняным навесом играл оркестр гарнизонного драгунского полка, разодетого в накрахмаленные до хруста снежно-белые «полотняники», управляемые виртуозным усатым капельмейстером.
Вокруг по аллеям гуляли разодетые горожане, офицеры в белых мундирах, чиновники государственных и казачьих администраций в сюртуках и фуражках, с петлицами и околышами с цветом по ведомству, служащие разных коммерческих компаний, расфуфыренные дамочки под пестрыми китайскими зонтиками, только что входившими в моду. Экономика укреплялась, общественная жизнь оживала. С 1896 года железная дорога приблизила Кавказ к центру империи, соединила города края и ускорила их рост социальный и экономический.
Ребята, как водилось из поколения в поколение, иногда и даже регулярно, мерялись силами и дрались то улица на улицу, то станичные со слободскими, то с городскими – с улиц, что раскинулись радиально вокруг базара.
Дрались по традиционным правилам, по-честному. До первой крови, лежачего не били, не пинали. Были случаи, когда кто-то, ослепленный злостью или поражением в силовой схватке, выхватывал из-за голенища нож, доставал свинчатку или гирьку на цепке. И рвался в бой, ослепленный бросившейся в голову кровью.
Вот таких «бешеных шакалов» не жаловали и, как правило, сообща били для острастки и науки. Надо сказать, помогало, был такой «социальный регулятор».
Переехав в Грозный и работая на кирпичном заводе среди разновозрастных мужиков разных национальностей, Кирилл добился уважения среди сверстников и ребят постарше – своей силой и боевыми ухватками, усвоенными и перехваченными от опытных бойцов еще в станице. В таком обществе прежде всего уважали силу.
Кроме того, он постепенно вышел на роль «третейского судьи» между сверстниками. Он был рассудителен, мыслил быстро, держал в памяти кучу жизненных примеров, на которых он мирил ребят и разрешал споры. Как правило – справедливо; обиженные ворчали, недовольные, но все-таки признавали его правоту.
В драках он не бегал, даже на нож ходил. Еще в станице ему говаривали: «Побежишь – не остановишься!» Кто хотел пойти на него с ножом – тоже знали – покалечит! Не сразу, так потом поймают. Предпочитали обходить Кирилла – дешевле обойдется. Тот «базарный» пацан, который попер на него с ножом – долго потом ходил, придерживая больную руку перед собой или на черной перевязи.
И вот как-то тем самым субботним днем два парня шли по Муравьедовской улице. Они бесцельно прогуливались – Кирилл Белохлебов-младший и его друг-приятель Пашка по прозвищу Фонарь – длинный и тощий, напоминающий фонарный чугунный столб, откуда и «погоняло», прилипшее к нему, как лента для ловли мух.
Они шли мимо беленых с синькой домов с распахнутыми ставнями и открытыми окнами в белых рамах, мимо крашенных в веселые яркие цвета ворот и парадных дверей. Они шли по чистым булыжным тротуарам, отполированным тысячами башмаков за несколько десятков лет. Над ними лениво шумели орешины и деревья айвы, пышные яблони, увешенные плодами каштаны.
Пахло спелой зеленью, нежным ароматом яблок, хмельной запах перестоявших персиков и абрикосов висел в перегретом июльском воздухе. Казаки сидели у ворот и предсказывали скорый дождь по боли застарелых своих ран. Где-то далеко в горах действительно громыхали отдаленные громы, над ними клубились иссиня-черные тучи. Дождь ждали, самое ему время!
Прокаленные булыжники мостовых, каменные стены домов источали сонный зной, и в эти дни спасенье от него было только на берегу бурлящей игривой Сунжи. Где-то в горах шли дожди, таяли ледники, вода стекала в своевольную реку.
На улице, за пару домов до перекрестка, у распахнутых настежь ворот, стояла побелевшая от времени чиненная-перечиненная чеченская арба. В ней, на тюках и ворохах, сидела маленькая, изящная девушка. Ее закрытое платком лицо не позволяло судить о ее красоте. Можно было разглядеть лишь большие, черные, смешливые глаза, смотревшие с любопытством на ладных парней.
Ее отец, горец в потрепанной дорожной чохе, возился с колесом. По его просьбе парни разгрузили арбу – обычное дело. Возчики охотно давали ребятам заработать копейку, облегчая свою работу. Так было заведено.
С арбы сняли двух живых связанных крупных баранов, несколько мешков с шерстью, корзины с коричневыми лесными грушами, сладко пахнущими на всю улицу – знатное детское лакомство, орехами, лещиной и еще всякими горными плодами.
Они споро снесли все это к крыльцу. На нем сидел известный перекупщик, который издавна вел дела с чеченцами из высокогорных аулов.
По твердому убеждению грозненцев – и русских, и татар, и многих других жителей многонационального города (тогда все народностей здесь было не счесть, торговый перекресток так и есть), мясо этих овец, набирающих свой вес на высокогорных лугах, покрытых особыми, целебными травами, способствовало излечению всяких мыслимых и немыслимых болезней. Приготовленное с целебными травами, способствовало заживлению ран – нередких в это время и в этой местности. А так же – поддержанию мужской силы у мужчин всех возрастов, национальности и социального сословия. А еще – детородности у женщин, которые по древним поверьям должны были рожать исключительно мальчиков.
Потом, в два счета приподняв арбу – не впервой! – вышибли чеку с неисправного покосившегося колеса, подправили втулку, смазали дегтем, водрузили все это обратно, подбили молотком, покатали туда-сюда. Удовлетворились результатом – дело привычное, парни были рукастые. Казак – он и есть казак.
Довольный сухой чеченец со впалыми щеками щедро рассчитался – каждому парню за всё-про-всё дал по серебряному рублю. Много по тем временам! А девушка еще добавила мешочек чищенных орехов.
Распрощались. Фонарь тут же предложил выпить по кружке холодного пива – жара и работа распалили.
А прямо за углом, в шагах пятидесяти, был трактир «Заходи!». Трактир – потому и трактир, стоявший аккурат на тракте, то есть – на главной дороге, ведущей в Горную Чечню, мимо новенького городского железнодорожного вокзала.
Его содержатель – обходительный и разговорчивый армянин Рубен, известная в Грозном личность. Его официанты и повара были вышколены, посуда и утварь – новая и соответствующая обычаям, на все пожелания. Он отчаянно боролся за честь марки заведения. Конкуренция! Кабаки, трактиры, корчмы, хашные – росли, как на дрожжах. Всё и всегда было свежее и вкусное, питье высшего сорта, закуска разнообразная. Заказавший фирменное горячее всегда мог рассчитывать на угощение «от заведения» – чтобы не скучать, пока блюда готовятся. Блюда кавказские, русские, армянские и даже персидские. Все было традиционно и продумано…
Запах разлетался по всей улице – надо полагать, не без умысла! Рот сам наполнялся слюной, и чтобы в ней не захлебнуться, надо было зайти в этот самый «Заходи!».
Цены были здесь, как и везде. А, вот, все остальное – лучше, во всяком случае, на обозримом пространстве (на всех не угодишь, но так думали многие).
Столики были всегда заполнены, сложился круг постоянных посетителей из зажиточных граждан, чиновников и купцов.
Столы всегда чистые; половые, то есть официанты, верткие и обходительные. Порядок, безопасность – за ним следили несколько плечистых ловких парней. Ни тебе – драк, ни пьяных скандалов, ни обидных шалостей – тихо, чинно, благородно!
Сейчас, по дневному неурочному времени, прохладный зал был пуст. Ребята вошли, осмотрелись, выбрали столик. Заказали пива с вяленой кизлярской рыбой, знаменитым терским кутумом – янтарным, истекающем пахучим жирком, прозрачным на свету, словно китайская бумага.
Кирилл и Пашка обратили внимание, что «вышибала», здоровенный малый, Авдей – спорит с каким-то пьяненьким казаком. Такой он был тщедушный, такой жалкий, в вылинявшей косоворотке, в мятой фуражке с синим околышем Терского войска.
Да и мелкий он был какой-то, два пуда в мокрых валенках – так говорили. А здоровенного губастого парня Авдея знали, как постоянного участника состязаний по борьбе в местном цирке шапито, когда приезжала очередная труппа гастролеров. За него ходили болеть всей гурьбой. Он оправдывал любовь своих почитателей – часто, даже – почти всегда.
Парень он был степенный, рассудительный, набожный и в целом положительный. Да и дело-то доброго слова не стоило – так, ерунда, на рупь с полтиной. Так, зашел пьяненький казак, возвращаясь от кума. Добавить, видимо, хотел. Добавить-то добавил, а расплачиваться – бац, а карман пуст! Не то – выпал где кошель, или вытянул кто – не ведал! И ничего спьяну лучше не придумал, как попробовать проскользнуть мимо Авдея. Да куда там? Что он, первый? У парня опыт был всякий!
Он там не шлагбаумом стоял, а зорко из-под мохнатых бровей как бы невзначай наблюдал за гостями. То в зеркало глянет, то к самовару пройдет чайку хлебнуть с колотым сахаром. Все видит, всё слышит!
Вот и схватил он казачка, словно кот – зазевавшуюся мышь, цап-царап. За рукав рубашки. Плати, мол, любезный, да и иди - никто не держит! Тот – вырываться, да куда уж там! Только хуже стало…
Дело-то пустяшное, записали бы долг в особую книгу – ох, не первый, да не один он там бы был! Дело обычное, там еще та компания подбиралась, не ему чета, всякое с людьми приключается! Да вот беда, ни часов у казака для залога не нашлось, не кинжала, ни бумаги ценной какой. Да и поручиться никто не смог за станишника – впервые он тут! Что делать? И в этот самый момент входят два городовых, тоже под изрядным хмельком, базар обходили, где им и поднесли – так принято, традиция, однако! Лето, жара, воскресный день, начальства не видать и не предвидится, и – расслабились…
-------------
Продолжение следует
-
Виктор Белько
-
Дорогие читатели! Ваши лайки и комментарии помогают развитию нашего канала! Благодарим вас за то, что вы с нами!