Главная геополитическая задача России в XXI веке — возвращение на свои исторические границы. От успешности ее решения зависит будущее. Если сможет русский народ это сделать, останется на Земле. Не сможет — уйдет в историю, как ушли первый и второй Рим.
Вопрос об этих границах кажется дискуссионным только при первом приближении. Они давно определены тысячелетней русской историей. За них сложили головы многие поколения русских людей. А в 1913 году к 300-летию царствования династии Романовых на четырех оконечностях русской земли поставлены 10-метровые каменные кресты: у Вислы на Западе, на Мурмане с Севера, Восток — это Камчатка. Южный крест России — Кушка.
Отныне и навсегда определена граница России. Государь Николай Павлович за сто лет до этого сказал: «Где раз поднят русский флаг, там он уже спускаться не должен».
Николай Гумилев
ТУРКЕСТАНСКИЕ ГЕНЕРАЛЫ
Под смутный говор, стройный гам,
Сквозь мерное сверканье балов,
Так странно видеть по стенам
Высоких старых генералов.
Приветный голос, ясный взгляд,
Бровей седеющих изгибы
Нам ничего не говорят
О том, о чем сказать могли бы.
И кажется, что в вихре дней,
Среди сановников и денди,
Они забыли о своей
Благоухающей легенде.
Они забыли дни тоски,
Ночные возгласы: «к оружью»,
Унылые солончаки
И поступь мерную верблюжью;
Поля неведомой земли,
И гибель роты несчастливой,
И Уч-Кудук, и Киндерли,
И русский флаг над белой Хивой.
Забыли? — Нет! Ведь каждый час
Каким-то случаем прилежным
Туманит блеск спокойных глаз,
Напоминает им о прежнем.
— «Что с вами?» — «Так, нога болит».
— «Подагра?» — «Нет, сквозная рана». —
И сразу сердце защемит
Тоска по солнцу Туркестана.
И мне сказали, что никто
Из этих старых ветеранов,
Средь копий Грёза и Ватто,
Средь мягких кресел и диванов,
Не скроет ветхую кровать,
Ему служившую в походах,
Чтоб вечно сердце волновать
Воспоминаньем о невзгодах.
Улыбка судьбы
Праздник Преображения Господня в 1991 году выпал на понедельник. Никто из нас тогда не осознавал и не понимал Божиего промысла, что этот день, 19 августа, станет началом нового периода русской истории – крушения большевистской власти и второго крещения Руси.
В середине дня я входил в кабинет первого заместителя командующего войсками Туркестанского военного округа генерал-лейтенанта Георгия Кондратьева. Вид генерала подтвердил правильность моих ощущений: случилось что-то очень серьезное. В то время я служил постоянным корреспондентом журнала «Советский воин» по Туркестанскому военному округу. С утра происходило что-то непонятное. До редакции в Москве не дозвониться. По телевизору страшилки рассказывают. Заявления ГКЧП зачитывают. Поэтому я и приехал в штаб округа. Выпив зеленый чай и обсудив обстановку, Кондратьев говорит:
– Подежурь здесь на телефонах, я к командующему, адъютант уехал.
С этими словами он ушел, а я, усевшись в генеральское кресло, стал дозваниваться до редакции в Москве. Вдруг в кабинет заходит начальник политотдела штаба и управления округа генерал-майор В.М. Кузь.
– Где Георгий Григорьевич?
– У командующего.
– Ну и хорошо. Ты мне поможешь.
– Конечно, помогу, а что делать?
– Снимай портрет Горбачева.
– ???
– Он отстранен, и власть перешла к ГКЧП. Я уже у всех членов военного совета снял его портреты. Остался только Кондратьев.
Генерал-лейтенанта Кондратьева хорошо знали все душманы в Средней Азии. Только совсем недавно железной рукой он остановил ошскую резню, подавил ферганский и таджикский мятежи. Без его приказа даже мухи в Туркестане не летают. А тут переворот в Москве, и я должен сделать за него выбор: на чьей он стороне. Нет, такого просто быть не может, потому что не может быть никогда.
– Товарищ генерал, я не могу снять портрет Верховного главнокомандующего.
– Ну тогда я сам.
– Не позволю. Этот портрет имеет инвентарный номер. Его адъютант получал на складе. И он за ним числится. Только он может его сдать или передать по накладной.
Начпо меня тоже знал. Выругался, махнул рукой и пошел к выходу. В двери столкнулся с адъютантом.
– Володя, снимай портрет Горбачева и приноси ко мне в кабинет.
Володя Уманец был блестящим адъютантом. Посмотрел на меня и все понял.
– Есть, товарищ генерал, только накладную выпишу.
Портрет так и остался на стене.
Через несколько дней после ареста ГКЧП в Ташкент прилетела комиссия из Москвы искать предателей. Видные демократы из Генштаба и ГлавПУра работали в округе, но ничего компрометирующего найти не смогли. Тогда в акте указали, что командующий и члены военного совета за исключением генерал-лейтенанта Кондратьева сняли в своих кабинетах портреты Михаила Горбачева. Это и приравняли к измене. Все они были освобождены от занимаемых должностей. Командующим войсками ТуркВО указом Горбачева был назначен генерал-лейтенант Георгий Кондратьев. Вскоре ему будет присвоено очередное воинское звание генерал-полковник.
Туркестанский военный округ дислоцировался на территории Узбекистана, Туркмении, Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Афганистана.
В боевой состав округа входили: 40-я армия, 73-я воздушная армия, 12-я отдельная армия ПВО, два армейских корпуса, две учебные дивизии, восемь общевойсковых дивизий, две зенитно-ракетные бригады, две ракетные бригады, окружной и армейский комплекты войсковых частей. Численность личного состава составляла около 500 тыс. человек. Штаб Туркестанского военного округа с 1867 по 1992 год находился в Ташкенте.
В Москве редакция «Советского воина», с ликованием поддержав Бориса Ельцина, с радостью избавлялась от своих постоянных корреспондентов в военных округах за пределами РСФСР. Позвонил начальник отдела корсети:
– Готовится приказ. Тебя в распоряжение начальника ГлавПУра или командующего?
Я понимал, что в Москве буду никому не нужен и меня быстро уволят.
– В распоряжение командующего войсками ТуркВО.
Вскоре пришел приказ. Иду к генерал-полковнику Кондратьеву:
– Товарищ командующий, подполковник Лучанинов. Представляюсь по случаю назначения в ваше распоряжение. Могу командовать артиллерийским дивизионом, полком, бригадой.
– Нет у меня сейчас для тебя, Александр Васильевич, свободных полков и бригад. Иди ты лучше ко мне порученцем.
– Никогда еще журналист не становился офицером для особых поручений у командующего фронтом. Разве что Синцов у Серпилина, но и тогда только адъютантом у командарма и то в романе Симонова.
– Да ты корреспондентом всего пару лет, а так всю службу в войсках и в оперативных штабах. Вот и будешь Болконским, как у Толстого. Ты мне здесь нужен.
Командующий снимает трубку:
– Начальника управления кадров ко мне с приказом о назначении Лучанинова порученцем командующего.
Через пять минут я стал последним офицером для особых поручений последнего командующего войсками Туркестанского военного округа.
Дорога к храму
Но все это будет потом. А пока, дождавшись Кондратьева и узнав обстановку, поехал в Ташгорсовет.
Почему туда? Потому, что я был его депутатом.
Ташкент с населением 2,5 млн человек был четвертым городом Советского Союза после Москвы, Ленинграда и Киева, и городской Совет народных депутатов имел статус, аналогичный Моссовету.
Заседание проходило бурно. Все гневно клеймили Горбачева. Приняли резолюцию в поддержку ГКЧП. Я был единственным представителем Советской армии и поэтому в центре внимания. Мне жали руку и заверяли в своей лояльности. Просили только не выводить танки на улицы Ташкента. Я обещал, что если власть и дальше будет себя хорошо вести, то танков в городе не будет. Мои отношения с Кондратьевым они знали и моему слову поверили.
Выхожу в коридор покурить. Эмоции перехлестывают. Чувствую, что сейчас произойдет что-то очень важное. Но что? И тут я понимаю, что вот сейчас, в этот момент, я могу решить в Ташкенте любой вопрос. А что мне надо? Про личные проблемы даже не думал. Не докурив сигарету, быстрым шагом иду в канцелярию, беру соответствующую папку с документами и захожу в кабинет первого секретаря горкома, председателя Ташгорсовета Атхамбека Фазылбекова.
Глава города открывает документы и молча подписывает. Всё! Свершилось то, что было запрещено в Средней Азии 74 года: советская власть разрешила построить в Ташкенте православный храм.
Здесь надо вернуться на год назад. Обычный прием избирателей в моем кабинете в окружном доме офицеров. Заходят два священника. В советские времена священник даже на Русской равнине редкость, а здесь, в Туркестане, вообще чудо. Батюшки служили в кафедральном Успенском соборе. По благословению архиепископа Ташкентского и Среднеазиатского Владимира они хлопотали об открытии церкви. Одного звали отец Михаил, второго – уже не помню. Их идея была за гранью реальности. Добиться разрешения на строительство православного храма в стремительно исламизирующемся Ташкенте, что при государственном атеизме советской власти и общей русофобии в Средней Азии было невозможно даже теоретически. Но они были уверены в своей правоте. Обращались уже во все инстанции.
Рассказывали и показывали мне письма и ответы на них. Просили меня решить этот вопрос. Я пытался объяснить, что это нереально, а они только говорили, что с Божьей помощью у меня получится.
На окраине Ташкента в 1964 году по проекту архитектора И.М. Тормашева открыли русское кладбище. Оно стало называться Домбрабадское. Город стремительно развивался, и после землетрясения 1966 года погост превратился в главное место погребения. Но впереди у него была еще одна особая роль. В начале Афганского похода погибших хоронили только в Ташкенте на Домбрабадском кладбище. На родину не отправляли.
Батюшки рассказали мне про Божий промысел. Оказалось, что архитектор был верующим человеком и спроектировал при входе на кладбище церковь. Тормашев верил, что большевистское иго долго в России не продержится и тогда православный народ на его фундаменте построит храм. Проект точно выверен по странам света, а место для алтаря определено по всем канонам. Более того, и колокольня предусматривалась. Советские рабочие заложили фундамент по чертежам классической русской церкви. Но сверху архитектор замаскировал под зал гражданских панихид, к которому у власти никаких претензий не возникло. Этот зал не достроили. Бросили. И открыли деревообрабатывающий цех, а проще – мастерскую по изготовлению гробов. Батюшки показали мне чертежи фундамента. Это меня потрясло. В самый разгар гонений на верующих, во время, когда Хрущев на всю страну обещал показать «последнего попа», когда в Москве взорвали храм Преображенского полка, а в тюрьмы сотнями шли за веру православные священнослужители, в мусульманском Ташкенте русский архитектор спроектировал храм для будущих поколений. Он верил, что храм будет.
И я поверил. Я не знал как, но уверовал, что с Божией помощью мы построим церковь. Я понял, что это мой долг перед архитектором, перед погибшими в Афганском походе, перед всеми русскими Ташкента, живыми и мертвыми. И это Божия воля.
Долго ходил к городским начальникам, писал депутатские запросы, выступал на сессиях горсовета. Всё бесполезно. Конфиденциально мне рекомендовали бросить это и заняться чем-нибудь более реальным. Но я не отступал, и в канцелярии горисполкома было уже большое дело со всеми документами и резолюциями. Вот его я и взял 19 августа 1991 года.
Получив письменное разрешение главы города на строительство храма, я понимал, что это политическое решение, а надо идти дальше. Необходимо постановление горисполкома. А тут власть в Москве опять поменялась. ГКЧП арестовали. Горбачев вернулся. Неужели у меня сорвется?
Три дня подряд я ходил в горсовет. О чем говорил и договаривался? Это уже не важно.
Исполнительный комитет Ташкентского городского совета народных депутатов 23 августа 1991 года выпускает постановление, согласно которому деревообрабатывающий цех на Домбрабадском кладбище передается Ташкентской и Среднеазиатской епархии для строительства православной церкви.
Сейчас мало кто может представить, что такое 23 августа того года. Три дня назад арестовали ГКЧП. Всё. Страна рушится. Через неделю, 31 августа, Узбекистан объявит о своей независимости и выйдет из СССР. На улицах кричат: «Русские в Рязань, татары в Казань». А в это время, бросив все другие вопросы, Ташгорисполком занимается русской церковью. Вы в это поверите?
Но так было!
28 августа 1991 года в великий праздник Успения Пресвятой Богородицы я вместе со своим семилетним сыном передал в Успенском кафедральном соборе отцу Михаилу все разрешительные документы на строительство церкви.
Храм был освящен в честь святого Равноапостольного великого князя Владимира.
Забытый подвиг
Спросите у любого политика, эксперта или журналиста, почему из войск шести военных округов Советской армии, оставшихся за пределами нынешних границ Российской Федерации, в ее юрисдикции осталась только 201-я мотострелковая дивизия? Никто не ответит по существу.
Утром 1 мая 1992 года командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-полковник Кондратьев вылетел в Душанбе. Это было настолько внезапно, что я только успел взять в сейфе пистолет. Там на аэродроме нас встречал местный министр обороны Ниязов. Он просил спасти своего президента. В Душанбе на площади Шахидон у президентского дворца 150 тыс. человек, у парламента —100 тыс. Едем на Шахидон. Здесь памирцы требуют отставки президента.
Командующий выходит из машины и идет в глубь площади. Увидев русских военных во главе с генералом, толпа расступается. Идем молча, не обращая внимания на провокации. Страх прошел. Иду улыбаясь, вспомнив, как два года назад во время ошской резни народный депутат СССР и символ Киргизии писатель Чингиз Айтматов летел из Москвы во Фрунзе говорить со своим народом. Сев в Ташкенте, он стал просить у Кондратьева роту охраны и БТРы. А здесь у нас, «колонизаторов и оккупантов», было всего четыре десантника охраны и два своих пистолета. А мы идем в глубь 150-тысячной обкуренной и озверевшей толпы.
Кондратьева узнали. Теперь боялись они. Здесь все помнят февраль 1990 года. Начало гражданской войны. Уже режут русских и жгут дома. Местная власть ничего не контролирует. Кондратьев принимает решение вывести 201-ю дивизию и взять Душанбе под свой контроль. Части дивизии выходят в город. Главное – не дать стотысячной толпе перейти речку Душанбинку со стороны стадиона. У моста улицу блокируют танки и БМП.
Толпа не может просто остановиться. Она должна идти вперед или бежать назад. Надо заставить десятки тысяч фанатиков выполнить твою волю. Но пока они идут на нас.
Генералы Кондратьев и Сеньшов стоят у танка. Подхожу:
– Командир, что будем делать?
– Знаешь, что главное в танке?
– Нет. Я артиллерист.
– Главное в танке – не бояться.
– Сеньшов! К бою!
Командир дивизии генерал-майор Николай Сеньшов срывается с места и исчезает за броней. Он один в танке. Экипажа нет. Вся ответственность на генералах. Толпа уже ступила на мост.
– Холостым огонь, – командует Кондратьев.
Блестяще! Я сразу вспоминаю залп «Авроры». Тогда сработало.
Танк делает первый выстрел. Я понимаю, что холостой, но атакующие этого не знают. Они слышат выстрел, но разрыва не видят. На это и был расчет. Первые ряды останавливаются, но сзади напирают.
– Шесть снарядов, беглый огонь.
После третьего выстрела началась паника, и толпа побежала назад. К исходу дня Душанбе был под нашим контролем.
Это помнили все, и поэтому Кондратьев смог говорить. Тишина была гробовая. Хорошо, что я это подумал, а не произнес. Ангелы читают мысли, бесы слышат слова.
– Товарищи… – Командующий берет мхатовскую паузу. – Ни один танк не двинется без моей команды! А если не будет провокаций, не будет и команды.
Гениальная фраза маршала Жукова подействовала мгновенно. Стоящие рядом люди заулыбались. Вскоре вся площадь стала нас приветствовать. Таджики кричали, махали руками, стреляли в воздух.
Кондратьев разворачивается и идет к машине. Там я получаю приказ пробиться с четырьмя нашими десантниками к президенту и передать ему, что 201-я мотострелковая дивизия переходит под юрисдикцию России и сохраняет нейтралитет. А потом организовать его охрану и прикрывать эвакуацию.
Захожу к президенту Таджикистана Набиеву. Там уже были вице-президент Дустов с трясущимися руками и перепуганный министр обороны Ниязов. Они очень обрадовались, увидев со мной четырех десантников. Решили, что мы будем их деблокировать. Я довел ультиматум. Президент согласился. Вскоре через боковые двери его вывели из здания ЦК и увезли в безопасное место.
Теперь надо было договориться с душманами. Оппозицию тогда возглавлял духовный лидер Таджикистана Кази-калон Ходжи Акбаар Тураджонзоде. Он взял курс на свержение власти, но мешала русская дивизия.
Ночью командующий поехал к нему на переговоры в мечеть. Взял с собой только меня и разведчика. Кази-калон пообещал силой власть не свергать. Кондратьев подтвердил, что войска Туркестанского военного округа не будут мешать мирному процессу. Но только мирному, а 201-я дивизия остается в Вооруженных силах Российской Федерации.
Мы улетали в Ташкент через несколько дней. Генерал-полковник Кондратьев смог вопреки всем сохранить для России мотострелковую дивизию в Средней Азии. Но впереди был главный нерешенный вопрос: что будет с округом?
Что делать?
– Сашка, колеса в воздухе. Ты что, не видишь? Давай чай пить.
Наш Ту-134 легко оторвался от полосы в Тузеле. На борту кроме экипажа командующий и я. Мы летим в Москву на беседу к Ельцину. Стоит вопрос о назначении Кондратьева заместителем министра обороны РФ. Генерал сильно нервничает. Не паркетный он. Чувствует себя не в своей тарелке. Молча смотрит на уходящий из-под крыла майский Ташкент. Наливаю по рюмке.
– Один из нас сегодня должен быть трезвым. Ты понял кто?
Еще бы. Подлетное время четыре часа. В Кремль завтра. Нормально.
После пятого казацкого тоста – стремянного – командующий успокаивается. Вижу: настроение боевое.
– Товарищ подполковник, у меня к вам два вопроса. – Официальное обращение не предвещает ничего хорошего. – Паша (П.С. Грачев. – А.Л.) сказал, что вопрос по мне практически решен. Я поеду в Москву. Теперь мне надо понимать: что делать с тобой и что делать с округом.
– Со мной проще всего. Куда прикажете, туда и пойду. Буду делать, что должно, и будь, что будет.
Кондратьев достает из секретного портфеля папку. На ней написано: «Первый заместитель министра обороны СССР». Последние буквы заклеены прозрачной бумагой, и черными чернилами выведено – РФ.
– Это мой штат. Вчера прислали. Выбирай должность.
Только бы руки не тряслись. Открываю почти что книгу судеб. Аппарат большой – 26 человек, но меня могут интересовать только две должности: генерал для особых поручений и офицер для того же.
– Согласен быть генералом для особых поручений.
Командующий улыбается.
– Ну ты даешь. Вначале для смеха хотя бы обычную академию закончил. Я уже не говорю об Академии Генерального штаба.
– Если для смеха, могу, а для службы она мне не нужна. Поле – академия солдата.
– Понятно. Тогда, товарищ «генерал», у меня к вам второй вопрос: что будем делать с округом?
Этот «основной вопрос философии» не давал нам покоя уже несколько месяцев. Еще зимой Кондратьев направил Шапошникову и Ельцину телеграммы, в которых просил взять Туркестанский округ под юрисдикцию России. Прецедент был уже создан: указом президента РФ Прибалтийский округ и группы войск в Германии, Чехословакии, Польше и Венгрии переходили в юрисдикцию России и готовились к выводу. Кондратьев прилагал большие усилия. Но Ельцин объявил, что союзные республики могут брать суверенитета столько, сколько смогут унести. А главный институт независимости – Вооруженные силы. Поэтому ТуркВО был обречен.
Верховный главнокомандующий Ельцин лично сдавал Среднюю Азию, и Россия уходила с Востока. За каких-нибудь несколько дней крупнейшая в Вооруженных силах группировка была уничтожена. Акт о капитуляции Ельцин подписал 15 мая 1992 года в Ташкентском окружном Доме офицеров.
– Так, где будем ставить округ?
Торопит командующий, пока я достаю карту и разворачиваю на столе. На ней только обстановка. Замысел придется объяснять, как Чапаев. Правда, вместо картошки у меня только бутылки. Но ничего, нагляднее.
– В Воронеже.
Далее докладываю обстановку по войскам, доставшимся Украине от Советской армии. Картина впечатляющая, и не в нашу пользу. А у нас от Ростова до Москвы ничего нет. Поэтому мое предложение – сформировать Воронежский военный округ на базе штаба и управления ТуркВО, а также соединений и частей, выводимых из групп войск.
– Это все хорошо. А с кем ты воевать собрался?
– Вероятный противник Украина и ее союзники.
Кондратьев разливает, и мы молча выпиваем. Затем снимает трубку телефона ЗАС и приказывает соединить его с известным нам обоим генералом. Теперь он занимал очень высокую должность в Киеве.
– Здравия желаю! – По голосу слышу, что командующий рад разговору. – Ты где? В Симферополе? А я сейчас в Москву лечу. Могу к тебе завернуть на пару часов. Что? Иностранный борт? Ну тогда ты, иностранец, скажи: со мной воевать будешь? Я так и знал. Ладно, счастливо.
Кондратьев кладет трубку.
– Он сказал, что не сумасшедший. А тебе рано еще генералом быть, а то завтра пойдешь на Крым.
– Завтра не пойду, да и не я буду Крым брать.
– А кто?
– Тот, кто будет командовать новой русской армией.
– Понятно. Воронежский округ не утверждаю. Еще предложения есть?
– Есть. Уральский военный округ со штабом в Свердловске формируется путем разделения действующего Приволжско-Уральского военного округа.
– А почему Свердловск? Это же будет внутренний округ. Зачем? Их и так хватает.
– Ельцину стратегия безразлична, а родом он из Свердловска. Вариант проходной – высший пилотаж подхалимажа.
На следующий день в Кремле генерал-полковник Георгий Кондратьев был утвержден заместителем министра обороны России, принято решение о создании Уральского военного округа, а я получил должность офицера для особых поручений заместителя министра обороны РФ.
SIC TRANZIT GLORIA MUNDI(ТАК ПРОХОДИТ МИРСКАЯ СЛАВА)
Декабрьским вечером 1994 года министр обороны вызвал Кондратьева.
– Проходи, Георгий. Садись. – Грачев достает бутылку коньяка. Наливает. – Давай выпьем за нас. В России осталось только два генерала, которые умеют воевать. Я и ты.
– Нет, Павел Сергеевич, я и ты.
Выпили молча.
– Георгий, ты в Чечню поедешь?
– Кем?
– Представителем Министерства обороны.
– Нет, товарищ министр, не поеду.
– Почему?
– Что это за должность? Там есть командующий.
Третий тост за ушедших выпили стоя, молча и не чокаясь.
– Ты что предлагаешь?
– Паша, вон кремлевка. Звони Ельцину и назначай меня командующим войсками Северо-Кавказского военного округа.
– Георгий, это понижение. Ты заместитель министра обороны.
– Переживу. Вон Сталин Жукова отправил командовать Одесским округом. И ничего. И еще: мне будет нужно три месяца на подготовку войск. Сейчас модно создавать сводные батальоны и полки из оставшихся частей. Так вот, сводным может быть только оркестр, и то на параде. Я пойду на войну. Мне нужна вся власть. И чтобы никто не путался у меня под ногами.
– Товарищ генерал-полковник, на должность командующего я вас не назначу. Да и моим заместителем не уверен, что останетесь. Я сам полечу в Чечню.
В свою приемную Кондратьев зашел медленно. Я смотрел документы у дежурного офицера.
– Саша, неси коньяк.
Приношу бутылку. Открываю.
– Товарищ полковник, какой у афганцев четвертый тост?
– Выпьем за то, чтобы за нас как можно дольше не пили третий.
– Наливай, а то за это с Пашей не удалось выпить.
Генерал-полковника Кондратьева с должности заместителя министра обороны РФ Ельцин снял 9 февраля 1995 года. Это был день рождения его сына, и генерал узнал о своей отставке за праздничным столом. Типичный пример демократического изуверства. А ему всего 50 лет. Он прошел все должности и все войны. Был первым заместителем командующего 40 армией по боевым действиям, командующим 36 армией в Забайкалье, командующим войсками ТуркВО. И вот «благодарность» власти.
В начале декабря того же года мы ехали с Кондратьевым на его родину в Клинцы Брянской области. Генерал уже 10 месяцев был «за штатом». Было понятно, что к Новому году его уволят из Вооруженных Сил. Обычно «в распоряжении» больше полугода не держат.
Он понимал, что в армию уже никогда не вернётся. Ещё он понял, что вся его блестящая военная карьера, все победы на полях войны, да и то, что остался жив – всё это только благодаря Богу.
-Саша хочу церковь построить
-Благое дело. Я в Ташкенте помог построить. А деньги откуда. Есть у меня, а не хватит - там рядом турки городок для выводимых из Германии войск строят. Они нам ещё с русско-турецкой войны должны. Пусть отдают.
15 сентября 1995 года в поселке Нахабино Красногорского района Московской области состоялось освящение часовни в честь "священномученика и исповедальника Максима" Часовня была построена в память погибшего 8 января в Грозном сержанта спецназа воздушно-десантных войск Максима Кисличка, похороненного в Нахабино.
Генерал был другом семьи погибшего и помог Максиму попасть на службу туда, куда он хотел. В воздушно-десантные войска. Часовня посвящена всем погибшим в Афганистане и Чечне землякам.
Ночь, метель, заносы. УАЗик с трудом справляется с дорогой. Вдруг, уже на подъезде к Клинцам, фары «выхватывают» стоящий на постаменте танк.
— Стой, командует генерал, — к машине.
Выхожу следом. Рукой придерживаю папаху. Ветер сдувает с ног.
— Ты знаешь кто этот танк сюда пригнал? — кричит генерал.
— Так точно. Вы. Никто, кроме Вас, сделать это не мог.
— Правильно, я. Когда командовал 91-м танковым полком в Таманской дивизии.
— Ты помнишь, в каком звании я полком командовал?
— Помню. Капитаном.
Генерал полез через сугробы к памятнику.
— Я сейчас его заведу…
С этими словами Кондратьев стал подниматься по ступенькам пьедестала.
Остановился на последней. Сквозь пургу я его еле различаю. Кругом сурово шумит Брянский лес. Вдруг ветер резко стихает, и я отчетливо вижу на высоком, расширяющемся книзу обледеневшем постаменте танк, а на его броне в заснеженной шинели стоит генерал с приложенной к папахе правой рукой. Он принимает парад. Он сделал всё, что мог. Он сделал больше, чем мог. Вопреки всему он оставил в Средней Азии русский дух и русскую дивизию. Честь имею!
Растираю лицо снегом. Видение постепенно проходит. Опять метель и темный силуэт танка впереди. Подбегаю к постаменту. Генерал твердо намерен завести танк. Ситуация становилась серьезной.
— Так ты не веришь?
Попробовал бы я не поверить.
— Товарищ командующий, разрешите мне. Ну не генеральское это дело.
— Товарищ полковник, помните, Вы в Ташкенте просили десантную бригаду, чтобы взять Белый дом?
Я действительно 20 августа 1991 гола просил у Кондратьева 56 десантно-штурмовую бригаду. Она стояла в Иолотани в Туркмении. Я обещал, что сяду на Чкаловский, возьму Белый дом и наведу порядок в Москве.
— Помню.
— Нет у меня сейчас бригады. Есть только танк. Заводи и вперёд. Приказ ясен?
— Так точно.
— Выполняйте.
— Есть.
Смотрю на высокий обледеневший постамент и представляю, как сейчас на него полезу. Мороз за 30. Долго на броне не продержусь.
— Товарищ командующий. Я точно знаю, что танк не заправлен. Разрешите пока организую солярку. Вы объявите замысел.
— Давай карту.
Быстро накрываю на капоте газету, режу сало с хлебом и достаю две бутылки водки.
Мы оба служили в 36 армии в Забайкалье. Там и при минус пятидесяти на капоте приходилось закусывать. А тут всего-то тридцать. Так, чуть прохладно.
— За ТуркВО.
Выпиваем по полной кружке.
— Товарищ командующий! А это памятник Вам.
—С чего ты взял?
— Там бронзовая доска «Георгию Григорьевичу Кондратьеву и войскам, сохранившим для России Среднюю Азию».
Генерал поднимает голову и смотрит на памятник. Он почти не виден в темноте.
Молча пьем. Наваждение долго продолжаться не может. После третьего тоста садимся в машину. Поехали. Время «Ч» — 10.00. У меня впереди еще целых восемь часов.
Утром в Клинцах бужу Кондратьева.
— Прибыл начальник Брянского управления МСЧ с правительственной телеграммой.
— Ты что, танк уже завел?
— Нет. У меня еще есть два часа.
Генерал читает телеграмму. Дает мне.
В ней за подписью министра по чрезвычайным ситуациям С.К. Шойгу сообщается, что Президент РФ Б.Н. Ельцин подписал Указ о генерал-полковнике Г.Г. Кондатьеве, согласно которому в МЧС вводится должность главного военного эксперта в ранге заместителя министра, и на нее назначается Кондратьев.
— Товарищ командующий, я восхищаюсь Сергеем Кужугетовичем. Ему бы министром обороны быть. Жаль, что служить в это время чудесное…
— Ты о чем?
— О светлом будущем. Разрешите идти танк заводить?
— Отставить танк.
В марте 2016 года я приехал к Кондратьеву. Он восстанавливался после тяжелой болезни.
— Товарищ командующий! Через полтора года нашему округу будет 150 лет. Я подготовил Ваши предложения министру о праздновании этого юбилея.
Протягиваю ему рапорт:
1. Подготовить и провести юбилейные мероприятия, главной целью которых должно быть военно-патриотическое воспитание личного состава ВС РФ и российской молодежи.
2. Создать оргкомитет по проведению юбилейных мероприятий.
3. Учредить юбилейную медаль «За службу в Туркестане. 150 лет ТуркВО».
4. Представить к награждению государственными и ведомственными орденами и медалями ветеранов ТуркВО.
Генерал, прочитав, долго думает. Молчу и я.
— Думаешь, Шойгу подпишет?
— А Вы?
— Я подпишу.
— Он тоже. Киплинг сказал, что, пока мы живы, «Большая игра» продолжается.
Кондратьев подписывает рапорт. С трудом встает из кресла. Выпрямляется.
— Мы еще вернемся к Южному Кресту! Хрен им, а не турецкий стан.
Последний командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-полковник Георгий Григорьевич Кондратьев скончался 12 июля 2020 года в Москве. Похоронен на Троекуровском кладбище.