Антон опустил исцарапанные, загорелые ноги в прохладную воду. Солнце припекало все жарче, лоб покрылся бисеринками пота. Любопытные мальки подплывали ближе, тыкались в икры. Бестолочи, совсем, как Тонька! Сестренка копошилась рядом, старательно лепила из влажного песка какую-то уродскую конструкцию.
- Эй, малявка, чего это у тебя, замок, что ли? - судя по виду, на замок успел наступить вдупель пьяный великан, и еще сверху попрыгал. Пятилетняя Тонька старательно похлопала ладошками по кривобокой кучке.
- Это тотик! Маме!
Буква Р у Тоньки не получалась; сестра попросту глотала ее, как конфету. Толку-то, что мать уже месяц таскает ее к логопеду. Слушать противно!
- Песка наелась, что ли? Говори нормально, дурында - торт!
Круглое личико скривилось, глаза наполнились влагой. Антон тяжело вздохнул. Ну, начина-а-ается... Сейчас будет вой, сопли до пупа, потом прискачет маман: "Ах-ах, зачем сестричку обидел?"
Он с хрустом потянулся и вскочил с нагретого солнцем камня. Проходя мимо "тотика", от души наподдал ему ногой. Сестра взвыла пожарной сиреной. Не слушая причитаний подбежавшей матери, Антон с наслаждением зашел в воду по грудь, потом нырнул. Озеро приняло его в прохладные объятия, укрыло от сестринского рева, материнских криков; смыло жаркую злую тоску. Вот бы весь этот проклятый душный полдень можно было смыть вместе с бессмысленным летом. Летом, где нет ни моря, ни интересных поездок (спасибо слабому Тонечкиному здоровью), ни друзей, оставшихся в городе. Жалкая дача с грядками чахлой зелени, выжженой июльским пеклом, пара кривобоких домишек по соседству, где обитает одна непросыхающая алкашня. Единственный магазин, где на прилавке скучают две просроченные шоколадки. Хорошо отцу - он приедет только в конце июля - раньше с работы не отпускают. А там, еще пара недель, и домой...
Вечером он сидел у открытого настежь окна и разглядывал белые крупинки звезд, сахаром усыпавшие небо. Они напомнили ему кубики льда в черничном коктейле - вот бы сейчас полный стакан такого! Солнце ушло, но долгожданной прохлады так и не ощущалось: воздух был горячий и спертый, с привкусом пыли. Голос матери зудел над ухом, подобно назойливому комару:
- Антон, сколько раз тебе сказано - хватит уже Тонечку обижать! Она и так говорит плохо, дети в саду дразнят, а тут еще ты ее до слез доводишь... и прекращай все время кукситься - мы отдыхать приехали, а не на твое недовольное лицо смотреть!
- Не смотрите, кто заставляет, - подросток даже не повернул головы. Внутри медленно закипала желчь. Тонечка то, Тонечка се... - Мне тоже на ее сопли смотреть противно, вечно кулаком размазывает! Я вообще в городе хотел остаться, на лето, а не в песочке тут с вами ковыряться!
- Ничего, переживешь без своего драгоценного компьютера пару месяцев, - лицо матери покраснело от гнева и жары. - И раз в песке тебе скучно, на озеро завтра не идешь! Будем наводить генеральную уборку в доме, полы вымоем, заодно чердак надо разобрать - хлама там полно. А о твоем поведении я еще отцу скажу, приедет на дачу - даст ремня!
Антон фыркнул, вразвалку подошел к холодильнику и вытащил оттуда бутылку колы. Демонстративно отпил почти половину, прямо из горлышка. Мать терпеть не могла, когда он пил из горла, вместо того, чтобы налить в стакан. От затрещины его спасло раздавшееся из комнаты сестры хныканье. Опять мухи какой-то испугалась, что ли? Тонька боялась всего, что летало, ползало и бегало, даже бабочек. Надо же было матери родить вместо брата трусливую мямлю! Еще и имя ей дали созвучное с его: Антон - Тонька. Знакомые до сих пор ржут, когда слышат. Лучше бы этой сопливой маленькой дряни никогда не было! Теперь еще и от отца получать по полной. Он тоже с ума сходит по своей Тонечке, на Антона ему плевать!
От жары и горькой обиды никак не удавалось уснуть. Предлагал ведь хоть вентилятор с собой взять - мать раскудахталась, что места в багажнике нет. Правильно, одних только Тонькиных вещей три баула набралось. Сглатывая пересохшим горлом он поплелся на кухню. Там поджидал сюрприз - сестра, в своей дурацкой пижамке с цыплятами, стояла на коленках, забравшись на придвинутый к окну стул. Что-то снаружи привлекло ее внимание настолько, что она почти свесилась с подоконника. Антон хотел окликнуть дурочку, но почему-то замешкался. Полная, ярко-желтая, как спелая дыня, луна освещала кухню; серые тени затаились по углам, точно в страхе. Этот неясный, неоформившийся страх наполнял горячий ночной воздух, сдавливал грудь, не давая дышать. Струйки пота щекотали голую спину, влажные волосы липли ко лбу.
В молочном лунном свете было ясно видно, как над растрепанной головой Тоньки медленно шевелится нечто. Оно серым червем стекало с карниза, извивалось, тянулось, собираясь в огромную каплю.
- Киса... кис-кис-кис! - Тонька почти лежала животом на подоконнике, пытаясь дотянуться ручонкой до невидимой кошки. - Кисонька, иди ко мне! Кис-кис...
Капля набухала, свешивалась все ниже. Антон отчетливо видел лысую уродливую голову, без глаз и носа. Только круглый рот, как у пиявки, открывался шире и шире. Внутри что-то трепетало, точно белесый червь. Надо было крикнуть, предупредить Тоньку... тварь переключилась бы на него. Антон сглотнул. Сердце бешено ломало ребра, во рту пересохло так, что болел язык. Нужно кричать, звать на помощь...
Он молчал. Сестра, наконец, поднялась с подоконника, мазнув волосами по гладкой серой поверхности нависшей сверху дряни. По "капле" прошла рябь. Гротескное безглазое лицо сморщилось, точно скомканный мешок, превращаясь в одну громадную дыру-пасть. Мокрый белый клубок выпал из него на не успевшую даже пискнуть Тоньку, в момент спеленал, точно паук глупую муху.
Он сидел у дребезжащего холодильника, обхватив руками колени и молча рыдал. В день, когда мама принесла домой крошечный писклявый кулек, восьмилетний Антон даже не вышел из комнаты. Он еще долго злился на отца и мать, вместо брата притащивших вечно ноющую девчонку. Исподтишка щипал ее, шлепал по рукам, если она тянулась к его вещам. Но когда возле дома, во дворе, жирный соседский Илюха грубо оттолкнул ее, уронив на камень, Антон бросился, не раздумывая. И со всего маху саданул гада в челюсть. Костяшки болели долго, зато мама светилась от гордости, гладила по голове, называя рыцарем, защитником сестры. Тонька любила рисовать: человечков, собак, кривомордых кошечек. Однажды она вручила ему лист бумаги с непонятной двуногой кляксой, возле которой была еще одна, поменьше. Он долго вертел рисунок так и этак, но не сообразил:
- Малявка, это кто тут у тебя?
- Ты! И Тоська! - гордо ответила сестрица и потопала к своим игрушкам. Этот рисунок до сих пор хранился у него в шкафу, вместе с памятными вещицами, дисками любимых групп и коллекцией игрушечных икс-менов.
Розовые босые пятки постепенно исчезали в сморщенном мешке. Белые мокрые черви бесшумно втягивались следом. Ни звука не раздалось в душном полумраке маленькой кухни. Только снаружи, под окном, хрипло мяукнула невидимая кошка.
Он сидел на полу, ослепший и оглохший. Небо медленно светлело, растворяя сахарные кубики звезд. Наступал новый день, неся с собой жару, запахи нагретой солнцем травы, пьяную перебранку соседей. Вот только Тоньки в этом дне уже не было. И не будет. Ни кривобоких замков из песка, ни нелепых, трогательных рисунков на бумаге, ни плача, ни смеха. Ничего.
Антон не помнил, как его, скорчившегося на полу, утром нашла мать. Как с температурой под сорок, его везла в больницу"Скорая". А у врачей, склонившихся над ним, были безглазые серые лица. С двусторонней пневмонией он пролежал почти месяц. Домой его забирали усталые, измотанные переживаниями мама с папой. И ОНА.
Она сидела в своем детском креслице, с любимой плюшевой болонкой в руках и смотрела в окно, на проезжающие мимо автомобили. Антон старался не поворачиваться в ее сторону. Он знал, Тоньки давно нет на этом свете. По его вине. Трус. Проклятый жалкий трус. С этим ему предстояло жить еще много лет.
Так и не выросшую ни на сантиметр сестру спустя год нашли мертвой в кроватке. Врачи говорили что-то про скрытый порок сердечного клапана, врожденную патологию. Отец почернел от горя, мать почти перестала воспринимать реальность. На похоронах Антон не проронил ни слезинки. Он выплакал все слезы еще год назад. За руку уводя рыдающую маму с клабища, он ясно осознал: мерзкая кожаная тварь, пожравшая пятилетнюю девочку, оказалась куда милосерднее его самого. Неведомым образом она подарила родителям еще год жизни с дочкой, пусть это и была подделка, фальшивка, тень настоящей Тоньки.
На старую дачу они больше не ездили; через пару лет она сгорела дотла, благодаря очередной пьянке соседей. Те развели во дворе костер и не уследили, спалив сразу два дома. Стояла жара, жилища вспыхнули, как политые бензином. Выжила ли убившая Тоньку тварь, или сгинула в огне - Антон не знал. И не хотел знать.
***
Много лет спустя, уложив спать свою маленькую дочь, он каждый вечер садился у окна и молча смотрел на сахарную россыпь звезд. Иногда ему чудился запах нагретой солнцем земли, пыльная маленькая кухня старого дачного домика. И желтая Тонькина пижамка с цыплятами. Серая тень, как в ту страшную ночь, нависала над ее растрепанной головкой, готовая проглотить без следа, навечно отнять дорогое, важное. Но теперь Антон не стоял безликой трусливой статуей в стороне. Он, не раздумывая, бросался вперед и кричал. Кричал. Кричал...
Автор: Effi
Источник: https://litclubbs.ru/articles/48606-cherez-vsyu-zhizn.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: