Красный круг солнца повис над горизонтом, как- бы раздумывая: сразу скатится за его линию или остаться и посветить в небе уже не яркими, ослепляющими лучами, а уютным теплым излучением догорающего костра.
Летний вечер в селе Поречье. На днях приехали родители. Это их родина. Ради них на время покидаю нашу компанию из двоюродных братьев и сестер. Шутка ли : я не видел маму и папу считай два месяца.
Мне –одиннадцать.
—Вырос, загорел!— по традиции, отец отметил мой рост на дверном наличнике, приставив к моей стриженой макушке книгу для внеклассного чтения, кажется, "Муму" Тургенева. В сельской библиотеке набрали по списку.
—Читаешь? Или на реке пропадаете?—улыбается мама.
Хвастаюсь, что уже хорошо плаваю. Про "Муму"– молчок.
Мама, после расспросов, что ел, как спал, не болел ли, неожиданно спросила, видел ли я большой камень?
—Покажи ему,—просит она отца,—мы в детстве к нему бегали.
Мы по светлой , цвета спелой ржи, укатанной тропинке на велосипедах отправляемся в небольшое путешествие. У отца взрослый велосипед "Прогресс", у меня – подростковый "Орленок". В этом году я стал доставать до педалей, жму на них уверенно, сижу прямо: теперь не надо ехать боком, держа пятую точку на весу под рамой.
Шины шуршат, седло поскрипывает. Прибавляю ходу, оглядываюсь : кто быстрее?!
Конечно, я!!!
" У меня самый лучший в мире папа и самая лучшая в мире мама. И живём мы в самой лучшей в мире стране!!!"
Тропинка, то расширяясь, то сужаясь, бежит вдоль реки – красавицы Нерли, впадающей в Волгу. Вода чистая, прозрачная, дно песчаное.
Песок красноватого оттенка придаёт рубиновую прозрачность толще спокойной волы : раздолье для купания и рыбалки. Река справа. По левую руку поле темно-жёлтого янтарного цвета.
Бросаем велосипеды, заходим по краю ,как в спокойное море, рвем колосья.
Колос длинными жёсткими волосками царапает ладонь.
— Это рожь,—поясняет отец,— у пшеницы колос мягкий, золотистый, поэтому пшеничное поле вон там поодаль более светлое и меньше по размеру: пшенице тут холодно. Рожь –главная культура светлой почвы
нечерноземья.
Вновь мелькают туго натянутые спицы, отражая лучи заходящего солнца.
Темнеющий вдалеке острыми зубцами перевернутой вверх пилы, вечнозелёный еловый лес стал ближе. Взрослые называют его– Горелый пал.
Мы пойдем туда завтра с утра.
Вековые ели встретят нас. Они так высоки, что, раскачиваясь, даже в полный штиль, своими верхушками создают ветер и шумят, переговариваясь меж собой, там на тридцати- или сорока метровой высоте.
Одна из них укроет нас своими мохнатыми лапами от августовского дождя. Его капли, стекая с темной хвои, будут падать вниз и превращаются в ожерелья красно белых ягод брусники или фиолетовых бусин черники, рассыпанных поштучно или гроздьями, по малахитовому покрывалу влажного прохладного мха.
Мы будем ждать окончания волшебной капели, совсем не боясь вымокнуть, а в плетёной, лёгкой корзине с синеющими на срезе подосиновиками, нестойкими подберёзовиками, нестареющим лисичками, мохнатыми волнушками, будет красоваться чистейшей толстой ножкой, матовой коричневой шляпкой, найденный мною белый гриб.
Возвращаюсь к нашей прогулке. Дорожка, по которой мы катим, идёт в подъем, делает поворот вслед за рекой и вскоре исчезает под зеленью гусиной травы. Маскировку завершают круги листьев подорожника и конского щавеля выпустивших свои цветоносы – дневную радость жужжащих пчёл и мух. Сейчас же в вечернем воздухе над полями слышен только стрекот музыкальных инструментов кузнечиков.
Река здесь делает излучину и уходит вправо оставляя крутым левый берег и несёт свои волны к Волге.
Поля остаются в стороне, начинаются луга с разнотравьем. Сенокосная пора. Скошенная трава собрана в небольшие копны.
Такие же стоят и на нашей усадьбе. Грабли с деревянными зубцами – инструмент известный.
Вёдро – разбрасывай копны, тучка– сгребай в рядки и снова собирай в копну.
И так несколько раз, пока не уйдет влага, и трава станет сухой и невесомой, а аромат лета останется в ней до следующей весны.
Вдоль берега оставлена нескошенной приличная полоса.
—Пап, где же камень?— мы останавливаем велосипеды.
Отец ведёт меня сквозь высокую траву с сиреневыми колокольчиками, голубыми васильками и ромашками к небольшой рощице из берёзок и осин.
Углубляемся в неё, стараясь не попасть на колючки чертополоха, и вот он–Большой Камень !
Он поистине огромен. Круглый, как бильярдный шар, гранитный валун диаметром больше 2 м, замаскированный густым высоким кустарником, врос в землю на крутом берегу.
Сколько весит такая громада я даже не представляю.
"Почему он такой круглый и как он сюда попал на обрывистый берег реки?"
Отец рассказывает про ледниковый период.
Живо представляю : лёд километровой толщины наступает на наш материк с Арктики, подминая побд себя и сминая обломки горных пород, тащит за собой, обтачивает и шлифует, превращая их в исполинские шары. Миллионы лет камень провел в ледяном плену. Но ледник терял свою холодную силу.
Лёд растаял, а камень, о который, верно, точили свои бивни древние мамонты, остался.
Пора возвращаться. Бревенчатых домиков с резными наличниками и крышами, покрытыми где дранкой, где шифером, отсюда не видно, но заметен золочёный крест на старой колокольне в центре села.
Солнце коснулось позолоты последним закатным лучом, осветив купол церкви, скользнув по серой поверхности камня и нашим счастливым лицам.
До свидания, солнышко!
Ледниковый период кончился, а летние каникулы ещё нет. Целых две недели осталось.
***
Через десятки лет меня сфотографирует на камне се
стра, а я дорасскажу историю с Большим Камнем.