В самом начале Великой Отечественной войны молодой актер Виктор Розов вступил в народное ополчение, несмотря на лежащий в кармане белый билет. Повоевать неопытному бойцу пришлось недолго: в октябре в боях под Вязьмой его тяжело ранили:
«Почти все из нашей батареи были убиты. Осталось два человека в живых: я и медсестра. Полз я в канаве, по которой текла кровь».
В Костроме, где Розов находился на лечении, родилась его первая и, пожалуй, самая известная пьеса «Вечно живые». Первоначальное ее название было иным - «Семья Серебрийских», поскольку Розов вообще любил очерчивать действие своих пьес семейным кругом, всегда заставляя героев делать сложный нравственный выбор, задумываться о традиционных ценностях, но очень ярко, без поучений и назидательности - «живые характеры, дыхание времени и верность правде жизни» всегда находили отражение в его произведениях.
«Я отнёс пьесу в ЛИТ (Главное управление по делам литературы и издательств), — вспоминал драматург, — где получил милый отказ. Старичок — работник ЛИТа — сказал: „Читал, товарищ Розов, вашу пьесу, плакал, но запрещаем“. Я ушёл довольный, так как старичок плакал».
Конечно, впечатлительный «старичок» расчувствовался: мелодраматизма в военной пьесе хватало, хотя не приняли ее совсем по другой причине. Образ Вероники, предавшей память о своем погибшем друге, которую автор почему-то не осуждает, не выносит ей строгого приговора, в военное и послевоенное время был явно не ко двору, и понимания ее поступок не вызывал. Но пьесу все же поставили в Костромском театре – в ряду прочих, не делая никаких акцентов. Премьера прошла незамеченной…
Минуло чуть более десяти лет, и пьеса «Вечно живые» пережила свое второе рождение. В 1956 году ее постановкой открылся театр «Современник».
«Пьеса, которая казалась критикам замкнутой в кругу проблем личной этики, — отмечали критики, — в сценическом пересказе студийцев становилась раздумчивей и крупней».
Слова главного героя пьесы Бориса Бороздина: «Если я честный, я должен» — стали визитной карточкой и девизом как «Современника», так и целого поколения шестидесятников, отражением человеческого мужества. Олег Ефремов, который всегда почитал «воинствующе немодного» Виктора Розова своим учителем, признавал, что, несмотря на внешнюю консервативность, Виктор Сергеевич был настоящим новатором, с пьес которого и началось обновление театра в середине пятидесятых.
Артисты еще не рожденного «Современника» служили в разных театрах, репетируя пьесу ночами, после основной работы. Денег на такси ни у кого не было, поэтому актеры обычно ждали открытия метро, но усталости не испытывали, наоборот, на волне невероятного творческого подъема расставаться не спешили, продолжая общение и после долгих репетиций.
Стоит ли говорить, что новый спектакль просто взорвал театральную Москву: молодые зрители увидели, наконец, своих современников, говорящих с ними на понятном им языке, без пафоса, просто и открыто.
«Принимали очень хорошо, что само по себе очень обрадовало. Возбужденные, мы ушли со сцены, и вдруг кто-то ворвался в гримерку: “Срочно все идите в зал! Там люди отказываются расходиться! Они хотят говорить с вами, обсуждать спектакль”. Получилось не обсуждение, а, скорее, стихийный митинг. “Вы не должны расходиться, потерять друг друга! Это будет театр нашего поколения! Вы должны его создать во что бы то ни стало!”» — вспоминал Игорь Кваша.
Всемирную известность пьесе Виктора Розова принесла ее экранизация «Летят журавли» режиссера Михаила Калатозова 1957 года с Татьяной Самойловой и Алексеем Баталовым в главных ролях. В этом же году в кинотеатрах СССР фильм увидели более 28 миллионов зрителей. Непридуманная трагедия юноши и девушки, разделенных войной, оказалась полностью лишена политической патетики и показного героизма. Отчасти повторилась история двадцатилетней давности, когда пьеса только появилась в рукописи и была отвергнута Главлитом. Особенно возмущался руководитель страны Никита Сергеевич Хрущев, назвавший Веронику «женщиной легкого поведения», а сам фильм – «идеологически невыдержанным»; к его зычному гласу присоединились и многочисленные критики, отметившие, что глубокие темы, с которых началась картина, в итоге разменяли «на мелочь душевных изломов и киноэффектов».
Триумф фильма «Летят журавли» за рубежом оказался поистине грандиозным: на Международном Каннском фестивале картина получила «Золотую пальмовую ветвь», призы на кинофестивалях в Чехословакии, Ванкувере, Мехико и США, а молодая актриса Татьяна Самойлова стала лауреатом Премии жюри XI Каннского фестиваля как «Самая скромная и очаровательная актриса». В СССР о международном признании фильма почти ничего не сообщалось, лишь в маленькой заметке «Известий» вскользь упомянули, что первый приз фестиваля получил советский фильм. О режиссере Михаиле Калатозове и гениальном операторе Сергее Урусевском не было сказано ни слова.
Знаменитый французский кинорежиссер и актер Клод Лелуш признавался, что и спустя много лет он постоянно пересматривает шедевр советского кинопроизводства:
«Он не устарел ни в чём, по-прежнему великолепен. Я не видел более прекрасного фильма из России. Думаю, я в принципе не видел фильма лучше этого. Не кино, а чудо. Хотя в СССР было немало гениев…».
Пьеса Виктор Розова «Вечно живые» оказалась настоящим символом своего времени, эмблемой гражданского и личного мужества, которое нельзя ни подделать, ни сымитировать. Война явилась проверкой для каждого героя пьесы, где вечно живыми стали те, кто не прятался за чужой спиной, вставая навстречу смерти, жертвуя собой ради других.
Когда Виктора Розова спрашивали, почему именно так назван фильм, снятый по его сценарию, то он всегда признавался:
«Пришло в голову, понравилось, вот и всё. Что-то в поднебесном журавлином полёте есть от вечности».
Из пьес Виктора Розова:
А кто не вернется — тем памятник до неба! И каждое имя — золотом.
Пойми, война уже пришла. Я подал заявление сам, это верно... Как же я мог иначе? Если я честный, я должен быть там.
Я сейчас все время спрашиваю себя: зачем я живу? Зачем живем мы все, кому он и другие отдали свои недожитые жизни? И как мы будем жить?..
Война калечит людей не только физически, она разрушает внутренний мир человека, и, может быть, это одно из самых страшных ее действий.
Что ж это война наделала! Пойми, кончится она, а горе-то, оно, знаешь, и после войны сколько лет эхом по земле грохотать будет!
Я не для ума читаю, а чтоб жизни не видеть. Это у меня вроде опиума. Наркоз. Мысли свои забиваю, чтоб не лезли.
Ничего не думать я не могу. Человек, если он не спит и не в обмороке, обязательно что-нибудь думает.
Ни один человек не знает, сколько у него сил, пока он эти силы не испробовал до предела.
Для подвига не требуется большого пространства.
А искусство, оно вообще жестоко: тянет к себе, а потом всех расставляет на свои места — без снисхождения.
Прямая-то дорога в жизни — самая трудная. Зато по ней человек идет… Человек настоящий!
Есть и такое приспособление, довольно модное: городить из хороших слов этакие высоченные заборы, а что за этими заборами — не видно.
Никогда, ни одной секунды не надо терять, ожидая завтра. Надо жить сегодня, сию минуту, секунду, мгновение. В этом преодоление страдания и радость бытия. Сей миг!..
От критики еще ни один художник лучше не делался. Творческий человек сам про себя все знает, сам себя растит.