Эту повесть мне захотелось перечитать после экскурсии в Михайловское - посмотреть на Заповедник его глазами, насладиться фирменным довлатовским текстом, где что ни абзац - то афоризм.
Будет много цитат.
Псковские дали. Типично Псковские
Борис Алиханов, в котором легко узнать автораа, приезжает в Пушкинский заповедник в сложный период своей непутёвой жизни. Развод с женой, невозможность напечатать свои рассказы, безденежье, пьянство.
Тебе не платят — вот что скверно. Деньги — это свобода, пространство, капризы… Имея деньги, так легко переносить нищету…
Я ясно представила: человек 20 лет пишет рассказы. Чувствует в себе потребность и способность, кто-то из знающих говорит, что он пишет хорошо. Постоянно есть какая-то надежда - и постоянно облом. До эмиграции у Довлатова вышла только 1 повесть и 1 рассказ. Даже абстрагируясь от темы заработка (что-то он ведь зарабатывал как-то) - как не опустить руки?
Работа экскурсоводом в Михайловском - возможность немного подлатать финансовую брешь и подумать, как жить дальше.
Но обрести душевный покой здесь сложно - вокруг одни ненормальные.
— Извините, могу я задать вопрос?
— Слушаю вас.
— Это дали?
— То есть?
— Я спрашиваю, это дали? — Тиролец увлек меня к распахнутому окну.
— В каком смысле?
— В прямом. Я хотел бы знать, это дали или не дали? Если не дали, так и скажите.
— Не понимаю.
Оказывается, мужчина коллекционирует открытки.
— У меня есть цветная открытка — «Псковские дали». И вот я оказался здесь. Мне хочется спросить — это дали?
— В общем-то, дали, — говорю.
— Типично псковские?
— Не без этого.
Мужчина, сияя, отошел…
"Вы любите Пушкина?"
У Бориса филологическое образование, он кое-что прочел, но этого недостаточно - здесь требуется любить Пушкина.
Я объяснил цель моего приезда. Скептически улыбаясь, она пригласила меня в отдельный кабинет.
— Вы любите Пушкина?
Я испытал глухое раздражение.
— Люблю.
Так, думаю, и разлюбить недолго.
— А можно спросить — за что?
Я поймал на себе иронический взгляд. Очевидно, любовь к Пушкину была здесь самой ходовой валютой. А вдруг, мол, я — фальшивомонетчик…
В экзамене по предмету "любовь к Пушкину" есть правильные ответы, но Борису они недоступны.
— Любить публично — скотство! — заорал я. — Есть особый термин в сексопатологии…
Дрожащей рукой она протянула мне стакан воды. Я отодвинул его.
— Вы-то сами любили кого-нибудь? Когда-нибудь?!.
Оставим героя наедине с его Пушкиным, действительно.
Домик с видом на юг
В 2 км от "Михайловского", в деревне Березино расположен домик, где жил Довлатов в бытность экскурсоводом. Сейчас там дом-музей.
Довлатова, думаю, было трудно удивить непритязательностью быта, но грязное жилье с провисшей крышей, треснувшими окнами и торчащей из щелей паклей впечатляет:
Откровенно говоря, я немного растерялся. Сказать бы честно: «Мне это не подходит…» Но очевидно, я все-таки интеллигент. И я произнес нечто лирическое:
— Окна выходят на юг?
— На самый, самый юг, — поддакнул Толик.
За окном я увидел полуразрушенную баню.
— Главное, — сказал я, — вход отдельный.
— Ход отдельный, — согласился Михал Иваныч, — только заколоченный.
— А, — говорю, — жаль.
— Эйн момент, — сказал хозяин, разбежался и вышиб дверь ногой.
В книге много колоритных персонажей. Алкоголик Михал Иваныч, чья речь напоминала ремизовскую звукопись, а душа непостижимым образом сочетала доброту и жестокость. Феноменально одаренный и столь же феноменально ленивый Митрофанов. Авантюрный Потоцкий. Женщины-коллеги с их неприкрытым интересом к каждому новому лицу мужского пола.
Автор пишет о них смешно, но это не злая насмешка. Кажется , Довлатов и злоба вообще несовместимы.
"Тут уже не любовь, а судьба…"
А в целом это очень грустная книга. Читая "Заповедник" первый раз лет в 20, я не почувствовала, сколько в нем тоски по стране, из которой Довлатов ещё не уехал. Книга написана в последний год жизни в СССР и мне показалось, что он отчаянно внутренне сопротивлялся даже самой мысли об эмиграции.
На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать. Одно это приводит меня в ужас.
До последнего не верил, что уедет любимая женщина, увезет дочь. И в то же время в глубине души знал, хотя и себе не признавался. А уехать в другую страну было как на другую планету.
Я снова выбрал момент и говорю Тане:
— Как ты думаешь, мы еще увидимся?
— Да, я уверена. Совершенно уверена.
— Тогда я, может, поверю, что Бог — есть.
— Мы увидимся. Бог есть…
Мне бы хотелось ей верить. Я готов был поверить… Но почему я должен верить ей именно сейчас? Я же не верил, когда она говорила, что Альберто Моравиа — хороший писатель…
*****************************************************************************
Недавно, оставляя комментарий к отзыву о "Заповеднике" на канале Кот-книголюб, я написала, что Довлатов ни на кого не похож. А потом вспомнила автора, который с ним сопоставим и юмором, и концентрацией афоризмов на страницу текста - это Фазиль Искандер.
Так вот у него есть строки:
Я полагаю, чтобы овладеть хорошим юмором, надо дойти до крайнего пессимизма, заглянуть в мрачную бездну, убедиться, что и там ничего нет, и потихоньку возвращаться обратно. След, оставляемый этим обратным путем, и будет настоящим юмором.
По-моему, такое определение юмора подходит и к творчеству Сергея Донатовича в полной мере.