Владимиру едва исполнилось четырнадцать лет, когда его отец, великий князь киевский Ярослав, доверил ему управление не самыми простыми и очень важными землями — новгородскими. Старший сын мудрого князя был молод, неудержим, не по годам рассудителен и упрям. Поэтому на подъезде к городу он не стал дожидаться торжественной встречи у центральных ворот. В сопровождении воеводы Вышаты он поскакал вперёд обозов с княжеским добром. Ему не терпелось изучить свой новый дом без шума.
Въехали они в город никем не узнанные, ведь одет Владимир был просто, в домотканую серую рубаху-косоворотку, подпоясанную обычным шнурком, и коричневые штаны. Правда, сапоги князь обул добротные, ведь ему предстояло обойти город пешком. Он отправил Вышату с лошадьми на княжий двор и, не слушая возражений воеводы, затерялся среди горожан.
В одиночестве дошёл Владимир до берега Волхова, перед ним раскинулся деревянный кремль, внутри которого виднелись тринадцать деревянных куполов, увенчанных крестами, рядом крыша грановитой палаты — место обитания его духовного наставника епископа Луки, покатая крыша какого-то барака и ещё несколько построек. «Не богато», — решил князь, вспомнив Золотые ворота Киева да белокаменные стены недавно отстроенного собора святой Софии. Зато, оглядевшись по сторонам, князь не мог не заметить, что люд новгородский одет хорошо. Мужчины все щеголяли в сапогах, рубахи подпоясаны кожаными ремнями. Девушки рядились в сарафаны, да не из простой холстины, а из сатина, некоторые даже в шелках ходили. Украшения на женщинах были разные: бусы из янтаря, яшмы и бирюзы, перстни, как и налобные венчики, сплошь серебряные да золотые. Понял князь, что не бедствует Новгород. Да и с чего бы: с десяток купеческих кораблей теснились у пристани Ярославова дворища. Торговля шла бойко, шумел народ, кипела городская жизнь.
Туда, к Торговому двору, князь и направился. Ему не терпелось посмотреть на вечевую площадь, где свободные новгородцы самостоятельно решали, как им жить, а он, князь, должен был только защищать их интересы.
Площадь, раскинувшаяся недалеко от княжеских палат, была выложена деревянной брусчаткой, а чуть левее центра на простом столбе висел вечевой колокол, вылитый искусным мастером, который не просто подарил своему детищу звонкий и торжественный голос, но и украсил его вензелями да узорами, тем самым подчеркнув его важность.
Рядом с колоколом стояла какая-то крестьянская босоногая девчонка. Её длинные тёмно-каштановые волосы были собраны в толстую косу, но сама она была ужасно худой, её высокие лоб и скулы обтягивала загорелая кожа, но девчушка всё равно могла бы слыть хорошенькой, если бы не её прямой острый нос, из-за него она была похожа на ворону.
Одета босячка была в серую рубаху до пят из какой-то грубой ткани. Рубаха была ничем не украшена: ни вышивки, ни ленты. Единственное, что вносило оживление в скучный наряд, это железный налобный венчик с шариками на висках. Когда девчонка крутила головой, они весело позвякивали. Но босячка головой почти не вертела, она как зачарованная смотрела на колокол.
Князь подошёл ближе. Рассмотрев девочку, Владимир заметил, что она уже вовсе и не девочка, а скорее девушка, его ровесница, просто ростом не вышла да худая слишком.
— Ты чего тут делаешь? — полюбопытствовал Владимир.
Босячка даже вздрогнула от неожиданности...