Смеситель в ванной работает на износе ещё с октября месяца, с каждым днём становится только хуже. Под «хуже» Я имею в виду регулярные перебои при подаче воды, пятиминутный ритуал наведения температур и внезапные включения воды глубокой ночью, выключать которую встают уже ближе к утру. Со всем этим можно смириться и жить до следующего смесителя, но нужно быть готовым к тому, что процесс мытья головы теперь будет вызывать одни неприятности. Когда тонкая струйка чистого кипятка в очередной раз ошпарила мне затылок, Я вскричала. Хотелось бросить всё и окунуть голову в унитаз за стенкой, но мне не впервой. Я докрутила ручки и на следующие пяти минут, пока горячая вода сменится ледяной, которая, кстати, обжигает ничуть не меньше, вышла из ванной комнаты. Кипячёную воду мама перелила в графин, открыла кран, заполнила чайник водой оттуда и поставила вариться по второму кругу. Воду закрыла не до конца. На столе стакан 200 миллилитров, воды в нём мало, но промочить горло хватит. Под окном стоит кошачий органайзер. У кошки нашей есть зловредность — никогда не пить сразу. Прежде она залезет в миску лапой, пошуршит в ней до первого замечания, а потом откажется пить из миски, потому что та с шерстью. Из-за этого воду ей приходится менять в два раза чаще обычного. Кран включить-выключить. Струя резко ударяет об стенку раковины и пропадает спустя несколько секунд — всего-то надо было ополоснуть ложку. Я машинально открываю кран, чтобы согреть руки, не трогаю полотенца и смотрю, что осталось. Капли дрожат на кончиках пальцев, скатываются вниз по запястьям, но не теряют формы, крепко цепляясь за кожу.
«Сколько же это воды, – промелькнуло у меня в голове. – Последних пары минут хватило бы, чтобы наполнить до десяти кружек».
Резко вспоминаю про ту, которая текла из-под крана всё это время в ванной и кидаюсь её выключить. Разные мысли возникают у меня в голове в этот момент, в том числе и те, в которых Я думаю о мире после очередной глобальной войны, где вода, наравне с чистым воздухом и настоящим деревом, станет самым ценным из ресурсов. Мысли мои растекались во все стороны, а вместе с ними утекали по трубам кубометры воды.
«Мне почти незнакома жажда. Я никогда не потерплю кораблекрушение, подобно Робинзону Крузо, выброшенная на безлюдный остров в окружении одной только солёной воды.
Какой ценный и невероятно редкий по сути ресурс, эта вода, и как безалаберно мы ей распоряжаемся. Только один раз в году понимаем, что вода необходима для поддержания баланса, и тот, когда нам отключают её где-нибудь в начале лета. Мы чудовищно расточительны и небрежны!»
Вот и Фрэнк Герберт того же мнения. Ему безразличны все эти политические игры, которыми балуются сильные мира сего, когда мир норовит разорвать себя на части. Считая, что их время прошло, он вознамерился написать книгу, в которую, однако, поместится столько политики, что и подумать страшно. Я, например, такое не люблю, а другие любят. Другим нравятся династические войны и распри, будто именно они гарантируют устойчивое развитие человеческой цивилизации, но на самом деле лишь отвлекают внимание от по-настоящему важных проблем да и ощущаются так, будто руку в корзину с грязным бельём засунул. Но «Дюна» Герберта не о том, что люди не найдут себе покоя и мира даже 8 тысячелетий спустя, когда не будет обнаружена ни одна другая разумная жизнь во Вселенной, их некогда Голубая планета будет разрушена, а они так и продолжат воевать то за землю, то за таинственную специю — аналог современной нефтяной иглы, на которой сидит полмира, то за то, что ещё и придумать толком не успели.
О чём же тогда может быть написана книга, которая нашла своё продолжение аж в 19 томах после? Она о жизни в масштабах целой Вселенной и аналогом ей выступает не специя, как может показаться в самом начале, а вода, которой недостаёт только на одной планете во всей Межгалактической Империи — Арракисе. Планета красных песков и палящего солнца на самом отшибе Империи стала кормящей матерью для единственного вольного народа во Вселенной, который так и зовётся — фримены. Эти люди, живущие в пещерах пустыни, лучше всех прочих знают, что молчание — золото, междоусобицы ведут к гибели, а вода — источник жизни. Но в чём же причина того, что не пряность, а именно вода, которой в достатке везде, кроме Арракиса, становится ключом к пониманию жизни, по мнению Герберта? Пряность всегда вела к подавлению жизни, а её полезность подтверждалась эпизодически. Есть смысл полагать, что и специи можно было бы найти замену, но представители феодальных семейств, управляющие Империей, в этом заинтересованы не были. Для коренного населения родины меланжа, фрименов, она не имеет такой ценности, но воспринимается ими в качестве уникальной по своему происхождению и свойствам субстанции, которую нужно делить и преумножать совместными усилиями, а не ходатайствовать над ней единолично. Почему такая важная для современных людей по смыслу идея в мире Дюны возложена на представителей меньшинств? Потому что для того, чтобы обрести что-то в полной мере, это нужно утратить с концами. Потому что понимание механизмов жизни приходит только тогда, когда опускаешься на самое её дно. Каждый праведник происходит из рода незнатного, мессия всегда будет отвергнут, но только до тех пор, пока обществу не потребуется новый Цезарь, или, правильнее будет сказать, Квизац Хадерач.
Вот такие мысли возникли в усталой и немытой от усталости голове. Воду в тот день Я так и не включила — не чувствовала необходимости. Кажется, будто даже пить Я на какое-то время стала иначе: маленькими глотками, смакуя каждую крупицу воды, какую удавалось нащупать. Вы скажете, что в моём тексте воды больше, чем у вас на кухне, но разве это плохо? Вода ведь очень и очень важна, если хотите жить.
