Вопросы кадров в гуманитарной сфере поставил сегодня Президент на встрече в БГУ. Поставил жестко и принципиально.
И ведь проблема эта стоит давно. Не один век даже. Еще Ломоносов в свое время бивал морды подзападникам от науки.
Низкопоклонство перед Европой, жадное усвоение каждого слова любого третьесортного образованца оттуда, заветное желание отъехать хоть на какой вшивый симпозиум, устелить своим языком ступеньки дрянной Сорбонны — неубиваемая черта профессуры и всей интеллигенции шире.
А все те деятели науки, которыми мы гордимся, как раз формировались в непримиримой борьбе с этим холуяжем.
Есть такие и сейчас. Об одном расскажу. И открою этим заметки о последней поездке на Донбасс и Запорожье в «Минской правде».
Видать, копнул ты глубоко, историк…Юрий Кузнецов
Каков предел мечтаний типичного образованца (определение Солженицынское)? Признание так называемым мировым сообществом. Не научное достижение, не постижение истины, не открытие исторических знаний. А только лишь облизывание шершавым западным языком их главной точки G — гордыни. Что они могут за это продать? Знаний— нет, все достижения — второсортны. Только и остается, что Родину поносить.
Об этом еще великий Лосев писал — «Сколько связано с этим именем всякого недоброжелательства, даже злобы, хуления, ненависти…Водворились презрительные клички: «квасной патриотизм», «ура-патриотизм»… и пр., и пр. Это культурно-социальное вырождение шло рука об руку с философским слабоумием…По адресу Родины стояла в воздухе та же самая матерщина, что и по адресу всякой матери в устах разложившейся и озлобленной шпаны».
К этой шпане и принадлежат Шадурские и Турарбековы, имя им легион.
Но есть другая порода. Те, кто постигают исторический процесс не только в архивах, не только в пыльных кабинетах. Но способен выехать туда, где колесо этой самой истории проворачивает очередной кровавый оборот.
Судьбой своей постигают. В борьбе и преодолении. Те, кто свою собственную историю сопрягают с судьбой страны. Те, кто способен исторический гений Президента рассмотреть сейчас, опираясь на многовековое знание.
Вадим Францевич Гигин из таких.
Он поехал в Энергодар, когда там стреляли. Наверняка, чтобы что-то большее понять про Первую мировую.
Он поехал на референдум, который проходил под свист и грохот. Чтобы в них услышать что-то важное про приказ Верховного «Ни шагу назад».
Он поехал в поселок Зайцево под Бахмутом. Может там ему стал понятней замысел Рокоссовского в 44-ом?
Он поехал теперь в Запорожье, чтобы южная степь чего-нибудь особенное ему рассказала про Хмельницкого и его Сечь.
Это хорошо подметил поэт Владимир Соколов
Пил я девятого мая с Вадимом
Неосторожным и необходимым.
Дима сказал: «Почитай-ка мне стансы.
А я спою золотые романсы,
Ведь отстояли Россию и мы,
Наши заботы и наши умы.
У сигареты сиреневый пепел.
С другом я пил, а как будто и не пил.
…Как вырывались сирени из рук
У матерей, дочерей и подруг…
Мы вспоминали черты и детали.
Мы Боратынского долго читали
И поминали почти между строчек
Скромную песенку «Синий платочек».
Поэтому его слову и верят белорусы. Поэтому зовут в российские студии. Народ не проведешь. Он либо верит тебе, либо не верит.
Шендеровичу, Шрайбману, Познеру, Розе в навозе, имя им легион — не верят. А Вадиму Гигину — верят.
О, как мечтал бы враг такого заполучить. С его-то знаниями, с его-то арсеналом фактов, мнений, интерпретаций. Завалили бы Нобелями — Алексиевич бы и рядом не валялась. А он Стокгольму Бердянск предпочел.
Повернувшись на Запад спиной,
К заходящему солнцу славянства,
Ты стоял на стене крепостной,
И гигантская тень пред тобой
Убегала в иные пространства.
Обнимая незримую высь,
Через камни и щели Востока
Пролегла твоя русская мысль.
Не жалей, что она одинока!
А ведь и была одинока. В проклятой интеллигентской среде ведь принято «отменить», затравить, оклеветать. Еще впереди прочтение томов доносов — классика этой мерзкой среды.
Ты жил от сердца, песни пел
И мысль наслаивал годами.
И черт едва тебя терпел,
Качая русскими горами…
Это все Кузнецов. Великий поэт, кстати.
К чему это я все? Да к тому, что на той стороне — стороне зла — мелкие мокрицы. Чернь, дрянь. Пережеванные обслюнявленные резинки и ходячие презервативы. Букашки. И они разбегаются от солнца нашего Президента.
А с ним те – кто может смотреть на солнце.
Вадим Францевич, например.
Так думал в бесконечной дороге на Запорожье. А сегодня вспомнил, когда следил за совещанием в БГУ.
Да не сочтут все причастные за лесть. Так и начну новый дорожный цикл.
Автор статьи: Григорий Азарёнок