Они как-то поселились рядом: Живоносный Источник и Спас на Каменке. Единая ли это агломерация - не знаю. Но очень похоже на слитный комплекс, по духу что ли. Мне больше нравится церковь Иоасафа Белгородского в Парголово (Выборгский район) - вдыхаю интонации Вырицы: деревянный храм в стиле часовни, уютность от того же дерева, не так много людей, ароматы теплого талого воска и воскуряемого ладана - этакая аутентичность (ох уж это ненавистное, резко размножившееся слово, но оно здесь невероятно к месту), особый колокольный звон. Приятно и хорошо. Народа мало, т.к. церковь редко открыта, вероятно, батюшка один на несколько приходов. Единственное - я никак не приспособлюсь к петербургскому стилю пения.
Как и во многих направлениях, существуют и в практике клиросного пения две основные школы: московская (наиболее распространенная) и петербургская. Очень интересно, что в основе этих течений лежит древняя новгородская певческая школа. Именно новгородских распевщиков и певчих вывез царь Иоанн Грозный в Москву, где они продолжали свою деятельность, обучая московских певчих и положив свои уникальные навыки и умения в основание московской школы. Со временем выделяли два главных хора: Синодальный и Придворный. Почему пошли разные течения? После образования Санкт-Петербурга один из хоров (как ни сложно догадаться, им стал Придворный) был перевезен в Северную Столицу, и его развитие стало вплетать в себя веяния западной духовной и светской музыки. Синодальный же хор, в отличие от Придворного, никогда не исполнял светскую музыку, и свои певческие традиции развивал исключительно в церковном русле и, как говорится, только для церковного использования. Не будем вдаваться в особенности звучания, все данные есть на просторах интернета, да и я не знаток и не претендую быть проводником в таких оттеночных нюансах. Но за что лично я благодарна питерской школе, так это за изменение состава певческого хора. Композитор и дирижёр Александр Андреевич Архангельский (мне, кстати, по душе больше творчество архимандрита Матвея Мармыля из Свято-Троицкой Сергиевой лавры и то, что сделали на базе питерской школы и знаменного распева ныне живущие валаамские подвижники, но это так, не особо уместная ремарка) из-за трудоемкости концертных программ в 1887 году полностью отказался от участия мальчиков в своем хоре и заменил их...певицами с музыкальным образованием. Революционер, однако. Вскоре по его примеру и другие церковные хоры ввели женщин в свой состав, чему я бесконечно рада: ведь теперь и я имею возможность быть частью этой культуры. Культуры церковного пения, культуры служения всем своим естеством. Возможности познания себя, познания Бога, попыток общения с Ним через подчинение регенту или же управляя коллективом. В образе последнего очень часто чувствуешь Его поддержку и направление деятельности, что крайне важно и в очередной раз доказывает вовлеченность и заинтересованность Бога в каждом из нас. Кстати, новгородская певческая школа влилась в московскую традицию, но в последствии испытала на себе сильное влияние именно петербургской школы и сейчас несет на себе черты обеих этих школ, хотя и имеет некоторые свои особенности. В 1911-1912 гг. митрополитом Новгородским и Старорусским Арсением (Стадницким) в Новгороде были созваны певческие съезды в целях "освобождения церковного пения от чуждых влияний и возвращения его к древней основе".
Так интересно. То, что было основанием церковного певческого русского мира, потеряло себя, запуталось в нововведениях и чуть не стало пережитком прошлого. Как и мы, зачастую, бежим от себя, пытаемся схватить ото всех вокруг (особенно, если пытаемся кому-то понравиться) разносолов, которые не соответствуют нашему содержимому, но мы упорно продолжаем себя ими отравлять. Не хочу сказать, что новгородская школа не достойна уважения и не справилась, но на таких примерах весьма интересно наблюдать собственную метанойю.
В общем, с питерской школой мне не очень комфортно, люблю широкую московскую традицию. Но есть пример соединения двух школ, когда регент одного из нижегородских храмов, будучи ученицей питерской школы и активно участвующая в возрождении богослужебной жизни на Валааме, здесь уже, в Нижнем, пытается переложить свои навыки на местное около московское пение. Интересно, ведь получаешь наиболее распространенные варианты с легкими особенностями. При этом, хор не профессиональный. Держать и управлять этой махиной - выше всяких похвал.
Но, чем чаще посещаешь богослужение в Питере, тем реже обращаешь внимание на какие-то отличительные нюансы, только изредка бежит мороз по коже от не особо приемлемых (но невероятно красивых) вещей.
Зачем меня принесло на Комендансткий проспект, я уже не помню. Но необходимо было отдышаться и прийти в себя (мое перманентное состояние). Поскольку я являюсь счастливым обладателем редкого заболевания нервной системы (и в Минздраве прописано черным по белому, что лечения от него нет), то зачастую я глубоко чувствую себя со-автором этих строк: "И скучно, и грустно, и некому руку подать...". И пусть Михаил Юрьевич не об этом писал, но подходит мне - идеально. Я свернула от суеты... Кстати, до этого момента считала, что в Питере лучше жить в центре, либо уезжать совсем в лен.область, нежели пребывать даже в хорошей квартире на окраине города; вся сила Питера - в его центре (это сугубо мое мнение было). В общем, я свернула из суетного мира и пыталась куда-нибудь присесть, желательно, спрятавшись при этом от цивилизации, но ехать куда-то еще сил уже не было. За школой оказались два (или три их там подряд с деревянной церковкой) храма с неплохо обустроенной территорией. Виднелись лавочки. Лавочки - не спасение для человека с фибромиалгией, но, используя определенные практики, можно умудриться немного расслабиться. Вожделенное пристанище уже занимала девушка, но была же вторая половина этой "софы", и я устремила свои телеса в эту строну, стараясь, чтобы никто не заметил моей излишней торопливости и горячего желания занять сие место первой. Остальные места были заняты более плотно. С некоторой негой и чувством собственного достоинства я приземлилась на свободный край, выпустив из груди вздох облегчения:
- Устали? - неторопливо, с явным сочувствием спросила моя соседка.
- Да, есть такое, - я испытывала раздражение от невозможности быть в тишине и явно завязывающейся беседы.
Я вообще весьма горяча, своенравна, крайне гневлива, раздражительна и нетерпелива. А еще очень быстро рисую в голове картинки, как должно быть. И если, не дай бог, не совпадает мысль воображения с реальностью, меня может знатно взорвать. Но моя потенциальная собеседница этого не знала, и явно желала продолжить разговор.
- Простите, у кого-то из ваших знакомых стоит диагноз "рак", любой? - она продолжала так, будто мы вечность были знакомы.
- Был, - отрывисто ответила я, меня и без рака распирало от боли, и я готова была уже лечь на землю возле этой самой лавочки.
- Вот и у меня. Есть.
Она встала, посмотрела в небо и медленно ушла. Мне стало немного неловко от собственного безразличия , да и к горлу подкатывала тонна вопросов, но я всё еще пыталась разобраться с собственным телом и устроиться поудобнее. Воспользовавшись уходом соседки, я легла на всю лавочку, предварительно расстелив под собой теплый широкий шарф.
Мне вспоминались все те, кто от этого диагноза (рак) перешел в мир иной. Я им завидовала, честное слово. Против моей боли не работает даже морфин, но при этом я не обречена. Про их болезнь понятнее, а я про свою почти ничего не знаю. Мне светит пожизненное мученичество в этом теле. Меньше надо было в детстве читать жития мучеников и представлять, какого было им и - о, детская наивность! - мечтать о чем-то подобном. Пожалуйста! - каждый день с меня будто снимают кожу длинными раскаленными крючьями, мне больно от прикосновения одежды, мышцы напряжены словно камни, больно смотреть, слышать, говорить, крайне сложно поднимать кофейную чашку и набирать этот текст. И это еще версия лайт моего ежеминутного состояния. Я искренне завидовала этим людям с раком, уважая при этом их боль, мужество, страдания. Может быть, я однажды расскажу об этих героях, но сейчас...сейчас ко мне вернулась бывшая уже соседка по лавочке.
Она села напротив меня просто на землю в позе лотоса и внимательно на меня посмотрела:
- Вы тоже плохо себя чувствуете?
- Не то слово.
- У вас тоже рак?
- Слава Богу или, к несчастью, не знаю даже, но нет.
В воздухе повис немой вопрос. Я медленно повернулась в сторону собеседницы. Длинные светлые волосы её были убраны в хвост и украшены маленьким шелковым платком, обвёрнутым поверх резинки. Широкий пудровый свитер под горло, голубые джинсы-mom, замшевые мокасины и огромный розовый кожаный рюкзак - как-то осторожно вплетались в её образ. Изнеможденное от усталости лицо было бледным и прекрасным. Длинные пальцы перебирали октябрьскую траву. Голубые глаза смотрели вовнутрь - она была где-то не здесь.
Понимая, что пауза может оказаться слишком долгой, а девушка сидит на холодной осенней земле, я начала медленно, со скрипом подниматься с этой злополучной (поскольку она была крайне для меня неудобной) скамейки. Девушка молча поднялась и села рядом со мной. Вожделенный покой стал вовсе недосягаемым, но и оставить её я уже не могла:
- Расскажите что-нибудь. Хотя бы, что чувствуете сейчас?
- Боль, много душевной боли. Мне 18 лет.
По телу пробежал холодок. Я помню, как в мои 17 услышала: "Тебе осталось не больше трех лет жизни, но мы постараемся это исправить". Помню, как я сломалась. Мир перестал существовать. Напрочь изношенные органы, жутко густая кровь, слишком слабые электрические импульсы в теле - организм устал сопротивляться. Я родилась в прекрасной семье, с которой мы не сошлись: они не понимали меня, а я - их. Мне обламывали крылья ежедневно, а я, вероятно, нарушала их покой обычным своим проявлением, просто желанием жить. Я искренне не понимала, что делала не так и за что постоянно так отменно получаю. Я до сих пор помню каждый удар и все слова, сказанные в мой адрес. Так бывает. Я будто заблудилась и попала не к тем родителям, а они ждали другого ребенка и мстили мне же за мое появление. Мне стало всё совершенно неинтересно. Какое там поступление в ВУЗ или путешествие. Я, разумеется, съездила с командой в Крым, не особо участвуя во всём происходящем, разорвала отношения с парнем - какой в них смысл, если я умираю? Я впервые столкнулась с депрессией, но некому было объяснить, что со мной происходит: выписали какие-то таблетки, от которых безудержно тошнило, и отпустили. А я ведь боец, самый настоящий боец. Вспомнилось из дневникового:
Я соскучилась по себе сильной. Когда никак не можешь выговорить эту злополучную "р" и ломаешь себе мимику перед зеркалом, пока на всю квартиру гордо не заявляешь "серёдка" вместо "селёдка" и "срон" вместо "слон".
Я соскучилась по себе сильной. Когда не можешь выучить стих в четыре строчки и издеваешься над собой до тех пор, пока не выучишь наизусть "Сказку о мертвой царевне...".
Я соскучилась по себе сильной. Когда в полуденный зной, после лужи слез, тащишь этот надоедливый бидон с молоком в гору два километра.
Я соскучилась по себе сильной. Когда не получается забросить мяч в кольцо, идешь после уроков на самую дремучую площадку и до посинения бросаешь этот мяч с разных позиций пока десять из десяти не будет в корзине.
Я соскучилась по себе сильной. Когда слова "надо" и "должна" преобладают до такой степени, что проще набить кулаки о березу, чем отказаться от того, что должна была сделать.
Я соскучилась по себе сильной. Когда в твои двенадцать лет на тебя тычут пальцем взрослые идиоты и на полном серьезе заявляют, что ты - гулёная мамашка, ибо ты идешь с коляской, в которой сопит братишка, а рядом еще идет иногда и четырехлетний брательник.
Я соскучилась по себе сильной. Когда одноклассники про тебя забывают:"А чего тебя звать куда-то, если ты вечно с мелочью возишься?"
Я соскучилась по себе сильной. Когда в минуты абсолютной жгучей горечи идешь в лоно природы лечить свои раны.
Я соскучилась по себе сильной. Когда после очередного растяжения связок, встаешь и, кусая до крови язык от боли, идешь тренироваться, чтобы не подвести команду.
Я соскучилась по себе сильной. Когда тебя не пускают на вокал, но ты, пропустив три месяца, идёшь и вызубриваешь все тексты, слушаешь музыку до тошноты, чтобы учавствовать с остальным в масштраном конкурсе.
Я соскучилась по себе сильной. Когда не понимаешь урок и до трех часов ночи сидишь, пока не поймешь.
Я соскучилась по себе сильной. И говорить здесь можно еще очень долго, но слишком уже больно. Ведь была когда-то я сильной. Шла не по чужим головам, а по своей. прыгала выше Радуги. лишь бы сделать. Ведь надо. (2018г)"
Это писалось, когда я лежала как варёный овощ, не могла говорить и двигаться. Мне тогда было 24. Совсем недавно, Господи. С другой стороны, прошло целых пять лет, а я так и не восстановилась до конца. Сильные околоэпилептические (при чистой эпилептоидной картине) приступы имеют место быть, тело не слушается, часто - не функционирует. Наверно, я слишком долго была сильной, с самого раннего детства. И организм, изначально носивший в себе заболевания, мать их, благородных кровей, сам за меня вступился, уложил в постель и не давал, и не дает функционировать так, как доступно обычному человеку. Я так хочу теперь научиться быть слабой.
- Как давно вам поставили диагноз?
- Где-то месяц назад.
- И?
- Мне осталось совсем чуть-чуть.
- Я искренне не знаю, что говорить в таких случаях.
- ... .
- Чем-то хочешь еще поделиться?
- Наверно, да.
- Я не тороплю.
Я нашла в сумке таблетки, запила их сладким теплым чаем, походила вокруг лавочки и села снова.
- У вас фибромиалгия? - с хитринкой в глазах спросила девушка, неожиданно повеселев.
Я просто молча кивнула сначала, но через пару пару секунд продолжила:
-У вас, видимо тоже.
Она кивнула в ответ.
- И лейкемия, - продолжила я.
- В точку! Как вы догадались?
- Ну фибрик фибрика как рыбак рыбака, а...
- Да, точно! - она вдруг захохотала.
- Меня, кстати, Ося зовут, - девушка вдруг решила представиться, взгляд стал спокойнее, ранее крепко сцепленные руки расслабились.
- А меня тогда, Ася - с нотками доброй иронии в голосе ответила я.
- Будем знакомы! - мы еле-еле пожали другу другу руки и засмеялись.
Из-за облаков неожиданно вышло солнце, небо открыло радугу, и из-за кустов вылетела большая стайка веселых воробьев, напугав черного котёнка, прыгавшего неподалеку.
- Смех продлевает жизнь - мне бабушка так всегда говорила. Теперь я и сама чувствую это. Если и не продлевает, то на несколько секунд улучшает качество жизни. Будете вишневый сок? Домааашний, - Ося нарочито растягивала гласные и будто кланялась при вопросе.
- Буду, а у меня есть просфора, сейчас разрежем.
Мы занялись приготовлением пикникового натюрморта. Туман, активно державшийся с самого утра, медленно покидал свои владения, рассеиваясь по земле - радостно, дождя сегодня не будет. У Оси оказались складные полимерные стаканчики, она ловко их трансфомировала и заполнила ароматным содержимым. Ася же достала книгу, постелила на нее салфетки и аккуратно порезала просфору. Мы обе были довольны этими неожиданными совместными действиями.
- А мне можно просфору? Я не хожу в храм.
- Да, даже не думай, - спокойно ответила я, как-то машинально перекрестясь.
-О, даже так. Ты ходишь в храм? - мы сами не заметили, как перешли на "ты", но этого никого не смущало. Собратья по несчастью. Со-сёстры? - смешно.
- Да, хожу, с детства , это моя жизнь.
- Интересно...
- То есть и ты в Бога прям веруешь? - Ося задавала эти вопросы с таким искренним удивлением, что я еле сдерживала смех.
-Да, верую.
Я верую, что Он есть, что Он приходил на землю, и снова придет. Верю, что Ему небезразличен каждый человек, верю и чувствую Его помощь. Знаю, что не Он посылает на землю войны и болезни, не Он забирает младенцев, не Он заставляет людей убивать. Он слишком деликатен, чтобы мешать и навязываться. И если человек рвется всё делать сам, Бог не будет вмешиваться, пока Ему не позволят этого сделать. Может только иногда подавать подсказки через события или людей, чтобы направить, чтобы помочь, облегчить участь. Ведь Он не создавал мир таким, таким этот мир сделал человек. Ох, что-то я разошлась.
-Я тоже верю, но боюсь признаться.
-Ося, ты только что это сделала! С чем я тебя и поздравляю.
Ося вдруг громко и звонко засмеялась. Вот просто так, живо, легко. Набрала полную грудь воздуха и медленно выпустила клубы своего дыхания в холодную действительность. Она налила вновь сока по чашечкам, протянула мне, взяла кусочек просфоры и съела его как самое вожделенное лакомство на свете.
- Завтра же пойду в Лавру, хочу, чтобы меня причастили.
Я смотрела на неё, не скрывая удивления. Что произошло за какие-то полминуты? Человек взлетел, будто заново родился на свет.
-Ты знаешь, моя любимая бабушка, единственный родной человек ушла в один из греческих монастырей, когда мне исполнилось шестнадцать. Она оставила мне хорошее жилье, приличный счет, инструкции на жизнь. Я многое умела, благодаря ей, но не представляла свою жизнь без нее. А она просто однажды подошла ко мне и сказала, что всё сделала для меня, что смогла, и теперь хочет посвятить свою жизнь Тому, ради Кого она живет, - Ося задумалась и продолжила:
- Понимаешь, - продолжала она - она жила ради Бога, а не ради меня, мне показалось это таким чем-то диким.
Воздух пронзил отчаянный крик заблудившейся чайки; пространство неба разрезал самолет; дети выходили после уроков и наполняли пространство шумом и и весельем - это таки им свойственно. Пахнуло какой-то беззаботностью. А Ося, собравшись, продолжала:
- Мы с ней всегда ездили в Лавру. Она любила Александра Невского и эти мрачные своды. Всегда говорила, князь умер не здесь, а где-то в нижегородской области и хотела туда съездить, но не получилось: то работа, то мои проблемы, то дела в Лавре.
- Да, князь почил в Городце, в Феодоровском монастыре, в числе братьев. Он умер схимонахом Алексием.
- Откуда ты знаешь?
- Я из Нижнего Новгорода.
Тут Ося вскочила и крепко-крепко меня обняла:
- Так не бывает! Но ладно, всё по порядку, - и она замолчала на несколько минут.
- Я ей обещала, что попаду в Городец...она умерла в прошлом году. Теперь умираю я и не могу уже никуда ехать, но я обнялась с тобой, чтобы...чтобы прикоснуться к месту, где так хотела побывать моя бабушка.
- Ты знаешь, я на нее так обиделась. Хоть маленькой я себя не считала, уже работала, но она меня растила, всегда была со мной, а теперь...теперь, мне казалось, бросает меня ради какого-то Бога. Есть ли Он? Зачем это все? Почему нельзя пойти просто на Петроградку (судя по всему, имелся ввиду Иоанновский женский монастырь в Питере) и оставить нам возможность видеться? Надо было уехать в Грецию и даже не сообщить, куда именно. Я не понимала. Да и сейчас не понимаю. Я очень скучаю по ней.
Ося собрала свои вещи, встала, глядя на деревья:
-В прошлом году она мне позвонила, но я не взяла трубку. На следующий день позвонил другой номер с греческими шифрами, я сбросила. Но мне настойчиво дозванивались. Она звонила мне перед самой своей смертью, а я не взяла трубку, обиженная на весь мир. И когда я узнала эту новость, то прокляла этого самого Бога. Ведь это Он забрал её у меня. Я и разу не подумала о причинах её поступка, может она дала какое-то обещание или еще что-то. Я вообще не думала о ней, только о себе. Наглая и недалекая девчонка... - по щекам Оси потекли крупные слёзы.
Я встала, подошла к ней и тихонько её обняла. Мне показалось, что у меня в руках - целый мир. И я чувствовала, что конкретно сейчас могу помочь одним своим присутствием.
- Бабушка меня именно так обнимала.
-Мне стало легче, когда ты сказала про Бога. И в тысячу раз стало легче, когда озвучила про Городец. Будто Бог дал мне возможность простить саму себя за слова и поступки. И бабушка, она ждет меня там. Ася, спасибо!
Девушка быстро неожиданно покинула наше пристанище, остановилась лишь в конце дорожки:
- Давай через две недели встретимся здесь снова в 12:00? Если я не приду, но буду жива, придут вместо меня. А если не будет никого, то... - и она стремительно загашала вперед, временами кружась и подпрыгивая.
Я поменяла билеты, осталась в Питере, но через две недели никто ко мне не пришел. Всю следующую неделю после дня назначенной встречи я приезжала на эту лавочку, Ося так и не появилась. Может она еще жива, просто забыла или не в том состоянии, чтобы даже послать весточку. А может они уже встретили с бабушкой в вечности.
Я села в поезд, заняла теперь нижнюю боковую полку, разложила вещи, достала книгу, мурлыкая под нос Херувимскую из "рукописных нот" и прощаясь с питерскими напевами... Поезд тронулся, медленно покачивая боками и напевая колыбельную. Вдруг в окно постучал...белый голубь. Зацепился когтями за оконную прокладку, потревожил покой всего купейного отдела и улетел. Дети обрадовались, зашумели, взрослые напугались. А мне сразу стало всё ясно.
Ося, будьте с бабушкой счастливы там. Однажды мы встретимся снова.