С утром (утро добрым не бывает:)!
Подготовил сборник цитат Улукиткана из произведений Гр.Федосеева Тропою испытаний и Смерть меня подождем.
Весьма объемный получился. Здесь - малая часть. Полностью сейчас размещу
Здесь - текст. В файле - электронная книга цитат в формате fb2 Качайте на здоровье! vk.com/...209 Книга в формате fb2 (электронная книга)
Григорий Анисимович Федосеев. Смерть меня подождет, Тропою испытаний
Цитаты проводника Гр.Федосеева, эвенка Улукиткана.
Человек мало живет, но постоянно меняется: то маленький, то большой,
то молодой, то старый, а скалы и горы долго живут и всегда одинаковые.
Лучше в пургу ехать, чем по
наледи.
От крепкого чая,
что от доброго слова, сердце мякнет.
Я расскажу вам, где
родился, какой тропою шел, что видел в жизни, и вы догадаетесь, почему у
Улукиткана стали кривые пальцы, плохо разгибается спина, много меток на
голове...
Ворон где труп найдет, там и живет.
Если кремня нет, сколько ни бей
кресалом по языку, огня не добудешь.
Бедняку и хорошая тропа -- хуже
болота.
Олень быстрый, далеко
уйдет, но след от него не отстанет.
Сколько ни стой, наледь назад не пойдет
Надо скоро ходи, сколько сила олень хватит
Ленивому человеку -- сон, оленю -- ягель, нам бы -- сухую тропу
Глаза есть, а слепой!
Бросать товарища в беде -- все равно
что убить его, даже хуже!
Как так -- и шкура и печенка совсем ушли?!
Человеку даны глаза, но они не видят, что делается за горой.
Птица затишья ищет -- непогоду чует. Однако, буран будет,
Языку горько, сердцу худо, брюху тяжело, а пьют. Эко дурнину человек
сделал себе!
Больная
птица от стаи не хочет отстать.
Гнилое дерево корни держат, а старика -- думы.
Пуля слепая -- далеко хватает, люди зрячи -- за
полдня не видят.
Ворон мимо трупа не
пролетит, собака мимо табора не пробежит
Эко добро -- медвежье сало! Сколько ни ешь -- брюху не лихо
Ленивому -- сон, быстроногому -- охота, а усталому оленю -- свежая
копанина
В пустой тайге и втроем веселья не жди, а на свежем следу зверя и
одному хорошо.
Зачем мозолить
пятки, если можно перемотать портянки, ноге будет хорошо.
Будешь на высокой горе -- переверни за меня один большой камень
Не ленитесь таскать с собой
котомки: в нашем деле их тяжесть -- помога
Человеку даны ноги, чтобы он долго не сидел на одном месте
Мой нос, правильно, кругом слышит, а твой только насморк знает
Старому оленю хоть три раза в год шерсть меняй, все одно не помолодеет!
Когда ухо слышит шаги зверя, по ним можно догадаться, кто идет:
сохатый или медведь. Если глаза смотрят на тучу, они должны знать, что не из
каждой падает дождь. Вот послушай, как шумит тайга. Только хорошо слушай,
она не обманет.
Однако, медведь быстро идет, догоним ли?
Когда мяса нет, и
обглоданная кость -- находка.
Надо знать: передний никогда не
наступит на след заднего.
Старики раньше говорили: когда
удача -- и без ружья зверя добудешь; когда ее нет -- огнем порох не
запалишь.
Только пуганый волк уходит от жирного мяса!
Вода не любит мягкое дно, желудок -- пустоты,
"Что больше всего ты любишь в тайге?" Он
подумал и, улыбнувшись, ответил: "Все, что видит глаз, что слышит ухо".
Ум человека должен понимать, что видят глаза. Незрячему в тайге
худо.
Глухого оленя пока не толкнешь, он не услышит.
Плохо долго
задерживаться у одного костра: глаза устают смотреть на одно и то же, уши
глохнут. Олень и тот не хочет оставаться на старой копанине. Уходить надо. В
быстрой воде муть не держится.
Птица тоже далеко
летает, да старое гнездо не забывает.
Зачем стрелять по убитому зверю?! Раз обманешь, а другой раз и
правду скажешь, да никто не поверит.
Эко беда, годы съедают память, как огонь сухую траву,
Человеку дано две руки, чтобы они
помогали друг другу.
Тайга, друг, большая, однако
от зрячего в ней не спрячешься.
Лучше скажи, что налим на тебя лаял, скорее поверю
Не
пристала старикам сидячая жизнь, лучше тяжелая котомка и длинная дорога.
Собака всегда добро помнит, добром платит
Жизнь не годами меряют, а делами
Под старость сон отлетает, а забота живет
Мала-мала ничего, идти можно
Пойдем по следу, да только перевал не тут
Только дурной люди да медведи тут ходи
Два человека, даже если живут в одном чуме, едят из одного котла,
ходят по одной тропе, думают все равно разно
Пока под кресало не
подбросишь камень -- огня не будет.
Старый люди все равно что
маленький, помогать надо, а то упадет.
Человек, как бы далеко ни ходил, а след от него не отступает.
Если глаза твои не знают, что видят, пусть уши помогут им.
Сколько латок ни клади на старые штаны, они новыми не
будут.
Ты напрасно думаешь, если дятел не стукнет, то день не начнется
если на твоем пути
будут удачи, даже много -- не гордись. Но если постигнет горе, не теряй
головы, без него счастья не бывает.
Только жить -- это шибко мало, надо уметь работать, чтобы жить
хорошо было.
Слепой, пока не пощупает рукой и не попробует языком,
не скажет, что кушает, так и ты!
Ворон далеко летает, однако селится там, где корм есть.
Упавшей скале не
подняться.
Помни: нужно за сильным привязывать слабого, за слабым -- опять
сильного, и так всех, тогда хорошо ходи
Держи солнце в правом глазу!
Волку голод, а человеку сон дает
силу.
Дятел долбит, скоро утро,
без времени и лист не упадет, а придет оно -- и скала разрушится.
Обезноженный олень все равно корм ищет.
чужой табор долго не греет.
Без веры и орлану не
поймать зайца.
Чужая тайга для сильного не радость, а слабому лучше не связываться с ней. Запутает
след, заведет в чащу, разденет, разует, лишит огня, пищи, потом начнет
мучить, посылать то туда, то сюда... силы отнимет -- и конец
Новорожденный всегда приносит счастье
Старики раньше так говорили: когда ты захочешь испытать друга --
бери с ним котомки, посохи и отправляйся в далекую дорогу по самой трудной
тропе. Если по пути встретятся голод, болезни, разные неудачи и вы оба
вместе дойдете до конца -- верь ему, он твой друг... Хорошо говорили
старики. В своей котомке ты нес мое горе, мы голодали, смерть близко жила,
но мы шли одной тропой, значит, ты мой брат!
На хорошего гостя, говорят, даже собаки не лают
Один голова -- голова, два голова -- еще лучше.
Человеку дана голова, думай надо, что, почему.
если голова худой -- сила не помогает
И у худого человека бывает счастье
Зачем пришел к нам в тайгу? Если твои руки от работы бегут шибче ног и друг тебе не надо -- пропадешь тут, как коршун без крыльев.
И во рту у тебя не язык, а бешеная собака, я думаю. Научись молчать.
Ты начальник, я должен подчиняться, но скоро узнаешь, как ты ошибся
Когда голова не знает, что делают ноги, так бывает
Если злой дух запутает твой след, ты не теряйся, посиди, отдохни, хорошо подумай, потом догадаешься, куда идти
Сколько ни бей оленя, он сохатый не станет.
Вот теперь я знаю, мать не зря дала мне жизнь, кормила грудью, приучала к терпению, да и отцовский труд не пропал даром
У жирного зверя разве умаешься?
Разве можно задержать выстрел, если боек ударил по капсюлю?
Жизнь старого Улукиткана -- все равно что гнилой валежник на большой тропе, все, кто идет -- топчет ее.
Иди, только помни, раненый медведь не тугутка, может подкараулить.
Духи дарили нам хороший день!
Если дождь придет в ночь, то выпадет снег.
Однако, мороз будет: много звезд на небе, все играют
Отдыхай не могу, сегодня тут ходи худо, а завтра совсем не пройдем
Пусть смерть неподумает, что тут ей пожива есть
У, проклятый, уходи, а то встану -- шкуру выверну!
Птица затишья ищет -- непогоду чует. Однако, буран будет
Смерть жадная, все бы забрала, да жизнь сильнее ее. Больная птица от стаи не хочет отстать. Так и я.
Человеку не напрасно дан ум Если нашел на снегу
кучу перьев -- не ходи дальше, непременно узнай, чьи они и почему лежат тут;
если заметишь сломанную веточку -- тоже узнай, кто и зачем ее сломал;
увидишь след бежавшего сокжоя -- разберись, от кого он удирал. Глаз все
должен видеть. Но только видеть -- это мало, нужно и понимать, что видишь.
Все тут на веточке написано. Как не видишь? Смотри, тут ножом вырезано четыре острых зубца подряд и один тупой. Острый зубец -- это по-нашему солнечный день, тупой -- непогода. Значит, Лебедев кочевал отсюда после четырех подряд хороших дней на пятый, в непогоду. Теперь хорошо считай сам и скажи, когда он ушел. -- Верно, уехали сегодня, -- вмешался в разговор Василий Николаевич. -- Вспомните, ведь солнечные дни начались с четвертого числа, мы еще за перевалом были, и продолжались они четыре дня, а сегодня по счету пятый день -- и первый день непогоды. Ты смотри, как просто и ясно! Грамотному человеку, пожалуй, и лиственницы не хватило бы все расписать, а у эвенка столько вместилось на веточке... Скажи пожалуйста! И как ты, Улукиткан, все это видишь?
Из его рассказов я узнаю, что в старину эвенки не делили год на двенадцать месяцев, как это принято всюду. Они его разбивали на множество периодов, в соответствии с различными явлениями в природе, имеющими какую-то закономерность. Даже Улукиткан, доживший до пятидесятых годов нашего столетия, все еще пользуется в личной жизни таким календарем. Если он говорит: "это было, когда крепкий мороз", то надо понимать -- это случилось в январе; "много снега на ветках" -- февраль; "когда медведица щенится" -- март; "время наледей" -- апрель; "прилетают птицы" -- май; "одеваются в зелень лиственницы" -- июнь; "жаркие дни" -- июль; "когда олень сбрасывает кожу с рогов" -- август; "когда в тайге трудно собирать оленей" -- сентябрь; "белка становится выходной" -- октябрь; "самое добычливое время" -- ноябрь; "сохатый теряет рога" -- декабрь. Эти большие периоды, в свою очередь, делились на мелкие, приуроченные к явлениям в природе, имеющим более точное время. Если Улукиткан говорит: "это было время начала паута", то он имеет в виду примерно 10 июня; "когда кукушка начала кричать" -- 20 мая; "когда лебедь на север летит" -- конец мая; "начало гона у сохатых" -- 17 сентября...
Моя свой баня делать буду, а тутне могу, сразу пропаду.
Обеднел наш табор, костей не осталось, ножу делать нечего, да и брюху скучно!
Слабому оленю и добрая тропа хуже каменного брода.
По туману, оборони Бог, не ходите -- обманет. Заблудитесь -- не делайте нового следа, своим возвращайтесь. Не ленитесь котомку с собой таскать: в таком деле ее тяжесть -- помога; хлеб, спички, топор должны быть у каждого. С пургой без дела не связывайтесь, ее не переспоришь. Вот и все...
Лишний раз груз на нартепереложишь -- дальше ночевать будешь
Часто ворон кричит, еще не видя добычи, а кукша верит ему и летит за ним понапрасну.
Будешь на высокой горе -- переверни за меня один большой камень, -- просит он, улыбаясь. -- Хорошо. А для чего это? -- Пусть смерть думает: какой Улукиткан еще сильный, даже гору ломает! Бояться меня будет...
У сокжоя сладкий язык, что свежее масло, да его всего на один раз, а у медведя много пахучего сала. Что лучше?
Когда мяса нет, иобглоданная кость -- находка.
Надо знать: передний никогда ненаступит на след заднего.
Зачем сон, если есть жирное мясо?
Ты, кажется, на ложе кружочками обозначаешь убитых сокжоев? -- спросил я, показывая на свежую метку. -- Эге. А крестиком -- медведя, точками -- кабаргу, трилистом -- сохатого, восьмеркой -- барана. Каждому своя метка есть, смотря какой зверь. Этот сокжой жирный, его метка глубокий. Прошлый раз убил худой, старый матка, -- смотри, его метка мелкий. Тут все хорошо написано, читай
Однажды я спросил Улукиткана: "Что больше всего ты любишь в тайге?" Он подумал и, улыбнувшись, ответил: "Все, что видит глаз, что слышит ухо".
Когда-нибудь люди придут сюда, увидят затес, гильзу, кости, догадаются, что тут была у охотника удача
Ум человека должен понимать, что видят глаза. Незрячему в тайге худо.
Мы тут много наследили, пора погасить очаг и кочевать на новое место, -- сказал Улукиткан, грустным взглядом окинув стоянку. -- Плохо долго задерживаться у одного костра: глаза устают смотреть на одно и то же, уши глохнут. Олень и тот не хочет оставаться на старой копанине. Уходить надо. В быстрой воде муть не держится.
Зачем стрелять по убитому зверю?!
Бери, сколько тебе нужно, но хозяину хотя бы маленько оставь, иначе вором посчитают.
Никто из стариков не помнит, когда это было, но все знают, как случилось. Богата была раньше тайга разным зверем, птицей, рыбой, совсем не то, что теперь. Люди не кочевали, не делали ловушек, им не надо было пасти оленей. Только подумают о мясе, как у чума появляются жирные сохатые сокжои; глазами поведут -- кругом в лесу глухари, рябчики -- бери, что угодно, ешь, сколько живот просит. Все давала тайга и не беднела: человек одного зверя съест, а на его место из каждой косточки новые родятся. Улукиткан хлебнул горячего чая, отодвинулся от накалившейся печки и, усевшись поудобнее, продолжал: -- Жил тогда богатырь Сакал, шибко сильный. Там, где ступит его нога, -- озеро разольется, если вздохнет полной грудью -- как от ветра, лес валится, бросит куда взгляд -- будто молния сверкнет. Это он и устроил так жизнь, что эвенки горя и нужды не знали, враги в тайге появляться не смели. Но вот Сакал стариться начал, а жена никак не могла родить ему сына. В его чуме много лет шаманы били в бубны, призывали на помощь тени предков, молили духов. В жертвенниках не остывало сало, не высыхала оленья кровь. Ничто не могло умилостивить богов. И люди с горечью думали о том, что с ними будет, если Сакал умрет, не передав своей силы сыну. Звери выйдут из повиновения, разбредутся по тайге, оставив человеку лишь путаные следы; птицы разлетятся, где искать их будешь в чаще? Рыбы уйдут в глубину больших рек. Решил богатырь Сакал подняться на самую высокую гору и еще раз просить милости у доброго духа гор. -- Ладно, -- ответил ему хозяин гор. -- Я пошлю тебе сына, но помни, Сакал-богатырь, он не должен знать женщин из чужого племени. Как только сын нарушит этот обет, великое бедствие постигнет твой народ. Согласился богатырь Сакал, клятву дал за сына. С горы спустился, шкуры расстелил и крепко заснул. Во сне видит жену молодой, нарядной, красивой. Чум родильный себе ладит, а сама песни поет. Давно он не видел ее такой веселой. Не день, не два, не месяц спал он, а когда проснулся, видит -- мальчик рядом стоит. Хотел взять его на руки, попробовал поднять -- силы не хватило, тяжелым показался. Потянул к себе, а тот ни с места. Понял старый Сакал, что это и есть сын его, к нему его сила перекочевала. Вывел Сакал сына из чума, посмотрел в лицо и удивился: такого красавца ему еще видеть не доводилось. -- Имя твое будет Гудей-Богачан, -- сказал Сакал. -- Ты родился, чтобы уберечь счастье своего народа, как это делали твои предки, твой отец. На праздник собрались люди со всей тайги. Много мяса было и оленьего, и сохатиного, и кабарожьего, никто не помнил такого веселья, какое было тогда. Девушки пели песни, парни мерялись силой в борьбе, состязались в беге и меткости. Сын Сакала Гудей-Богачан во всем был первым. А старый богатырь головы не поднимал, брови нахмурив, молча сидел. Вспомнил он про клятву, что горному духу дал, и тяжело стало у него на сердце. Сможет ли сын сдержать эту клятву до конца своей жизни? Словно тополь, быстро рос Гудей-Богачан, силой наливался. Настоящим богатырем стал, по тайге бродить начал. Где горы по-своему переставит, реку, куда ему нужно, направит, море берегами обложил. Все это для удобства людей делал Гудей-Богачан. Далеко за тайгу разлеталась слава про него, про то, как хорошо живут эвенки. Враги завидовать стали, думать начали, как отнять счастье у народа. Однажды птицы перелетные весть недобрую принесли: идет на тайгу войско большое, злые пришельцы хотят убить Гудей-Богачана. Собрал молодой богатырь своих сверстников и с ними пошел навстречу врагу. Год бились, второй, третий... Все погибли, остались только Гудей-Богачан да Кара-Иргичи -- черный волк из чужого войска. Схватились богатыри последний раз -- пошатнулась земля, полетели скалы. Свалил врага Гудей-Богачан, придавил коленкой и думать стал, что с ним сделать. -- Не убивай меня, богатырь, -- сказал Кара-Иргичи, -- иначе некому будет рассказать людям другого племени о твоей храбрости, некому будет предупредить их, чтоб в тайгу твою не ходили... Поверил Гудей-Богачан, отпустил черного волка. А Кара-Иргичи, как только в безопасности очутился, злобно пообещал: -- Мы еще встретимся! -- и исчез. Вернулся к себе Гудей-Богачан. Не сидится молодому богатырю. Надумал он заставить солнце светить зимою так же, как и летом, чтобы людям всегда было тепло. Решил прежде узнать, как к солнцу подступиться. Послал в разведку гуся, он не вернулся; послал соболя -- бесследно пропал; отправил оленя -- где-то затерялся. Понять богатырь не может, кто их там задерживает. Видит, ворон летит с юга. Уселась черная птица на дерево и говорит: -- Слыхали мы, что ты, храбрый Гудей-Богачан, собираешься заставить солнце светить зимою так же, как и летом, да не знаешь, как это сделать. Отправляйся сам на юг и иди до тех пор, пока не встретятся большие горы. Зимою ветры насыпают на них много снегу, они-то и заслоняют солнце. Разбросай горы -- и будет всегда тепло, -- сказал ворон и улетел обратно. Гудей-Богачан стал просить отца отпустить его в этот путь Забеспокоился старый Сакал, опасаясь, что на чужой стороне молодой богатырь увидит красивую девушку и не устоит перед соблазном любви. Стал отговаривать сына, да разве удержишь в гнезде орленка, если у него отросли крылья и он однажды уже испытал их силу?! -- Иди, но помни: твои глаза не должны задерживаться на лицах чужих девушек, уши твои не должны слышать их голосов, ты не должен искать близости с женщиной в чужой стороне, иначе великое бедствие постигнет народ, -- сказал на прощанье старый Сакал. Прошел молодой богатырь всю тайгу, равнины, через реки большие и малые переправился, а гор все не видно. Возвращаться уже решил, но тут ворон невесть откуда появился. "Иди, -- говорит, -- за мною, горы уже близко". Еще день шел Гудей-Богачан. Видит впереди зеленую падь, а в ней стойбище большое, вокруг которого войско стоит огромное и впереди войска богатырь Кара-Иргичи. Догадался Гудей-Богачан, что обманул его проклятый ворон и в стан врагов привел. Но Кара-Иргичи, как заметил Гудей-Богачана, видать, испугался и убежал из своего стойбища, а за ним и войско все кинулось. Спустился молодой богатырь в падь. По стойбищу ходит, в чумы заглядывает, удивляется: ни женщин, ни детей, все добро брошено. Но вот видит он: на краю леса дымок вьется, к небу тянется, большой чум стоит, узоры в нем расшиты золотом. Зашел в него Гудей-Богачан, да так и онемел, с места сдвинуться не может, будто к земле прирос. Глазам своим не верит. Навстречу ему со шкур звериных поднялась невиданной красоты девица, в дорогом наряде, стройна, как березка в густом лесу, глаза горят ласкою. Подошла она к Гудей-Богачану, крепко обняла его за шею, жарко поцеловала. Грудью своей коснулась его груди. -- Давно я поджидаю тебя, мой любимый Гудей-Богачан, спас ты меня от злого богатыря Кара-Иргичи, -- сказала красавица и, за руку взяв Гудей-Богачана, на шкуры мягкие его усадила. Не верит молодой богатырь, что так легко досталась ему дорогая добыча, не может отвести глаз от нее. -- Веди меня в свой чум, женой твоей буду верной, сыновей-богатырей принесу, -- говорит девица, а сама раздевает молодого богатыря, на подушки мягкие кладет его голову покорную. Забыл Гудей-Богачан про наказ отца, не вспомнил про свой народ, остался в чуме. Утром проснулся -- видит возле себя Кара-Иргичи. Хочет встать молодой богатырь, схватиться с ним, да не может он сдвинуться с места, поднять руки, -- растворилась сила богатырская в ласках женщины. -- Говорил тебе, что мы встретимся! Не силой, а хитростью победил я тебя, -- сказал Кара-Иргичи и занес над богатырем руку с ножом. -- Не тронь, брат мой, я сама убью его! -- слышит Гудей-Богачан голос девицы и видит, как, взяв у черного волка нож, она склоняется над ним. -- Слушай меня, молодой богатырь Гудей-Богачан, и терзайся позором. За одну ночь любви моей ты заплатил дорогой ценой -- ценой счастья своего народа и своей жизни. Сейчас ты умрешь от моей руки... Так и расстался с жизнью богатырь в чужой стороне, так поплатился он за любовь женщины чужого, враждебного племени. Тот же ворон разнес повсюду недобрую весть о смерти молодого богатыря Гудей-Богачана. Умер от горя старик Сакал, разлетелись птицы кто куда, разбрелись звери по тайге, следом за ними ушли обездоленные эвенки. Не захотели они жить в неволе у Кара-Иргичи, с тех пор и стали кочевать... Умолк старик, уронив на грудь седую голову. -- Чайку горячего выпей, -- предложил Василий Николаевич. -- Чай хорошо, -- оживился Улукиткан, -- буду пить, да надо спать, поди, уже полночь,
Хлеб клади обязательно запазуху, не замерзнет
Мать лижет телка -- ему приятно и ей тоже. Если от моей заботы вам хорошо, то от этого мне еще лучше. Человеку дано две руки, чтобы они помогали друг другу.
В молодости горе не задерживается
Сонгачан (*Сонгачан -- теленок) родился, иди смотри. Бальдымакта всегда приносит счастье
Жизнь не годами меряют, а делами
Все это тебе самому надо будет. А у меня нужды нет. Ты не думай, что я бедный, в тайге имей руки, ноги -- будешь сыт и одет.
Надо скоро кушать и ходи... Тут, может, наша удача
Наши старики говорили: давно-давно харги украл у эвенков их счастье и спрятал тут, где-то на Становом, в скалах. Сильные люди не могли терпеть обиды, ходили к скалам, хотели отнимать свое счастье, да никто назад не вернулся. Одни говорили, будто его харги положил в пасть большого зверя и оттуда достать нельзя. Другие думали, что он спрятал его в болоте под скалой. Однако, точно никто не знал, где оно лежит. И вот снится мне, я тоже хожу по горам, ищу счастье. Вижу: высокий скала, выше неба, под ней ровное место и цветы всякие разные, шибко красивые, раньше такой не видал. Догадался, что это и есть счастье. Беру один, а он каменный, тяжелый. Кладу в котомку. Смотрю, откуда-то птица большой появился, стала кружиться возле меня. Надо бы уходить, да, думаю, еще один цветок положу, людям шибко надо счастье. Беру его -- и тут же еще одна птица прилетела. Оба серчают на меня, бросаются, хотят ударить. А я не ухожу, надо, думаю, больше счастья взять, пусть люди хорошо живут. Кладу в котомку третий цветок и четвертый уже поднял, тут налетели на меня птицы, свалили на землю, больно били крыльями и расклевали все цветы в котомке, а четвертого, что был в руках, не увидели, так я и унес его с собой... Хороший сон, наше счастье где-то тут, близко...
Пока под кресало не подбросишь камень -- огня не будет.
Старый люди все равно чтомаленький, помогать надо, а то упадет.
Там... вон там -- Альгома, моя родина, -- наконец произносит он, показывая пальцем на северо-запад. -- С тех пор, как я ушел оттуда, много раз покрывались льдом и таяли реки, зеленела тайга, прилетали и улетали птицы, линяли звери. А сердцу все равно больно, когда думаю об Альгоме. Правду старики говорили: птица как далеко ни летает, а свое гнездо не забывает, -- и он долго всматривается в синеющие гряды гольцов, а в думах, должно быть, отрывки безотрадного детства, пустая Альгоминская тайга, что прячется за далью, больной отец, брошенный у последнего костра, где-то вот тут, близко, в глубоких складках Станового.
Цветок обязательно к счастью
Человек, как бы далеко ни ходил, а след от него не отступает
Чай варить будем, это хорошо...
Если глаза твои не знают, что видят, пусть уши помогут им.
Когда нет пороха, ружье --только тяжесть.
Старый люди все равно что птица без крыльев.
Сердце лучше слышит, чем ухо, лучше видит, чем глаз, ему больно покидать ваш табор.
Помни, если на твоем пути будут удачи, даже много -- не гордись. Но если постигнет горе, не теряй головы, без него счастья не бывает.
Если счастье не хочетидти со мной, я должен идти за ним.
Только жить -- это шибко мало, надо уметь работать, чтобы жить хорошо было.
Кедровка много кричит, да кто ей верит?
Скалавон какая крепкая, а время ломает и ее.
Тебе еще рано все знать. Мать дает жизнь, а годы -- опыт.
Тот, кто ел жирное оленье мясо, не захочет жевать сыромятныйремень.
Теперь уже немного остается моих костровв тайге
Спать хорошо зрячему, а слепому думать надо, что делать дальше.
Слушай старика, хорошо слушай. Я уже не человек. Упавшей скале не подняться. Часто, шибко часто у Улукиткана не оставалось оленей и все добро помещалось в котомке. Я не горевал, не завидовал тем, у кого были стада оленей, лабазы со всяким разным добром, нарядные чумы. Я жил лучше всех, мое богатство -- здоровье. Оно мне давало мясо, одежду и спокойный сон. Я не боялся пурги, перекатов, холода, меня не держала тайга, кругом была дорога. Здоровому человеку и горе кажется радостью. Теперь, ты видишь, Улукиткан потерял глаза -- у него не стало ни рук, ни ног, ни воли. Однако, я не должен бросить тебя здесь, на Чайдахе, так далеко от людей. Такого закона нет в тайге. Умирать подожду. У Улукиткана есть память, слух и руки, чтобы показывать путь. Как-нибудь доберемся до устья Джегормы, к своим, и тогда я спокойно отправлюсь к прадедам. Это мой последний аргиш. Мы не пойдем на Лючи, это совсем далеко. Нам надо идти на заход солнца. Дорога будет длинной, тяжелой: горы, стланики, дурные речки. Под ногами не будет тропы. Место тебе тут чужое, все одно что слепой, а в такой дурной тайге даже зрячему не хитро заблудиться. Если солнце не потухло, оно покажет нам путь; птицы, деревья, ветер помогут не заблудиться. Идти надо скоро. Нас может догнать худой погода -- дождь, туман, -- тогда как поведешь аргиш?..
Слепому не догнать зрячего.
Человек в нужде море переплывет
Сон убежал от меня, как олень от выжженных мест.
Пока рука не найдет или ухоне поймет, сама память не подскажет.
Говорю, человеку надо раз посмотреть -- и навсегда запомнит. Беспамятному тут все равно, что ночью.
Волку голод, а человеку сон даетсилу.
Который дрова остались, не сгорели, приставь их к дереву, -- сказал Улукиткан, усаживаясь на оленя. -- Это для чего? -- спросил я. -- На земле они пропадут -- сгниют, а стоя под деревом, сохранятся долго. Может, другой люди придут, им дрова искать не надо будет. Человек человеку обязательно помогать должен...
Без времени и лист не упадет, а придет оно -- и скала разрушится.
Старому человеку ветер всегда спереди...
Эко беда! Без чая и пустая котомка -- тяжелая ноша!
Чужой табор долго не греет.
Скажи, Улукиткан, что обозначают вырезанные кресты
на ложе ружья?
-- Кресты?.. -- насторожился Улукиткан, но, помолчав, ответил: -- Их
теперь два -- столько раз я видел смерть.
Сборник подготовлен администратором видео канала Тайга моя заветная / Д.Кремнёв, 2023г./