Два десятилетия прошло с тех пор, как нет на свете этого, может быть, самого странного и удивительного писателя земли Уральской. Он написал повесть, которую «зарубил» лично Ельцин, роман о женщине на войне, который инсценировал Николай Коляда, а под финал жизни – книгу об Иосифе Сталине. Сочинил объемный травелог о странах Европы и Скандинавии, но страдал редким недугом – амаксофобией, боязнью передвижения в транспорте. Его фамилией названа одна из центральных улиц Екатеринбурга, но не все горожане, особенно молодые, сходу смогут ответить, кто же такой Никонов.
Многоликий, многогранный, многотомный
Люди начитанные, в случае опроса, возможно, скажут, что жил в Свердловске литератор из тех, кому теперь приклеивают ярлык «совпис» (то есть номенклатурный советский писатель). Он и вправду руководил местным отделением Союза писателей в 1990-е, и был членом правления СП РСФСР. Но пусть Николай Григорьевич и не добился при жизни сногсшибательной бажовской легендарности, а его произведения сегодня фактически не издаются, числить Никонова скучным местночтимым классиком – огромная несправедливость.
Незаурядная личность, страстный коллекционер, птицелов и флорофил, разводил орхидеи и кактусы, собирал бабочек и насекомых, и обо всех своих увлечениях оставил занимательные книги.
«Эта витальная жадность до жизни проявлялась в его многочисленных увлечениях, как сейчас сказали бы – хобби… Причем всякое свое сугубо любительское увлечение он поднимал с уровня дилетантства до уровня, близкого к профессиональному. Ходил слушать птиц, ловил их, потом по сезону отпускал – и написал книгу «Певчие птицы», которую признали уральские орнитологи. Возился с кактусами, и появилась книга «Созвездие кактусов», собирал репродукции картин мастеров и рассказал об этом в книге «Золотой дождь».
Из статьи «Землянин» литературоведа Наума Лейдермана с воспоминаниями о Никонове.
Создал публицистическую поэму в прозе о защите природы «След рыси», напечатанную в популярнейшей «Роман-газете», но обижался, когда его называли «уральским Пришвиным».
«Как-то в одной из газетных публикаций Николая Григорьевича назвали уральским Пришвиным. Он пришел домой и говорит: «Знаешь, у меня теперь какой титул есть? Я теперь не Никонов, я теперь «уральский Пришвин». Он считал, что Пришвин природы не знает, потому что написано, например, в одной из его книг: «Он пошел в лес, и какой-то малый пташек красиво пел надо мной». И сколько Николай не искал, в книгах Пришвина ни одна птичка не названа. А Коля любил птиц с детства. Он знал каждую птичку».
Из интервью вдовы Антонины Никоновой «Правда таланта».
Всего при жизни вышли 67 книг. Отдельные произведения переведены на 7 языков, в том числе на немецкий, итальянский и французский. Посмертное «Собрание сочинений» составило девять томов.
История с географией
Увековечили Николая Никонова неожиданно быстро после ухода из жизни, в 2005 году по ходатайству коллег и согласно постановлению главы города.
«В Екатеринбурге очень мало улиц, названных в честь писателей-земляков, – объяснял тогда один из инициаторов идеи, писатель Владимир Блинов. – Между тем, самым ярким уральским литератором после Мамина-Сибиряка и Бажова был Николай Никонов. Два года назад он умер, в декабре нынешнего года ему исполнилось бы 75 лет. Так что появление улицы, названной в его честь, как нельзя актуально».
Улицу Никонову «выделили» не где-то на окраине, а в центре, на месте, где протекли его детские и юношеские годы, в бывшей Мельковской слободе, где стоял родительский дом.
«Он родился здесь, в Свердловске. Родители его были местными, мещане настоящие. Тогда так говорили: «мещанин города Екатеринбурга». Жили они в своем частном доме: двухэтажном, низ каменный, верх деревянный», – сообщала Антонина Никонова.
Истории, связанные с этим дорогим ему местечком, писатель старался запечатлеть и в ранней повести «Солнышко в березах», и в едва начатом произведении с длинным говорящим заголовком «Бытие, или Четыре жизни Николая Мельковского».
Улыбка истории: улица имени его старого недруга, ставшего для писателя суровым цензором – Бориса Ельцина – появится буквально напротив улицы Никонова три года спустя, в апреле 2008-го.
Еще один представитель абсолютной власти, очаровавший писателя с юных лет, также был отмечен на местной карте – эти локации до 1956 года относились к Сталинскому району Свердловска.
Роман со Сталиным
Роман «Иосиф Грозный» вышел в год смерти автора, в 2003-м, приличным по нынешним меркам тиражом в 5100 экземпляров. Авторское название «Стальные солдаты» заменили более коммерческим, а книгу сократили. Полный вариант опубликовали в журнале «Урал».
Пикантность подробной исторической хронике придавала любовная линия – роман Сталина со служанкой Валентиной Истриной, допущенной к трону и постели тирана.
«Роман» со Сталиным у самого автора начался с ранних лет. Никонов видел живого вождя на мавзолее, а будучи студентом Свердловского пединститута, даже отправил послание дорогому Иосифу Виссарионовичу.
«И тогда я решился на отчаянный и вроде бы глупый поступок. Я написал письмо товарищу Сталину. А в письме указал, что хочу сократить время обучения, сберечь деньги государству, что тратятся на меня, и прошу лишь об одном, чтоб разрешили учиться на двух курсах сразу. «Экзамены (выпускные) обязуюсь сдать только на пятерки». А через месяц или больше меня вдруг вызвали, и секретарь сообщила, что мне «разрешается учиться на двух курсах». «Неужели мое письмо дошло до Сталина?!» — думалось мне».
Почему роман не «выстрелил»? Быть может, читатель пресытился темой, устав от шквала разоблачений и биографий (иногда с приставкой «псевдо») в постперестроечную эпоху. Критика тоже была сдержанной, пеняли автору и на то, что он «утеплил» образ вождя и слишком вольно трактовал события, связанные с его правлением.
«Один из моих оппонентов-недоброжелателей заметил мне как-то: «Да что ты знаешь о Сталине!» Могу ответить не только ему: знаю больше, чем Алексей Толстой, когда взялся писать роман о Петре. Сталина я хотя бы видел воочию, слышал его выступления, смотрел кинохроники, бывал в тех местах, где он жил (кроме Тегерана), и, наконец, еще октябренком собирал «досье» на Сталина, складывая в папки вырезки из газет, журналов и переписывая что было возможно. Еще раз хочу напомнить: «Стальные солдаты» — художественное произведение, где (…) я хотел бы показать Сталина и обычным человеком, и тем, при ком Россия вышла если не на первое, то уж и не на второе место в мире по своему значению».
Экзекуция с Ельциным
Многострадальная повесть «Старикова гора» тоже сперва вышла к читателю в сильно урезанном виде в «Урале», но даже она подверглась страшному партийному разносу.
Антонина Никонова вспоминала:
«Старикова гора» – это страшно. У Николая Григорьевича было кровоизлияние в глаз. Ельцин, в то время первый секретарь, сказал, что если мы Никонова здесь не напечатаем, то он передаст эту повесть куда-нибудь за рубеж, тогда партии будет еще хуже».
Полный текст вышел в 1990 году в авторском сборнике. Вот, что вежливо сообщала тогда аннотация, не называя того, кто организовал травлю писателя.
«Когда восемь лет назад журнал «Урал» решил опубликовать повесть Николая Никонова «Старикова гора», некоторыми страницами ее, увы, пришлось пожертвовать: тогда они были «непроходимыми». Ведь автор не только рисовал правдивую и горькую картину раскрестьяненной уральской деревни, где люди безразличны к земле, утеряли чувство хозяина, – он заглядывал и в прошлое, в черные дни раскулачивания… Неудивительно, что и журнальный вариант вызвал начальственное неудовольствие, кое-кто разглядел в повести чуть ли не «воспевание кулачества».
Наум Лейдерман описывает ситуацию более конкретно:
«А никоновская «Старикова гора»? Опубликованная даже в несколько приглаженном и усеченном виде на страницах «Урала» в самом начале 1984 года, она удостоилась личного гнева будущего президента России, в ту пору первого секретаря Свердловского обкома КПСС. Нарисованная в «Стариковой горе» картина деградации советской деревни, где пьянчуги-бездельники типа Диогена (от редуцированного – «дядя Гена») третируют старика-трудягу – «кулащье», мол, и всячески пакостят ему, конечно же, не совпадала с официозными сказками об обществе развитого социализма».
Борьба с собой
При удачно складывающейся издательской истории в родном городе Никонова долго не печатали в столице: десять лет тамошние издательства «мурыжили» присланные рукописи. Чтобы пробить публикацию, нужно было ходить по редакциям, заводить полезные знакомства. Никонов же не мог лично приехать в Москву из-за страха перед общественным транспортом: даже в пригородных автобусах и электричках его настигали панические атаки. Это расстройство сейчас называют амаксофобией, а тогда с подобным плохо разбирались, и пациент был наедине со своими страхами.
Может, поэтому так любил Никонов лес, природу, тишину, был заядлым дачником и даже сам построил дом.
Лишь к сорока пяти годам недуг отступил, и писатель начал выезжать все дальше, пусть и в сопровождении жены. Итогом стали два обстоятельных зарубежных травелога, как теперь принято говорить: «Париж стоит мессы» и «Северный Запад» (отчет о посещении скандинавских стран, Голландии, Бельгии и Люксембурга) – они и сегодня могут служить культурным путеводителем. Особенное уважение вызывает то, что написаны они человеком, который не так давно обрел способность к странствиям.
Жизнь на сцене
В 2022 московский Театр сатиры запланировал спектакль по роману Николая Никонова «Весталка» и доверил Николаю Коляде перевести прозу в драматургический материал.
«Николай Никонов – незаслуженно забытый писатель большого масштаба. Роман он написал от лица женщины-санитарки. Не знаю, почему до сих пор никто не сделал моноспектакль: там любой фрагмент бери и играй – зал будет рыдать, настолько это искренне и правдиво написано», – считает автор инсценировки.
Что еще прочитать?
До того, как полностью посвятить себя писательскому ремеслу, Николай Никонов, окончивший Свердловский пединститут, более пятнадцати лет посвятил преподавательской работе, в итоге дослужившись до поста директора школы рабочей молодёжи на Вторчермете.
Об этом периоде своей жизни прозаик честно и с теплотой рассказал в повести «Мой рабочий одиннадцатый», где образ реальной ШРМ заметно отличался от известной легкомысленной версии, показанной в знаменитой «Большой перемене».
Текст Евгения Иванова. Иллюстрации предоставлены свердловской областной библиотекой им. Белинского