– В чем дело, Рубен? – спросил толстомордый урядник. Ему было жарко и душно в зеленом суконном мундире, даже расстегнуть высокий твердый ворот нельзя старому служаке. Лицо было покрыто крупными каплями едкого, противного пота. Его рука грозно лежала на эфесе полицейской сабли, которую звали в просторечье «селедкой». Второй полицейский явно скучал – мелко все и как-то скучно, обыденно. Это случайный инцидент вовсе не вписывался в его планы.
Казак забился в самый угол между стеной и стойкой и не хотел покидать укрытия, узрев полицейских держиморд.
- А ну, рвань беспортошная, вылазь! – выкатив из глазниц свои рачьи глаза, все в кровавых прожилках, прорычал городовой – Али до ночи тута под столом сидеть будешь?
Второй, видно со скуки, пнул казака сапогом. Попало по скамье. Казачок с нее тут же брыкнулся. Замухрышку тут же подхватил за шиворот краснорожий унтер. Лапа его с пальцами-сардельками вся была в рыжих волосках… От боевого возбуждения даже возмущенные волосы встали дыбом.
Сейчас он ударил казака совсем ни за что – просто упиваясь своей властью. Казак не сдавался и пробовал защищать свою честь – да куда там! Только из одного городового унтера можно было безо всякого труда запросто выкроить сразу двух таких «гигантов».
Унтер победно оглядел хозяина трактира и его гостей-посетителей. Мол, что хочу, то я с вами прямо сейчас и сделаю! Верно говорили мудрые – безнаказанность опьяняет и отупляет!
Вроде бы и не был этот унтер особо злым – так, как и все, ежели его не трогать, а поди ж ты, раздухарился! Крепкое вино упало на старые дрожжи и что-то там произошло в голове. Однако вожжа ему сейчас попала удачно, прямо под хвост, спрятанный под шароварами. Но очень не вовремя.
- Вылазь, кому говорю, сопля зеленая, так твою и разтак! Чего упираешься, как нос в окно женской бани?!
На улице раздался встревоженный, призывный крик: ломающийся юношеский голос звал: – Господин атаман! Там казака в трактире бьют! Кто бьет? Городовые и бьют!
По скрипучим, слегка уже стоптанным ступеням парадной лестницы раздались быстрые, твердые шаги. Вошли трое казаков в аккуратной летней повседневной форме Терского казачьего войска.
Впереди выступал старший урядник Егор Енин с крестом, медалью за храбрость, при шашке, на наборном поясе с серебряными пряжками добротной кубачинской работы на кавказский манер. По уставу в такую жару у него было расстегнуто всего две пуговицы на воротнике. Положение обязывало!
За ним ступали еще два широкоплечих казака, с кинжалами на поясе. У всех троих чубы торчали из-под козырька фуражки. Старая мода!
- Господа полицейские! А что тут происходит? Почто и по какому такому праву казака бьете – спросил он городовых металлическим тоном. Егор распрямил плечи, засунул большие пальцы рук за пояс. Стал перед полицейскими, насмешливо прищурил глаза и раскачивался, перекатываясь с пятки на носок блестящих сапог, оглядывая трактир. Голенища – в гармошку, знать – авторитетный казак, по моде.
Казаки молчали, ожидая команд атамана. Авдей, опасливо оглядываясь на полицейских, в нескольких фразах описал события.
– И вся недолга? – презрительно потянул один из казаков, вытаскивая из кармана увесистый кожаный кошель с золотым теснением.
– Эй, человек! – подозвал он полового, терпеливо стоявшего у стола с подносом и полотенцем в руке.
– Получи-ка должок, малый! – бросил ему рубль с полтиной, а затем, чуть подумав, добавил еще и пятиалтынный – Вон за того орла!
Все-таки – на чай, за переживания. Меньше дать – вроде, как и неудобно, больше – глупо – рассудил он. Енин уверенно сказал: – Этого я знаю, с нашей станицы, Матвей Кукаречин его зовут! В понедельник мы с него на малом круге спросим! Вишь, как оно бывает, может и не виноват, а так бес попутал? А?
Унтер перевел дух и призадумался.
– А вы – сразу в рожу! А еще – власть! – укорил полицейских атаман.
Казаки и полицейские не любили друг друга с самых незапамятных времен, на генном уровне... Их отношения можно было назвать: «С трудом терпели».
– А ты молчи! Подумаешь, ватаман! – разорался унтер – Подумаешь, герой! – презрительно сплюнул прямо под ноги уряднику и махнул рукой, невзначай коснувшись креста.
Енин потемнел лицом, щека со шрамом нервно дернулась, и, не помня себя, быстро заломил унтеру руку. Тот рухнул на колени и обронил слезу.
Второй полицейский неуверенно пару раз лапнул кобуру, неловко съехавшую прямо на ягодицу.
– Лучше и не пробуй! Без руки оставлю! – процедил сквозь зубы казачий голова, и кончиками пальцев коснулся темляка шашки.
Он даже не думал пускать в ход это оружие. Еще чего! Каждый казак с детства помнит надпись, вытравленную на клинке: – «Без нужды не вынимай, без славы – не вкладывай!». Во многих казачьих родах такие надписи были на родовых кинжалах и шашках, передававшихся от отца к сыну. Да и какую такую славу в трактире добудешь? Вот то-то!
...Атаман поглядел на виновника своих неприятностей, разбивших блеск воскресного дня...
– Эй, ты, тридцать три несчастья! Пошли с нами! Завтра разбираться будем!
Атаман небрежно козырнул городовым и направился к выходу. За ним пошел Кукарешкин, и потом его спутники, прикрывая спину атаману.
Атаман снова поглядел на виновника неприятностей.
Тут очнулся краснорожий унтер, выйдя из ступора. Догоняя атамана, он разметал на ходу казаков, ударив их с разгона в спину и, схватив атамана за плечо, вырвал ему погон.
– Гад, сволочь! Власть бить! Да мы тебя в Сибирь загоним! Соболей ловить пойдешь! Весь лес рубить будешь! – орал городовой, срываясь на противный визг.
– Вот, тварь! – сказал один из друзей Енина. – Это ты кого Сибирью и каторгой пугаешь?! Георгиевского кавалера? Ветерана? Ах, ты…
И вот тут второй полицейский ударил казака кулаком. Казак даже задохнулся, потеряв дыхание. И началась потасовка!
Краснорожий все-таки достал револьвер. Но у него тут же отобрали оружие и забросили куда-то под стол, к печи, оборвав шлейку. Полетели в стороны столы и табуретки.
Егора окончательно вывели из себя, схватив сразу за руки и пытаясь заломать. Потеряв всяческую сознательность, как написал урядник в своем рапорте, кавалер Енин схватил городового одной рукой за плечо, второй –между ног, приподнял его на весь свой немалый рост и… метнул через стол. Тот перелетел через два. Обиделся урядник терский!..
А тут еще Рубен стал подстрекать городовых: мол, казаки погром учинили. Атаман цыкнул на него, а тот прыснул в сторону, упал и на четвереньках вполз в винную кладовую и закрылся изнутри. Егор стал ломиться туда и высадил не то чтобы защелку, как хотел, а и саму дверь…
– Шалишь!!! – зарычал атаман страшно, прямо по-медвежьи. И вырвался он тогда из лап полицейских, да так, что старший унтер-офицер полетел к двери, теряя равновесие. Он попал в приоткрытую дверь, вышиб стойки и скатился по ступеням, въехав в решетку для чистки сапог и надолго успокоился, плюясь кровью и пытаясь выбраться из перевязи собственной сабли – полицейской «селедки». Попал, значит, куда хотел! А вот второму городовому повезло меньше – в дверь им не попали. Он врезался в дубовую опорную колонну... На голову ему рухнули настенные часы, а удар пришелся на ребра. Голова – в кровь, ребра – в хруст. И он чего-то там себе переломал. Городовой испугался своей собственной густой крови, обильно стекающей из-под содранной кожи, вскрикнул и потерял сознание.
Тем временем к трактиру подъехали две брички, из которых высыпало пятеро полицейских и азартно рванули к входу в трактир. Народ – горячий, сами не свои подраться, хоть – те, хоть эти…
В это самое время из трактира вышли два приятеля – Кирилл и Пашка-Фонарь. Они боялись непрошено влипнуть в какое-либо дело на почве потасовки. Но всем сегодня было не до них!
А тут еще и подкрепление прибыло к городовым… Выбирать, на чью сторону встать, когда баланс сил стал самым бесчестным образом не в пользу казаков, было нельзя. Симпатии и чувство солидарности у казачат явно были на стороне грозненского атамана. Да и кто в казачьих кварталах заступится за полицейских? К трактиру бежали еще казаки, пропитавшиеся молитвенным благочестием, тоже сразу после храма. А, ладно, Бог простит!
Белохлебов моментально сообразил, как помочь. Подбежав к высокому крыльцу, Кирилл просунул метлу на длинном помеле в чугунную решетку перилл на добрую пядь выше ступени.
Первый городовой споткнулся и рухнул прямо на ступени, а следующий полицейский споткнулся об упавшего и плотно врезался в ступень, по всему контуру окованную доброй полосой каленного железа.
Разбитые носы, выбитые зубы, вывихнутые руки. Это только на поверхности, синяки и ссадины под мундирами – не в счет.
Кирилла кто-то все-таки заметил. Стали искать. Но хитрый Пашка-Фонарь все это учел, и они тихо смылись. Кирилл успел забежать к дядьке в дом, схватить свои бумаги, немного денег и кое-какие вещи. Через десять минут он уже бодро бежал к Эльдару рассказать, что произошло.
Борец-азербайджанец долго сокрушался и ругался, сначала – на городовых, потом на атамана, потом – на всех Вместе. Эта стычка Кирилла с полицейскими расстроила все честолюбивые планы Эльдара.
Плюнув, он приказал Кириллу лежать и отдыхать в его каморке, а сам, натянув бешмет, куда-то исчез. Парень погрыз вареные ножки козленка, закусывая их свежим, еще теплым лавашом. Потом расстроился окончательно и… заснул. Его мучили дурные предчувствия, и сны снились совершенно дурацкие.
Вернулся Эльдар. Он рассказал, что атамана и казаков арестовали и посадили в холодную. Казаков-то выпустят. А Енину придется идти под суд – уж больно злы были побитые и искалеченные полицейские на атамана и требовали кары и даже крови казака-кавалера. И еще плохая новость – Кирилла узнали, и теперь его повсюду ищут полицейские, и, может быть – даже жандармы.
– Нападение на представителей власти – авторитетно заявил азербайджанец, беда будет!
Но у него уже было решение – надо выйти за город. Он пошел к знакомым купцам-азербайджанцам, и еще через несколько минут он уже устроился на арбе, и его закидали всякой одеждой, чистой ветошью устроив ему убежище. Еще через час-полтора быки вывезли арбу за пределы Грозного.
-------------
Продолжение следует
-
Виктор Белько
-
Дорогие читатели! Ваши лайки и комментарии помогают развитию нашего канала! Благодарим вас за то, что вы с нами!