Не раз приходилось слышать в Москве от экскурсоводов: «Это дом Саввы Морозова. Это – дом его жены, это – его любовницы. А этот – тоже принадлежал Савве...» Конечно, Савва Тимофеевич Морозов – самый известный представитель огромного купеческого рода Морозовых. И до сих пор в тени знаменитого старшего брата остается Сергей Тимофеевич Морозов. Скромный человек, благодаря которому в России начался расцвет народных художественных промыслов.
Текст: Михаил Дроздов, фото: Фото предоставлено М. Золотаревым
Сергей был младшим братом Саввы Тимофеевича и последним, десятым ребенком в семье московского купца-фабриканта, рогожского старообрядца Тимофея Саввича Морозова и его жены Марии Федоровны.
Еще недавно точная дата рождения Сергея была предметом споров: называли и 1860, и 1863, и другие годы. «Выписка из метрической книги Пристава Мясницкой части» 1876 года, хранящаяся в ЦГА Москвы, однозначно отвечает на этот вопрос: «Марта 2 дня потомственный почетный гражданин Тимофей Саввич и жена его Мария Федоровна Морозовы, явясь к приставу Мясницкой части Московской городской полиции, представили засвидетельствованную копию с семейного их списка, выданную ему, Морозову, из Богородской городской управы 15 ноября 1875 г., <…> что от брака их по расколу, показанного в 10-й народной переписи, родились у них дети: 1858 года июня 5 дня – дочь Юлия, 1862 года февраля 3 дня – сын Савва и 1863 года июля 28 дня – сын Сергей». Получается, что 9 августа 2023 года исполнилось 160 лет со дня рождения Сергея Тимофеевича.
В том же архиве имеются документы, позволяющие заполнить некоторые пробелы в биографии и Сергея, и его брата. Например, в «Свидетельствах о приписке» указано, что приписаны они к 1-му участку Покровского уезда. Поскольку воинская приписка производилась тогда по месту рождения, подтверждается, что братья родились в местечке Никольское в Покровском уезде Владимирской губернии, где и размещались морозовские фабрики (ныне – Орехово-Зуево Московской области).
Детство братьев прошло в московском доме родителей в Большом Трехсвятительском переулке. Первоначальное образование они получили в семье, а затем поступили в 4-ю московскую гимназию на Покровке. В отличие от бойкого и шустрого Саввы Сергей был нрава тихого. По воспоминаниям подруги их детства Марии Александровны Крестовниковой, в гимназические годы Сергей «был очень застенчив, немного заикался, когда конфузился, а главное, был… не от мира сего, т.е. никогда ничего не знал, не замечал и все для него было новостью… В противоположность брату, он был страшно высок и худ. Лицо очень правильное и с красивыми чертами. По здоровью он был слаб, вследствие чего часто впадал в хандру».
Братья окончили гимназию в 1881 году. Впереди обоих ждал Московский университет. Отец, не имевший образования, кроме самого малого домашнего, твердо решил дать сыновьям образование высшее. Это было впервые в истории всех ветвей обширного морозовского рода.
Сергей учился на юридическом, брат – на химическом отделении естественного факультета. В «Формулярном списке о службе члена Совета Строгановского Центрального училища технического рисования коллежского асессора Сергея Тимофеевича Морозова» этот период сформулирован кратко: «В августе 1881 года был принят в студенты Московского университета, окончил кандидатом». Однако в архивном фонде МГУ имеется и такой документ: «Запрос из Лицея Цесаревича Николая в Московский университет от 27 февраля 1885 года. Студент Московского университета 4 курса юридического факультета Сергей Морозов обратился в Правление Лицея Цесаревича Николая с прошением о принятии в число студентов Лицея…» Катковский лицей просит уведомить о наличии препятствий к переходу. В марте 1885 года на запрос дан положительный ответ. Было ли это желание реализовано – пока не ясно. В любом случае, исходя из устава лицея, разницы между юрфаком и университетским отделением лицея – почти никакой.
ЖИВОПИСЬ ВМЕСТО ЮРИСПРУДЕНЦИИ
И вот Сергей – кандидат права. Но ни юриспруденция, ни коммерция ему не интересны. Его влечет живопись, отчасти – музыка. Отслужив недолго в армии, как было положено в таких случаях – вольноопределяющимся, он поехал отдохнуть в Крым, в семейное владение. По пути встретился со знакомым художником, учителем Исаака Левитана Василием Дмитриевичем Поленовым. В письмах жене Поленов подробно пишет об их путешествии. Довольно долго они вместе жили на даче вблизи Ливадии – в «месте премилом». Бывали на экскурсиях, вместе ходили на этюды, причем Морозов тоже делает зарисовки. 24 сентября 1887 года Поленов сообщает: «Живем мы с Сергеем Тимофеевичем довольно хорошо. Я вчера дал ему урок живописи. Он был в восторге, все объяснял, отчего у меня выходит...» О способностях Морозова Поленов отозвался весьма откровенно: «Мне кажется, что из него ничего не выйдет. Он слишком много рассуждает, слишком хорошо знает все причины, отчего и почему что происходит, и поэтому непосредственного чувства в нем очень мало».
Вернувшись в Москву, начинающий художник во дворе в Трехсвятительском переулке перестраивает оранжерею в прекрасную мастерскую. К тому времени родительский дом пустеет: сестры Анна, Александра и Юлия замужем, Алевтины уже нет в живых, брат Савва с 1888 года снимает с молодой женой дом на Большой Никитской.
Близкое знакомство с Поленовым, а через него и с Левитаном, приводит к тому, что Сергей Тимофеевич трезво оценивает свои способности в живописи и понимает, что они довольно ограниченны. И тогда «наш пейзажист», как называл Морозова Аполлинарий Васнецов, находит своему первоклассному художественно-жилому хозяйству в Трехсвятительском переулке прекрасное назначение: пускает туда своего друга, пока еще не очень известного художника Левитана. Дружба Морозова с Левитаном продолжалась до последних дней Исаака Ильича. Они вместе выезжают на этюды, ездят в Плёс. И в бывшей морозовской мастерской привезенные Левитаном этюды превращались в шедевры русской живописи.
Сергей Тимофеевич в определенном смысле опекал и оберегал друга. Левитан не только пользовался его квартирой и мастерской, но нередко бывал и в загородном имении Морозова – Успенском. Приглашал туда и своего товарища студенческих лет – Чехова. Антону Павловичу там не понравилось. «Дом, как Ватикан, лакеи в белых пикейных жилетах с золотыми цепями на животах, мебель безвкусная, вина от Леве, у хозяина никакого выражения на лице – и я сбежал», – писал Чехов летом 1897 года издателю Алексею Суворину. Надо сказать, что характеристика раздраженного писателя была неверной, Левитан Чехову про это говорил, и Чехов, конечно, это понял. 26 января 1898 года Левитан пишет Антону Павловичу в Ниццу: «Очень рад, что Морозов тебе понравился, он хороший, только слишком богат, вот что худо, для него в особенности»...
КУСТАРНОЕ ДЕЛО
К счастью, знакомства в художественном и художественно-кустарном мире вдохновили Сергея Морозова на новое дело. Поддержка и развитие народного художественного творчества – искусства ремесел, традиционных кустарных промыслов – оказались смыслом его жизни, его судьбой.
Сергей Тимофеевич стал продолжателем дела Абрамцевского (Мамонтовского) кружка художников, участники которого первыми начали серьезно относиться к народному искусству, к народным художественным промыслам как ценной части русской культуры. В результате изделия мастеров-кустарей – шкафчики и полочки, ларцы, шкатулки, ковши, тарелки и блюда, берестяные туеса и пр., оформленные в «народном стиле» росписи и резьбы, – перестали рассматриваться только как утилитарные вещи и приобрели статус художественных произведений.
В 1889 году Сергей Морозов входит в Кустарную комиссию при земской губернской управе. В 1890-м становится заведующим Кустарным музеем, тихо существующим в Москве с 1885 года. Полное его наименование – «Торгово-промышленный музей кустарных изделий Московского губернского земства».
Сергей Тимофеевич переводит музей в новое здание на Большой Никитской, 23 и реорганизует его. К музейной, торговой и складской функциям добавляется учебная, которая реализуется через систему мастерских – филиалов музея. Экономическая и организационная поддержка главных центров промыслов, привлечение к работе музея известных художников, сохранение национального характера кустарных изделий – все это и многое другое стало возможно благодаря Сергею Тимофеевичу. Он не только руководит музеем, но и вкладывает немалые личные средства в его развитие, в организацию земских учебных мастерских и создание новых отраслей кустарных промыслов, отправляет специалистов в заграничные командировки. Назовем для примера первые земские учебные корзиночные мастерские в Голицыне и игрушечные – в Сергиевом Посаде. Попутно заметим, что в 1891 году Сергей Тимофеевич стал попечителем Стрекаловской школы для портных в Москве. Это, конечно, не резьба по дереву и не художественное плетение, но дело крайне нужное, и он его, похоже, не бросил до самого 1917 года.
Морозов возглавлял музей девять лет, затем директорское кресло занял выпускник Московского технического училища, инженер-технолог Владимир Гаврилович Крапивин. А Сергей Тимофеевич стал почетным попечителем музея, что вряд ли сильно уменьшило его заботы. Перестав непосредственно руководить музеем, он не оставил любимое дело, только стал смотреть на проблемы кустарного производства шире. Для успешного развития художественной промышленности не хватало мастеров, умеющих не только копировать образцы. Нужны были кадры художественно образованных специалистов. И неслучайно в марте 1899 года Морозов назначен в совет Строгановского училища, готовившего мастеров по многим направлениям прикладного искусства. В августе того же года он утвержден членом совета Строгановского Центрального училища технического рисования.
Годы пребывания Сергея Тимофеевича в совете училища пришлись на реформы директора этого заведения, Николая Васильевича Глобы, назначенного в 1896 году. Преподавать в училище были приглашены такие корифеи-архитекторы, как Сергей Соловьев и Федор Шехтель. Результат не заставил себя ждать: на Всемирной выставке в Париже в 1900 году училище показало себя блестяще. Впрочем, как и Кустарный музей. Можно сказать, что выставка принесла обоим международную известность. Сергей Тимофеевич активно участвовал в работе Главного комитета по организации Кустарного отдела выставки. Российский павильон кустарных изделий пользовался большим успехом. Кстати, именно там публика впервые увидела русскую матрешку, которая была изготовлена в мастерских при Кустарном музее.
Но радость от успеха и полученных на Всемирной выставке золотых медалей омрачила смерть Левитана в 1900 году. Близкий друг Морозова скончался в его доме после долгой болезни...
В МАСШТАБАХ РОССИИ
Служба Сергея Тимофеевича в совете Строгановского училища продолжалась семь с лишним лет. В 1906 году он подает прошение об отставке: после волнений революционного, 1905 года, забастовок на морозовских фабриках, таинственной смерти брата Саввы, вооруженного восстания в Москве начало ухудшаться и без того слабое здоровье Сергея Тимофеевича.
Но все его мысли по-прежнему занимает родное детище – Кустарный музей. На собственные средства он приобретает владение Анатолия Мамонтова (брата Саввы Мамонтова) в Леонтьевском переулке, 7. Здание перестраивается по проекту Сергея Соловьева, и в 1903 году туда с Большой Никитской переезжает Кустарный музей. Через восемь лет Морозов пристраивает помещение для торгового отдела. И начинает реформу кустарных дел.
Сергей Тимофеевич представил в Московское губернское ведомство отчет о содействии кустарной промышленности. После чего чиновники утверждают проект положения о Кустарном музее в Москве.
Согласно этому документу, Кустарный музей состоял из музеев промыслов и образцов, торгового, кооперативного и технического отделов, столярно-резных и отделочных мастерских. Под музеем образцов подразумевалась своего рода художественно-экспериментальная лаборатория, где создавались бы высокохудожественные образцы кустарных изделий, которыми могли воспользоваться все желающие. При музее работали разнообразные мастерские, в которых шлифовались навыки будущих мастеров и шел поиск новых образцов продукции. Самым активным был отдел оптовой и розничной торговли с магазином продукции российских кустарей. Отдел наладил прямые связи с мастерами, их снабжали материалами и орудиями труда. Большое внимание уделялось также учебе и подготовке новых кадров, собиранию и коллекционированию продукции отечественных мастеров. В итоге Кустарный музей стал одним из самых посещаемых в Москве. Триумфом музея стал визит императора Николая II в августе 1912 года...
Морозов поддерживал создание производственных артелей кустарей, организовал фонд кредитования кооперативного движения, передав московскому земству для этой цели 100 тысяч рублей. Фондом, получившим имя С.Т. Морозова, управлял особый комитет. Иными словами, деятельность Морозова по развитию кустарных промыслов приобрела всероссийский размах.
МЕЦЕНАТ И БЛАГОТВОРИТЕЛЬ
После смерти матери в 1911 году Сергей Тимофеевич был вынужден возглавить семейное дело – огромную Никольскую мануфактуру. Правда, возглавлял он ее в общем-то формально, перепоручив свои обязанности верным сотрудникам. От своей зарплаты он отказался в их пользу. Как уже говорилось, коммерция его не интересовала, все его мысли и чаяния были, как и прежде, связаны с Кустарным музеем.
Но не только «художества русских кустарей» были предметом меценатства и благотворительности Сергея Тимофеевича. В свое время Сергей с братом поддержали материально и организационно первое Русское гимнастическое общество, затем – Московский художественный театр.
Софья Андреевна Толстая в своем дневнике писала о приезжавшем к ним «Сергее Тимофеевиче Морозове, болезненном купце, закончившем курс в университете» и пожертвовавшем значительную сумму «на голод». В 1903 году он передал крупный взнос в московское Попечительство о бедных Пресненской части. Был членом-учредителем Комитета для устройства Музея изящных искусств – будущего ГМИИ. После смерти брата Сергей построил самый большой в Москве роддом, способствовал завершению строительства театра для рабочих в Орехово-Зуеве, начатого Саввой. Когда разразилась Первая мировая война, он сделал одно из самых больших пожертвований на военные цели – 500 тысяч рублей. А когда Василий Поленов задумал построить дом для Общества народных театров, то субсидировал и это начинание. И это далеко не полный список его благотворительных проектов и пожертвований.
Но все же главным его делом оставались Кустарный музей и кустарная промышленность. Неудивительно, что 25-летие деятельности Сергея Тимофеевича на поприще содействия народному искусству широко отметили в Москве 13 декабря 1914 года. Публикации в газетах по этому поводу свидетельствовали о широком признании его заслуг. А спустя год он стал почетным гражданином Сергиева Посада, художественную промышленность которого курировал много лет…
ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА
Революция лишила Морозова всех его фабрик, миллионов, городского дома и загородного имения. А Сергей Тимофеевич, которому уже за 50, неожиданно... женится. Его избранница – свойственница Ольга Васильевна Кривошеина – моложе его всего на три года.
Поясним ситуацию. Старшая племянница Морозова, дочь сестры Анны – Елена Геннадьевна Карпова, – была замужем за Александром Васильевичем Кривошеиным, ставшим одним из царских министров, продолжателем дела Столыпина, гофмейстером и действительным тайным советником. Когда он вышел в отставку, его ввели в правление Никольской мануфактуры. В 1918 году, еще до национализации, произошло формальное слияние двух крупнейших текстильных предприятий России – Саввинской (Никольской) и Викуловской мануфактур. Под соответствующим договором стоят подписи и Сергея Тимофеевича, и Александра Васильевича. Весной 1918-го Кривошеин возглавил в Москве антибольшевистский «Правый центр» и затем был вынужден бежать на юг России, где стал председателем правительства у Врангеля.
Новая власть выселила Морозова из собственного дома на Садовой-Кудринской. Сергея Тимофеевича и его жену пригрела родственница, дочь Ивана Викуловича Морозова – Ольга Ивановна Некрасова. И хотя между двумя ветвями морозовского рода – Викуловичами и Тимофеевичами – отношения были непростыми, Ольга Ивановна очень помогла Морозову и его жене, пустив их в свой дом в Ржевском переулке. В беседах с автором статьи Ольга Ивановна не лучшим образом отзывалась об Ольге Васильевне, но очень тепло вспоминала о Сергее Тимофеевиче, отмечая его страсть к Кустарному музею и поделкам русских мастеров. Он и там, в Ржевском, в тяжелое время, делал рисунки для кустарных изделий.
Лишившись всего, Сергей Тимофеевич продолжал бесплатно работать консультантом в Кустарном музее и участвовал в заседаниях секций Государственной академии художеств. Тем временем родных в Москве становилось все меньше: кто погиб в Гражданскую, кто сгинул в лагерях. В 1920 году умерла сестра, Юлия Крестовникова, в 1924-м – сестра Анна Карпова. Морозовых звали в Париж, где обнаружилось довольно много племянников, племянниц и их детей. Во Франции же проживала с детьми и Елена Кривошеина – вдова брата Ольги Васильевны.
Наверное, последней выставкой в Центральном кустарном музее ВСНХ, которую Морозов видел в Советской России и к которой наверняка имел отношение, стала грандиозная выставка «Кустарь и Революция». Это был как бы смотр-отбор новых работ, созданных для демонстрации на Международной выставке современных декоративных и промышленных искусств в Париже...
Подробности отъезда Морозовых из России неизвестны. Родственники говорили всякое, в том числе и про некий выкуп. С другой стороны, в то время официальная эмиграция «для воссоединения семей» была не таким уж редким явлением.
В 1925 году, получив разрешение на выезд, супруги Морозовы уехали в Париж. Позже жили в Севре, в войну перебивались где-то в провинции. По свидетельству правнучатой племянницы Сергея Тимофеевича, Ирины Саввишны Морозовой, побывавшей у родных в Париже, и там, по их словам, старый и уже больной Сергей Тимофеевич продолжал рисовать какие-то эскизы и композиции – узоры, орнаменты, цветы. Кое-что о его жизни той поры можно узнать из писем родственников. В частности, из переписки будущего архиепископа Василия (Кривошеина) с матерью Еленой Геннадьевной, тетей Ольгой Васильевной и братьями. В тот момент архиепископ был еще простым афонским монахом. В 1926 году он пишет тете Оле: «Передай мое поклонение С.Т. с пожеланием молитвенным всего доброго и спасительного». Родственники, в свою очередь, сообщают ему и о Морозовых. «Из наших близких, Морозовы (С.Т. и т. Оля) все в довольно трудном положении – их деньги приходят к концу, настроение подавленное, Сергей Тимофеевич в неврастении, что тяжело сказывается на тете Оле», – пишет Василию в 1934-м брат Кирилл. Через пять лет он же сообщает: «Тетя Оля и С.Т. пока в Нейи, под Парижем, они плохо переносят воздушные тревоги, они чаще, чем в прошлом году». В 1942 году Елена Геннадьевна делится с сыном: «Я живу с тетей Олей и Сергеем Тимофеевичем в убежище памяти о. Георгия Спасского. Сейчас нам тепло, а раньше мы мерзли, мы не голодаем… Тетя здорово устает с С.Т.». В июне того же года она сообщает: «Сергей Тимофеевич очень похудел, но в свои почти 80 лет сохраняет светлый ум, энергию и интерес ко всему выше многих. Он несколько раз причащался у нас, но когда причащается, то без исповеди, так как очень глух. Тетя предана целиком заботам о нем, и несомненно, что этим придала ему жизни на несколько лет. Сама она бодра, несмотря на то, что старше меня. Только одно, на мой взгляд, печально, что бывает часто раздражительна и нетерпима с людьми…» И, наконец, в июне 1945 года Кирилл пишет брату: «Из семейных новостей: дядя Сергей скончался без страданий, и ему было 85 лет. Тетя Оля чувствует себя хорошо, но сдала. Она из Севра иногда приезжает в Париж».
...Сергей Тимофеевич умер 11 декабря 1944 года, через три с половиной месяца после освобождения Парижа от фашистов. Его внучатый племянник, герой Сопротивления Игорь Кривошеин, еще сидел в Бухенвальде, Кирилл, тоже участник Сопротивления, работал в «Лионском кредите», Василий монашествовал на Афоне, с которого только что ушли немцы. Внучатый племянник Савва Тимофеевич Морозов, полный тезка своего деда, служил военным корреспондентом на Северном флоте…
Хоронить дядю пришлось, скорее всего, Кириллу Кривошеину. Впрочем, родственников во Франции тогда еще хватало. Наверное, многие из них и провожали Сергея Тимофеевича в последний путь на Сен-Женевьев-де-Буа. В Москве о его смерти узнали только тогда, когда в 1948 году в СССР приехал Игорь Кривошеин...
Что осталось в Москве от Сергея Тимофеевича? Его дома на Садовой-Кудринской и на Поварской сломаны. «Замок» в Успенском, в котором много лет размещалось загородное отделение больницы Академии наук, продается с 2022 года. В здании Кустарного музея, благополучно существовавшего до 1999-го, сегодня находятся разные учреждения. В доме, где прошло детство братьев Морозовых и где в советское время был детский сад, в котором снимали фильм «Усатый нянь», живут люди. Мастерская Морозова и Левитана, где общественность планировала создать музей художника, продана.
Но есть место, где всегда помнят о Сергее Тимофеевиче. Это Всероссийский музей декоративно-прикладного и народного искусства, куда перекочевало многое из Кустарного музея – это и есть память о Сергее Тимофеевиче Морозове, великом подвижнике русских художественных промыслов, скромном брате знаменитого Саввы...
Автор глубоко благодарен безвременно ушедшему писателю и краеведу М.А. Некрасову за его важную помощь в этой работе.
