Пустынное двухполосное шоссе, погруженное в густую тьму, еле пробиваемую фарами пикапа Toyota Hilux. Обитатели автомобильной «ойкумены», водитель и пассажир, едут погруженные в молчание, будто загипнотизированные мельканием полустертой белой разметки –магической тропы, ведущей в неизвестность импровизированного «тумана войны».
«Этот вечер был прекрасным» –меланхолично размышлял Питер Ливингстон, созерцая поглощение дорожного полотна в лобовое стекло автомобиля. Он отлично провел время, отпраздновав покупку его другом Нельсоном, который сейчас и вез его домой, навороченного квадрокоптера, удачно приобретенного тем по ежегодной распродаже на черную пятницу. Компания друзей была напоминала разноцветную мультинациональную мозаику: сам Питер — рыжий, веснушчатого парень 18 лет, потомок британских колонистов и белых африканеров не англосаксонского происхождения, Нельсон — черный африканец, происходивший из племен зулу и банту, 25 лет от роду, а также друзья и одновременно коллеги последнего по крупной горнодобывающей компании (один потомок белых африканеров, один черный, пара цветных (метисов) и двое европейских экспатов (русский и украинец). Еще около получаса назад они вели интересные беседы, играли в настольные игры, пробовали запускать квадрокоптер с заднего двора виллы Нельсона и выпили символическую дозу хорошего местного вина, чтобы поддержать светский шарм встречи. Все они были очень приятными и интеллигентными людьми, конструктивно и непринужденно обсуждающими любые темы. И это было категорически бесценно в сложившихся в южноафриканском обществе условиях.
Обстановка за последние дни сильно накалилась: в некоторые районы Йоханнесбурга были введены войска, чтобы подавить бунты безработного чернокожего населения, а также предотвратить этнические погромы, которые местные устраивали в отношении мигрантов из других стран Африки. По всей стране, а в особенности в окрестностях Блумфонтейна и других районов провинции Фри-Стейт участились случаи нападений на фермеров-африканеров. Медийный образ белого бура, стоящего с дробовиком наперевес среди своих угодий, теперь ассоциировался скорее не с империализмом, а с выживанием. В атмосфере витал беспокоящий сладковатый запах безумия и насилия. Казалось вот-вот начнется гражданская война.
Питеру было крайне некомфортно пребывать в ментальном дискурсе этой эпидемии всеобщего страха и помешательства, и его ум прокручивал моменты вечера этой пятницы, плавно перешедшего в ранее утро субботы. Он вспоминал как сидя в уютной и безопасной гостиной дома семьи Нельсона, расположенного в одном из фешенебельных и специально охраняемых пригородов Йоханнесбурга, русский с хрестоматийным именем Иван и украинец Богдан обсуждали начавшийся несколько лет назад конфликт между их странами, горестно и разочарованно сходясь во мнении, что их народам нечего делить, кроме общей истории, в которой были и плюсы и минусы, но уж точно не было серьезных причин для оголтелой взаимной ненависти, переходящей в организованное насилие. Оба сокрушались, что эта ситуация является безусловным позором всей постсоветской цивилизации, непростительной ошибкой истории и одним из величайших геополитических абсурдов нового тысячелетия. Они долго и самозабвенно обвиняли финансовые и политические элиты в вампирской, провоцирующей бойню, логике и почти со слезами на глазах по-братски обнимали друг друга, находясь за тысячи километров от их стран, на юге совсем другого континента. Братающиеся славяне искренне и безутешно жалели, что их народы не делают того же, занимаясь вместо этого таким человеческим и одновременно бесчеловечного занятием — войной. Иван, дабы выразить солидарность украинскому народу начал учить мову, и вместе с Богданом спел на вечеринке парочку песен группы ДахаБраха.
ДахаБраха — странное название и необычная музыка из экзотичной и далекой восточноевропейской страны. К слову, отчасти на почве любви к этому коллективу, Питер нашел друзей. Будучи замкнутым ребенком, он, к своему несчастью, родился в эпоху заката белой диаспоры в ЮАР. Апартеид отменили в 1994-ом, несколько лет назад и, провозглашенная как государство для всех рас и национальностей, новая Южная Африка фактически заменила белый легитимизированный фашизм на черный. Европейское (как и совсем немногочисленное азиатское) население начали активно притеснять, участились случаи убийств и нападений на потомков колонизаторов. При этом власти, как правило, не вмешивались в происходящее, ссылаясь на недостаток ресурсов. Доведенное до отчаяния нищетой и безработицей, контрастирующей с королевской зажиточностью белых, черное население активно грабило своих бывших поработителей, занимало элитные районы в центрах городов и в отсутствие каких-либо вменяемых перспектив промышляло всеми видами преступности. Родители Питера, тем не менее, не чувствовали больших неудобств — его отец был выдающимся, одним из лучших на всем Африканском континенте хирургом, действительно незаменимым специалистом, а мать занимала высокую должность в региональном отделении международной организации, распределяющей гуманитарную помощь. Они играли важную роль в обществе, их ценили и защищали. Тем не менее, бабушка и дедушка по материнской линии (буры с голландскими и французскими корнями), предчувствуя грядущие катастрофические изменения, продали свою огромную ферму в провинции Фри-Стейт и мигрировали на Мальту еще в конце 1980-х. Родители отца Питера оставались в ЮАР еще долгое время после отмены апартеида. Дед был влиятельной фигурой при старом белом правительстве, он собрал множество регалий, завел немало полезных знакомств и, успев побывать инвестором и предпринимателем, заработал солидное состояние. После проведенных реформ ему пришлось распрощаться с постами и влиянием, но удалось сохранить большую часть богатств. Он был непримиримым противником отмены режима расовой сегрегации и, не сумев смириться с произошедшим, начал много пить и срываться на свою жену, бывшую потомственной английской аристократкой. После очередной ссоры он ушел из дома, снял все деньги со счетов и скрылся в неизвестном направлении, скорее всего покинув страну. Бабушка тяжело переживала случившееся и довольно скоро после этого тоже уехала к родственникам в Великобританию. Питер большую часть своего детства проводил именно у дедушки и бабушки, так как его родители были постоянно заняты на работе. Он впитал от харизматичного и впавшего в затяжное негативное пикирование деда ненависть, презрение и сильный подсознательный страх к черным. Тем не менее, в его школе было достаточно много африканцев, детей из небедных семей вновь образованной негритянской элиты. Группа задиристых черных ребят, во главе с абсолютно отбитым агрессором по имени Табо, терроризировавших, впрочем, всю школу избрала любимой жертвой именно Питера. Будучи от природы скромным и закрытым, он долгое время скрывал от родственников травлю, боясь расстроить их, как мог терпел и старался избегать издевательств. Тем не менее, однажды его психические силы кончились и он устроил перед родителями чудовищную истерику, начав бессознательно ранить себя в живот кухонным ножом. Обеспокоенные Ливингстоны перевели сына на домашнее обучение и стали закармливать его психотропными препаратами и антидепрессантами. Так на несколько лет Питер оказался отрезанным от всяких социальных контактов, сохраняя в себе дремлющий ужас по отношению к черным. Тем не менее, работа с психотерапевтом помогла ему частично побороть страх. Через некоторое время Питер нашел на Last.fm человека, с которым его весьма широкие и специфические музыкальные вкусы совпадали до неприличия точно. И как не странно этот меломан тоже жил в Йоханнесбурге. Истинно, как пели Red Hot Chili Peppers - «music the great communicator». Этим человеком был Нельсон. Пообщавшись по интернету, новые знакомые решили встретиться вживую. То, что его друг по переписке оказался черным, как ни странно, совсем не смутило Питера. Расовая принадлежность не имела никакого значения, именно в этом темнокожем парне недавний хикикомори с нервным расстройством нашел родственную душу, отличного друга, очень интеллигентного, интересного и доброго человека и обрел узкий, но очень приятный и достойный круг общения. Психологическое состояние его, казалось, полностью наладилось, курс нейролептиков был завершен, как и психотерапия. Вопросы апартеида и последствий его отмены не беспокоили новых друзей — оба были из семей зажиточных интеллектуалов, считая в конечном счете прошлое и настоящее не более чем закономерностями естественной социальной динамики, к которой нужно конструктивно адаптироваться. Им нечего было делить, но было что разделять, а именно любовь к искусству и общие интересы.
Погруженный в приятную рефлексию и убаюканный мерным покачиванием движущегося автомобиля Питер уже начал засыпать, как тревожный раскат грома и показавшееся впереди мерцание проблесковых маячков разбудило его.
В кювете лежал перевернутый на крышу Land Rover Discovery из середины 1990-х (у родителей парня была такая же модель, только другого поколения, намного новее, из начала 2010-х). Полицейские освещали покореженный внедоржник своими мощными фонарями и фарами стоящего на обочине служебного Ford Ranger, мигалки которого и заметил полуприкрытыми глазами Питер. Рядом стояла карета скорой помощи и гражданская легковушка (скорее всего, это были свидетели аварии, которые и вызвали аварийные службы). Нельсон прибавил скорость, чтобы побыстрее проехать происшествие — это могла быть и бандитская ловушка. С таким уровнем преступности можно было ожидать чего угодно. У Питера стало тяжело на душе, он был раним и впечатлителен, подобные картины были ему глубоко неприятны.
Toyota остановилась у освещенного асфальтового пятачка, за которым стояла будка охраны с массивным оранжевым шлагбаумом и простирающимся в обе стороны от въезда высоким забором мутно-белого цвета. Питер и Нельсон обменялись теплым и крепким дружеским рукопожатием.
Выйдя из внедорожника, Ливингстон направился через проходную к своему дому, находящемуся в глуби коттеджного поселка. После теплого салона автомобиля воздух улицы ощущался весьма холодным, начинали падать первые капли дождя, поэтому Питер зябко застегнул свою куртку и накинул капюшон. Последние дни вообще держалась аномально низкая температура и часто шли дожди. Не иначе воздушные массы из Антарктики завладели атмосферой Южной Африки.
Из-за бликующего отражением синего люминисцентного фонаря стекла поста охраны с выражением угрюмого недоверия и безразличного презрения смотрел грузный черный служащий. Скорее всего, житель одного из нищих гетто.
Питеру всегда было жутко рядом с этим охранником, дело было даже не в расе, рядом с черными соседями по коттеджам такого не ощущалось. Этот охранник был из того хаотичного и опасного мира африканской жестокости, которая бурлила за пределами фешенебельной недвижимости и уравновешивающей магии крупных капиталов и высокого социального статуса. В нем чувствовалась ненависть и неприязнь, готовые проявить себя при любом удобном случае. Ливингстон бессознательно отвернулся и ускорил шаг.
Несмотря на ограждение и охрану (в сущности, символическую) каждое домовладение имело свой высокий забор, с дистанционно открывающимися воротами. Нажав на кнопку пульта и пройдя в только приоткрывшиеся ворота Питер в несколько движений оказался в просторной светлой гостиной родительского особняка. И в тот же момент его тело пронзил смертный ужас.
В воздухе стоял густой запах природного газа. «Как, почему!? Этого не должно было произойти, этого не может быть!» — В голове Питера вертелись отчаянные мысли. Его тревожная психика неумолимо стремилась дестабилизироваться и закоротить. Тем не менее, ему не без труда удалось успокоиться. Чтобы не задохнуться, преодолевая страх перед тем неизвестным, что может скрываться в доме, он пятясь вдоль стен добрался до окон гостиной и распахнул их настежь, глотнув незагрязненного холодного воздуха и откашливаясь от отравы. Его тело мелко потрясывало, готовясь выпрыгнуть в окно, в случае приближающейся угрозы. Как ни странно, посторонних в доме, похоже, не было, и, несколько осмелев, он обошел весь первый этаж, открыв остальные окна. На кухне шипел газ, но откуда он шел нельзя было понять в точности. Регуляторы горелок были в нулевом положении. «Да и так ли это было важно теперь. Наверное, надо вызвать аварийную службу, а перед этим проветрить весь дом.» - Думал парень. В этот момент его осенило новой чудовищной догадкой, почему-то не сразу пришедшей ему в голову: где его родители, вдруг они были дома и спали, когда произошла утечка, и что тогда!? — Они же могли отравиться насмерть! Питера сильно затрясло, ему хотелось заплакать. Он постоял у открытого окна некоторое время, парализованный возможной перспективой увидеть мертвых родителей, не решаясь подняться на второй этаж. Однако парень вскоре пересилил себя и побежал прямо в родительскую спальню.
Случайно включенный вместе с освещением вентилятор медленно перемешивал воздух с пропаном и метаном. На большой кровати, с отделанной коричневой кожей спинкой, лежала чета Ливингстонов…
— Мама, папа…., — жалобно прошептал Питер и бросился к родителям. Он поднес обслюнявленный палец к ноздрям отца и матери, затем отчаянно ощупал их сонные артерии и запястья, и бессильно рухнул в одеяло между ними, издав нечеловеческий истеричный вопль и разрыдавшись так сильно, насколько позволяла его физиология. Жадно глотая перемешанный с природным газом воздух и перерабатывая его в непрекращающиеся вопли обостренного страдания и ужаса, Питер почувствовал, что его сознание начинает мутнеть. Он вскочил с кровати и на ватных ногах как мог быстро открыл окна спальни, высунувшись половиной тела на улицу и остервенело втягивая свежий воздух. Отдышавшись и почувствовав, что морок отравления и паники схлынул, младший Ливингстон, стал с ужасом думать, что ему теперь делать. «Почему произошла утечка газа, разве так бывает? Это какой-то заговор, преднамеренное убийство! Эти черные добрались и до моей семьи. Они хотят уничтожить нас всех! Отомстить нам! Ублюдки! И в итоге всё свалят на меня, на то, что я убил родителей ради наследства, специально продумал алиби! Мне же исполнилось восемнадцать! Твою мать! Меня посадят, а в тюрьме с этими ниггерами я не проживу и двух дней, они замучают меня до смерти, издевательства этого примата Табо мне покажутся раем!» Адреналиновый дурман гипнотизировал Питера, его трясло, он был в ужасе и отчаянии, но готов, тем не менее, драться, бороться за свое свободное будущее и неоскверненную черными врагами память родителей. Его психика, сокрушенная подлым ударом судьбы, откатилась во времена школьных страхов и унижений. Сомнений не оставалось — это всё чертовы черные, они все как гребанный ублюдок Табо, все! Они ударят в спину при первой возможности и закопают тебя как можно глубже, нельзя доверять никому. Остались только он и мир, сошедшиеся в неравноправном соперничестве, в котором правда была за Питером.
— «Нужно побыстрее убираться отсюда и взять с собой роди…», — он еле сдержал очередной порыв рыданий — «Тела родителей…»
Питер грузил спущенных со второго этажа папу и маму в багажник семейного Land Rover Discovery, отражавшего своим черным лакированным кузовом неестественный холодный свет гаражных люминесцентных ламп. Его душили слезы, тело колотило, но он держался, открыв в себе невиданный ранее запас мужества. Неизвестно сколько ему оставалось времени и когда в дом наведаются «доблестные» негритянские власти, чтобы надругаться своим цинизмом и безразличием над памятью его родителей, отобрать все имущество и подло лишить невиновного Питера свободы.
Сев за руль внедорожника, младший Ливингстон выехал через автоматические ворота в холодный и сырой мрак улицы. Интенсивно моросящий дождь постепенно усиливался, наливаясь все более крупными каплями. Вдалеке раскатывались тревожная барабанная дробь грома.
Прежде чем покатиться в сторону выезда из коттеджного поселка, Питер на секунду остановился пристально поглядев в сторону будки охранника. «Сейчас второй час ночи. За рулем я, хотя у меня даже нет прав и я никогда не езжу на машине самостоятельно. Что подумает этот черный ублюдок!?» - Сосредоточенно и мрачно думал он. Питер осторожно, не торопясь, покатился вперед, в сторону выезда. «Эта мразь, сейчас выйдет, сейчас выйдет, эта мразь…» – Беспокойство его нарастало, дыхание и сердцебиение становились все более сбивчивыми. Через мгновение, будто услышав эту паническую мантру, заспанный охранник в желтом дождевике действительно покинул свою будку. Взвинченный критической массой беспокойства, Питер отчаянно вжал педаль газа в пол. Land Rover, слегка присев на заднюю ось, сыто взревел своим 5-литровым V8 и, понизив передачу в режиме кикдауна, истерично взвизгнул на мокром асфальте широкими шинами. Грузный внедорожник с локомотивной тягой устремился в сторону выезда, перегороженного предупредительно-оранжевым шлагбаумом.
В тот же момент реклама на работавшем все это время радио кончилась, обратив на себя внимание харизматичной крикливой бравадой ведущего.
– Хэй, чуваки, надеюсь вы хорошо закупились на черную пятницу, ведь уже давно настала черная суббота и все эти новые штучки пригодятся вам для выживания! И какая черная суббота без Оззи и его Black Sabbath!? Главное, не сходите с ума, мужики! – речь диск-жокея оборвалась бодрыми и простыми риффами старого английского хард-рока. Из колонок как отдаленный гром раскатывалось начало Black Sabbath – Paranoid.
Недоумевающий охранник резко метнулся в свою будку (должно быть, за пистолетом) и через мгновение крупный британский внедорожник с пугающим треском пробил кенгурином шлагбаум, подняв в воздух брызги мелких пластиковых осколков оранжевого цвета. Эта преграда оказалась более серьезным препятствием, чем обычно это показывают в фильмах, от удара Питера дернуло вперед в сторону выстрелившей ему в лицо подушки безопасности. От на мгновение ослепившего и оглушившего его шлепка синтетической ткани, он не сразу в полной мере осознал происходящее. Впереди его расстилалась глубокая пустота тьмы – похоже фары были разбиты ударом. С верхней части лобового стекла разбегались раскидистой молнией трещины – видимо, не желающая сдаваться полуповерженная продолговатая преграда успела нанести удар наотмашь вдогонку беглецу.
«Туманки, есть же еще туманки!» – бешено думал Питер, отчаянно пытаясь найти их включатель.
– Вот же! С*ка! – уже вслух воскликнул он.
Слабый свет противотуманных фонарей на секунду озарил стремительно приближающиеся кусты между двух деревьев. Тут же внедорожник жестко и крайне некомфортно подпрыгнув несколько раз на ухабах влетел в растение, молниеносно сломав его и оставив себе в качестве трофея застрявшую в покореженном кенгурине ветвь уничтоженного соперника.
Питер, отчаянно крутя рулем, поймал траекторию беснующегося автомобиля и устремился по размокающему бездорожью в дикую африканскую неизвестность. Дождь усиливался, началось настоящее буйство природы. Обильный плотный поток воды обрушивался на землю под аккомпанемент адской канонады грома и фантасмогорически ярко вспыхивающих электрических небесных трезубцев. Дворники в безумном танце скользили по битому стеклу, ничуть не помогая видеть окружающее, но придавая происходящему демоническую зацикленную обреченность.
Из колонок под динамичный и колдовской мрачный бит высокий и приглушенный женский голос нашептывал:
«B-b-baby
Here, boy
Are you crazy?
Down boy…»
– Идите к черту! – остервенело выкрикнул Питер, резко выкрутив до минимума регулятор громкости.
Ливингстон несколько сбавил скорость – противотуманки были не в силах хоть сколько-нибудь адекватно осветить бушующее ночное неистовство природы, машину таскало по скользкой размокшей грязи, не спасал даже полный привод. Питер пытался собраться с мыслями. «Так, фары не горят, но есть туманки, от которых, впрочем, мало толку, подушки выстрелили, но уже сдулись – не мешают, радиатор вроде не пробит, топливо есть. Сейчас главное убраться подальше, куда-нибудь в глушь, где меня точно не найдут, а дальше пережду бурю и решу что делать. Вот тебе и экзамен на совершеннолетие, Питер, сейчас тебе никто не поможет, будь мужиком, не подведи самого себя, постарайся ради памяти родителей!»
Очередной всполох молнии озарил близкое дерево среди коричневой грязи и довольно крутой склон, по которому куда-то в темную неизвестность стекали потоки, похожие на горячий шоколад. Внедорожник, несмотря на попытки вернуть его на траекторию, неумолимо потянуло вбок.
Питер отчаянно крутил руль и газовал, но Discovery развернулся вокруг своей оси и, безвольно проскользив на бешено вращающихся колесах, поднимающих в воздух феерические фонтаны грязи, остановился.
Бессмысленно погазовав еще несколько секунд, Ливингстон с отчаянной досадой ударил по рулю и, с яростью вскрикнув: «Да твою ж мать!» — вышел из теплого салона внедорожника в дикий хаос беснующейся природы.
Освещая фонариком окружающее он понял, что застрял скорее удачно, ведь буквально в метре от кормы автомобиля начинался обрыв, с которого потоки грязи водопадом лились прямо в реку. Британский внедорожник лежал днищем на земле, плотно зарывшись в густой жижеобразный африканский грунт. Еле удерживая равновесие на скользком склоне, Питер добрался до багажника. С остервенением распахнув его, он увидел лежащие друг на друге тела отца и матери, будто бы любовно обнявшиеся в нелепой позе. Еле сдержав мгновенно подступившую истерическую волну рыданий, от оторвал взгляд от родителей и принялся рыться в хаотично набросанных вещах, сразу же выкидывая ненужное наружу.
Ничего из найденного, казалось, не могло помочь. В порыве отчаяния, Питер автоматически выбросил довольно толстый оранжевый трос.
— Вот, черт! – тут же опомнился он и подобрал несправедливо отбракованную вещь. На новенькой веревке висела черно-белая бирка, усеянная размашистыми линиями, черточками и кружками, порой в своих сочетаниях напоминающими смешных человечков. Похоже, это был корейский хангыль. Скорее всего, где-то была информация и на английском, сообщающая о предназначении этого троса и предполагаемых максимальных нагрузках. Но это было не важно. Найденная веревка была единственно возможной соломинкой, сулящей призрачную перспективу спасения. Посмотрев несколько секунд на этот артефакт из синтетических оранжевых волокон, Питер придумал, как ему показалось, гениальную идею. Он решил примотать один край веревки к кенгурину, обогнуть ей близ стоящее дерево, а другим концом привязать сзади фаркоп, затем сильно натянуть трос, порвать также лежащие в багажнике коврики для йоги и подложить их части под колеса, чтобы создать хотя бы минимально приемлемое трение. На самом деле, идея, была конечно, только подделкой на озарение и вряд ли бы сработала, но эта догадка, не остановила младшего Ливингстона. Лучшее, что он мог сделать сейчас — пробовать.
Промокнув насквозь под жутким ливнем, несколько раз подскользнувшись и упав в скользкой грязи, он подложил под колеса обрывки ковриков, привязал трос к покореженному кенгурину и, с рвением, еле удерживая равновесие на скользком склоне, стал пробираться к дереву, оно было уже совсем близко. Вдруг Питер заметил, что трос выскальзывает из его рук. Оглянувшись назад, он увидел, что внедорожник с неумолимой неизбежностью скользит в сторону реки вместе с большим пластом земли.
— Неееет! Твою мать, неееет! — заверещал он и в отчаянии дернулся в сторону автомобиля. Потеряв от плохо скоординированных панических движений равновесие, и выронив трос, Питер упал лицом в грязь, слегка хлебнув отвратительной холодной массы. С омерзением выплюнув её, он истерично вскочил и увидел, как слабо взметая вверх куски грязи, Land Rover Discovery с трупами его семьи в багажнике с ускорением сползает в реку, исчезая за вновь образовнным краем обрыва и увлекая за собой лукавого грязно-оранжевого змея троса.
Активизированное адреналиновое беспокойство и деятельное безумство будто бы свалились в реку вместе с внедорожником. Место им уступила безграничная экзистенциальная пустота отчаяния. Демон вселенского ужаса, завладевший Питером через осознание произошедшего, парализовал тело и мысли. Жизнь младшего Ливингстона определенно закончилась в этот самый момент. Его душа сгорела, оставив страдающую от физиологии психического напряжения оболочку бессмысленно функционирующего организма.
Наполовину утопленный в грязи фонарик, скромным лучиком выхватывал участок грандиозной густой и дикой тьмы, которая только что поглотила все, что еще оставалось у Питера. Чудовищный раскат грома сотряс напряженный вакуум окружающей бездны. Сзади приближалось разноцветное свечение и мерцание. Незаинтересованное тело Питера повернулось автоматически, как амеба реагируя на раздражитель. Медленно пережевывающий грязь полицейский Ford Ranger, выхватывая фарами испачканного с ног до головы парня, медленно остановился. Из пассажирской двери неторопливо и настороженно вылез угрюмый и грузный черный полисмен. Как тревожные маяки противоположностей крутились красный и синий проблесковые маячки, сужающие Вселенную до промежутка между ними, венчающего безжалостной короной густую и непроницаемую тьму пустоты.