18+
Дорога из крематория домой всегда была пугающе-пустынной. Она пролегала через старые гаражи, большая часть которых покосилась, а двери проржавели от длительного застоя и отсутствия эксплуатации. В это время года здесь редко можно было встретить живую душу: в вечерние часы этот угнетающий закоулок города настойчиво избегали все жители, за исключением, пожалуй, только редких представителей маргинальных и субкультурных слоёв общества; летом услышать за углом нетрезвые крики подвыпившей компании, ор музыки из колонок местных панков или лицом к лицу столкнуться с настоящей гопотой, которая нынче, как вымирающий эндемик, встречалась только здесь, было обычным делом, однако зима прогоняла отсюда даже их. Казалось, про микрорайон №6 – так его именовали – забыл не только город, но и весь окружающий мир, упрямо отказываясь делать его частью цивилизации. Видимо, поэтому сюда часто стекались разные неприкаянные личности сомнительного типа, не сумевшие найти себе приют в другом, нормальном мире, построившие здесь собственный, по-своему уютный закуток, где сыро и темно, куда посторонним вход строго воспрещался.
Легко ориентируясь в темноте, минуя старый морг, свернув за угол, поднявшись выше по улице, срезав через гаражи, по району №6 бодрой походкой шёл Юра Кувалдин и задумчиво насвистывал песни Владимира Высоцкого. Бесстрашный и уверенный он направлялся домой после рабочего дня, не боясь встретить усталого жителя здешних мест, который изголодался по очередной жертве. Юра здесь родился и вырос, но самое главное – не растерял в себе человека, сумев выжить в этом отсталом гетто.
События минувших выходных он воспринял как очередной рубеж трудностей на своём жизненном пути, преодолев который, Кувалдин был готов к новым свершениям. Закалённый в бою в рядах спецназа, имея звание старшего сержанта и титановые нервы вкупе с железобетонной психикой, он давно разучился чему-либо удивляться и о чём-то жалеть. Не было времени зализывать раны и бессмысленно рефлексировать на тему тщетности бытия – жизнь продолжалась, и лишь старая подруга «десятка» стояла на заслуженном отдыхе в мастерской, оборудованной из ветхого гаража.
Силуэт человека он приметил сразу. Быть внимательным и дотошным к мелочам его научила армейская служба. Тёмный сгусток, похожий на человеческую фигуру, вырисовывался в вечерней темноте. Он прятался за мусорным баком, осторожно выглядывал, а с приближением Кувалдина неуверенно выпрямился, готовый к встрече. Кромешная тьма – единственная спутница Юры в этот вечер – снова строила свои козни, скрывая в себе этого таинственного персонажа.
– Ты чего тут прячешься? – спросил Кувалдин спокойно.
Еле уловимый шорох был ему ответом. Кувалдин напряг глаза, подступил ближе в попытке разглядеть человека и услышал голос:
– Д-д-д-добрый вечер.
В этом ночном скитальце Юра узнал абсолютно неожиданного для этих мест старого знакомого. Человека звали Елисей, и жизнь его усложнялась неподвластным терапии синдромом Туретта, который ежеминутно был готов предать своего носителя, в очередной раз выставив перед обществом в неприглядном виде.
Со времени их последней встречи во владениях безумного доктора Павловского психо-речевые дефекты Елисея усугубились: то ли из-за отсутствия лекарств, то ли от пережитого им во время скитаний. В процессе замысловатого разговора с обилием протяжных гласных и тупых заедающих согласных Юра узнал историю минувших будничных дней Елисея – несчастного пациента психиатрической больницы №15.
После пожара часть пациентов по своей воле или неосознанно бежала из больницы, рассредоточившись по всему городу: кто-то, очевидно, вернулся домой; другие, не обладавшие ясным сознанием, наверняка смешались с серой уличной грязью. Елисей, в лучшие годы обитавший в районе №6, в попытке реанимировать собственное существование вернулся в старую двухкомнатную квартиру, где он когда-то жил. Охваченный паникой и силой толпы, он совершил этот безрассудный побег и остался один на один с миром – уязвимый, неприспособленный к жизни заика без средств к существованию.
На пятый вечер после бегства Елисей, удручённый одиночеством, растерянно бродил по окрестностям своего района и собирался с силами и мыслями, чтобы вернуться в родную психушку. Однако то, что он обнаружил в заброшенной автомастерской, сокрытой в лабиринте гаражей, заставило его задержаться. Справиться с этой находкой в одиночку Елисею было не под силу, а потому он решил обратиться за помощью к единственному знакомому человеку, шествие которого на работу и обратно наблюдал последние несколько дней из окна своей квартиры.
Кувалдин, будучи человеком бесстрашным и участливым, откликнулся на зов сразу и без раздумий, как только ему удалось добиться прояснения ситуации от заики: описанная проблема требовала незамедлительного вмешательства.
По пути к старой автомастерской, которой раньше, по слухам, владел какой-то грек, Юра пытался вникнуть в нюансы ситуации, но, понимая, что данных недостаточно, надеялся на импровизацию и армейскую смекалку. Елисей шёл рядом, невнятно бормотал что-то себе под нос и временами вздрагивал из-за своего недуга.
Добравшись до заброшенного автосервиса, парни прокрались внутрь. В помещении тьма была плотнее: расположенная в тесном пространстве гаражей мастерская озарялась лишь ночными светилами, лучи которых отказывались проникать внутрь. Кувалдин шёл впереди, осторожно подсвечивая путь экраном телефона; он пробирался вдоль несущей стены и скрывался за стеллажами, будто опытный лазутчик. Автосервис был давно разгромлен: осколки выбитых стёкол хрустели на занесённом снегом полу; всё, что можно было украсть и снять, давно было вынесено, и только разобранный до основания «Фольксваген Гольф» стоял посреди помещения, напоминая о том, что когда-то это кладбище было автомобильной реанимацией.
Цель их поисков находилась в подвальном помещении, где раньше хранились продукты ГСМ и автомобильные покрышки. Парни насколько возможно бесшумно спустились вниз, и, заметив слабый пульсирующий свет в дальнем конце подвала, двинулись к нему. По мере продвижения тревожность нарастала, а окружающая обстановка приобретала всё более зловещий вид. В подвале чувствовался запах бензина: чем ближе они подходили к источнику света, тем сильнее в нос ударяли пары горючей жидкости.
Источник света заслонял большой полуразрушенный стеллаж, возвышающийся до самого потолка. Подобравшись ближе, Юра обнаружил на полу человека, но разглядеть его лицо в полутьме не смог. Несчастный был связан старыми автомобильными ремнями, а кляп из ветоши закрывал рот бедолаги; но главное – пленник был жив. Пребывая в мрачном логове хищника-похитителя, он ожидал своей незавидной участи в беспамятстве бесконечных часов. При виде нежданных спасителей связанная жертва издала короткий мычащий звук и замерла. Юра немедля достал свой армейский нож и, разрезав путы, высвободил узника. Тот с трудом согнул затёкшие конечности и на четвереньках, напоминая побитую собаку, бесшумно отполз назад, к сидящему на корточках Елисею. Игнорируя недовольное мычание своего напарника и робкие предостережения освобождённого незнакомца, Юра с присущей ему сноровкой спецназовца двинулся вперёд. Не испытывая тени страха, он был решительно настроен покончить с жестоким произволом.
За стеллажом пряталась жуткая картина, ужаснувшая, но не сломившая Кувалдина. В окружении факелов из ветоши и арматуры, спиной к Юре, стоял человек. Его грязные растрёпанные волосы едва достигали плеч, сутулая спина, покосившаяся на левый бок, была облачена в больничную пижаму. Человек творил: рука плавно скользила по стене, сжимая кисточку, промакнутую красной краской, и очерчивала алые цветы: букеты роз и хризантем, сочетания лилий и астр; цветущая флора покрывала всю стену. Однако самая страшная деталь этого «живописного» помещения находилась под потолком. Свисавшая сверху лебёдка заканчивалась массивным крюком. Крюк кровожадно впивался в хребет, частично выдёргивая позвоночник из мёртвой плоти человека, невольно ставшего посмертной инсталляцией. Труп был абсолютно голый и с отсечёнными гениталиями, но вторичные половые признаки выдавали в нём мужчину. Кожу с лица содрали, а из запястий были вырезаны сухожилия, которые, подобно кукловодческим нитям марионеток, тянулись вверх. Привязанные к лебёдке сухожилия держали руки трупа раскинутыми в разные стороны, что создавало эффект распахнутых крыльев. Эта человекоподобная птица отвратительно парила над своим создателем и охраняла его покой.
Кувалдин ловко перехватил нож и с умением ассасина двинулся на адского художника. Цель была близка: ещё несколько метров, и холодное лезвие справедливо пронзило бы виновное тело, но случилось непоправимое.
– Махровый членоглот! – крикнул Елисей в очередном припадке.
Маньяк обернулся, оскалившись кривыми зубами, и, прежде чем Кувалдин успел напасть, прибегнул к упреждающей контратаке. Его левый глаз, украшенный шрамом, скверно скривился, и резким отработанным движением художник швырнул под ноги спецназовцу один из факелов. Пол, облитый бензином, с жаркой вспышкой мгновенно полыхнул, что вынудило Юру немедленно отступить. Когда Кувалдин, прикрывая лицо рукой от высоких температур, оказался на безопасном расстоянии и обдумывал план действий, языки пламени уже перекинулись на стеллаж: убийца был вне досягаемости.
Огонь с жаром колыхался, чадил клубами чёрного дыма с запахом жжёной резины и быстро разрастался, жадно захватывая помещение. Мастерская не жалела «дров».
– Наверх. Уходим! – повернувшись, скомандовал Кувалдин.
Бегство было сумбурным. Юра вывел своих спотыкающихся от страха и волнения спутников из подвала, и вскоре троица оказалась на улице. Елисей и жертва – это был совсем молодой парень – тяжело откашливались. Они отбежали на несколько метров и лишь тогда остановились. Юра, соблюдая безопасное расстояние, подошёл ближе к горящему зданию и сосредоточено наблюдал, как густой дым валит из окон автомастерской. Молча и хладнокровно он анализировал ситуацию – операцию, которая пошла не по плану: заложник спасён, но судьба убийцы осталась неизвестной; тёмный вечер пятницы медленно пропитывался злом, которое осталось в недрах старого подвала. Это зло, перерождённое в форме искалеченной жестокости, оставалось там, на дне, в компании увядшей настенной живописи и бесчеловечной эстетики отвратительного.
– Он м-м-м-мёртв? – спросил заика.
– Хочется в это верить, – задумчиво ответил Кувалдин.
Он подошёл к парню, героически вырванному из лап сумасшедшего художника: пленник был напуган, это чувствовалось. В темноте с трудом можно было разглядеть черты его лица – лишь слышалось, как, то ли от страха, то ли от холода, стучали зубы. Кувалдин снял свою куртку и накинул на несчастного, желая согреть и успокоить.
– Парень, – обратился к нему Юра и по-отечески положил руку на плечо, – ты как?
– Нормально, – нервно ответил тот.
– А зовут тебя как? – Юра чувствовал дрожь его тела под своей ладонью.
– Паша Леухов, – несмело ответил парень.
Сколько ещё судеб перековеркает этот район, этот город, эта страна…
Пламя разгоралось.
Вечер сменился ночью. В ожидании пожарной службы и полиции Кувалдин всматривался в огонь, будто рассчитывая в нём что-то разглядеть. На душе было неспокойно: чувство чего-то незавершённого угнетало и заставляло работать его аналитический ум на полную мощность. Инстинкты и интуиция. Загадочное шестое чувство, которое приходило на выручку, когда фактов было недостаточно.
В кармане звонил телефон. «Вызывает Игорь».