Благодарю за лайк и подписку.
Предыдущая глава
– Эй, люди! Есть кто живой? Лиз, ты здесь? Я есть хочу! – Фёкла только продрала глаза и не поняла, где находится. Нет, где-то вдалеке бродила мысль, что она дома. И возможно даже в своей спальне. Но стерильная чистота помещения вызывала сомнения. Это было слишком не похоже на обычное состояние комнаты. Последние воспоминания сохранили отрывочные картинки: Лизка Стасова со шваброй наперевес, старушка из кофейни, градусник и чашки, чашки, чашки с разными порошками, чаями и прочей дрянью. И всё липко-сладкое, аж рот склеился.
Фёкла чувствовала себя дряхлой развалиной и не понимала, сможет ли она встать, но точно знала, что дико хочет есть. Лиза не отзывалась. Фёкла попыталась приподняться и, упершись руками в кровать, почувствовала, что простыня под ней абсолютно мокрая. Она с трудом сползла с кровати, скорее даже упала. Кое-как приняла вертикальное положение, и по стеночке поползла на кухню. Она редко чем-либо болела, чаще всего похмельем. А вот такой тяжелый грипп последний раз заставал её ещё в школе, поэтому ощущения были почти новыми и необычными, и впечатляли по полной программе. Дважды упав по пути, Фёкла доползла до кухни.
Лиза обнаружилась там. Она после праведных трудов по приведению квартиры Фёклы в помещение, пригодное для проживания, безмятежно спала, сидя на полу, возле батареи. Кухня по чистоте могла бы соперничать с операционной. Старушки из «Болконского» не было. Взмокшая Фёкла тяжело плюхнулась на табуретку. Точнее, она думала, что садится на табуретку, но промазала и села на пол, уронив злополучное сидение. Стасова, смотревшая в этот момент дико странный сон, проснулась от грохота и неожиданно крепко вмазалась своей кудрявой головой о батарею, но не придала этому значения.
– Тань, ты что тут делаешь? Почему не в постели? – возмутилась она.
– Я есть хочу, – прочувствованно высказалась взмокшая Фёкла, потирая ушибленную задницу.
– Отлично! Значит дело идет на поправку. Я сейчас что-нибудь приготовлю, а ты катись в койку. Ты, вообще, как сюда доползла-то?
– С трудом… два раза упала, кричала тебе, кричала, но ты же дрыхнешь… а эта, Анна, где?
– Ушла, сказала, что ей надо с подругой посоветоваться. Подруга – врач вроде бы. Обещала вернуться.
Лизка, наконец, собрала мысли в кучу и пошла к холодильнику. Фёкла завизжала.
– Ты чего?
У тебя кровь на шее…
– Блин, – Стасова схватилась рукой за шею и теперь осматривала окровавленные пальцы, – это я о батарею что ли?
Она засунула руку в волосы и обнаружила, что там тоже немножко мокро.
– Тань, ну деваться некуда, придется тебе обработать мою рану… Надеюсь, я ничего не сотрясла фундаментально…
– Эээ, я крови боюсь. Может, лучше в травмпункт… – промямлила Фёкла…
– Не, я вроде в порядке… Надо просто перевязать… а то я истеку кровью и умру, и это будет на твоей совести.
Лизка помогла Фёкле подняться с пола, усадила её на табуретку, вручила в руки банку перекиси, пачку ваты и бинт, и села перед ней на пол. Фёкла трясущимися руками промыла рану под волосами и теперь пыталась обмотать Лизкину буйную шевелюру бинтом. Получалось так себе. Лиза, молчаливо выдержав пытку перекисью, повизгивала, когда Фёкла неаккуратно дергала её за волосы.
Через полчаса актриса Жемчужная, которая ещё позавчера тряслась из-за каждого лишнего грамма на весах, сидела на кровати и с азартом дальнобойщика после рейса поглощала приготовленные женой банкира Стасова спагетти в томатном соусе. Жена банкира, на зависть Фекле, худая, как палка, всегда отличалась хорошим аппетитом и сейчас тоже не отставала.
– Лизок, а что тебе там снилось-то?
– Да блин, я более странного сна и не вспомню. Мне приснился Моцарт… ну, почти как на портрете… на том, где он в красном сюртуке каком-то, но в джинсах и толстовке... И он со мной разговаривал. Он сказал мне, что в этой квартире, вот в этой, где мы находимся, раньше жил мой, ну, биологический отец, ну, тот, которого я не знаю. А это бред. Потому что… я же у тебя ни разу не была до этого… я только что сообразила, я же выросла здесь. Я жила тут до одиннадцати лет. Это квартира папы Жени. Евгения, который меня вырастил, моего первого отчима. Бывают же совпадения! То есть Моцарт вроде как намекал, что Женя и есть мой папа. А ещё он, ну, Моцарт, почти требовал, чтобы я чаще с ним общалась, с папой Женей. Ему вроде как помощь нужна. Мать запрещала нам с Игорем общаться с ним после их развода, и я даже не знаю, где он живёт. Вот. А он, ну, Моцарт то есть, даже назвал мне адрес – какая-то улица Адмирала Руднева… знать бы ещё где это… В общем, я в шоке… и я свинья… я когда маленькая была, была папиной дочкой… любила Евгения больше матери, а потом вот так забыла о нём…
Лиза была готова заняться самобичеванием, но её исповедь прервал звонок в дверь.
Одри в этот раз решила не палиться и позвонила в звонок. Естественно, никаких подруг-врачей в наличии не было и быть не могло. Зато был коллега-врач. Одри понеслась к Чехонте и успела перехватить его перед неожиданным визитом к семейству Боровичей. Антон Палыч по непонятной для него самого причине Одри робел. В связи с чем совершенно по-человечески краснел, потел и долго и нудно извинялся, прежде чем выдавил, что при жизни был доктором крайне посредственным, а в современной медицине при его квалификации ему бы вряд ли доверили даже утки выносить, не то, что лечить кого-то. И мол, даже антибиотики появились через двадцать четыре года после его смерти. А все известные ему средства для лечения гриппа Одри уже использовала. Так ни о чём и не договорившись, посланники расстались. Чехов переместился к Боровичам, а Одри почувствовала, что Фёкла проснулась и направилась к ней.
Следующая глава