Журналист Сергей Алексеев:
Леонид Юзефович. «Зимняя дорога»
#читатель_пишет
"Всё это, конечно, так. Всё это верно.
Бумага написана правильно.
Всё хорошо.
Так это с одной стороны, да? Но есть и другая сторона медали».
(Товарищ Саахов, «Кавказская пленница»)
«Зимняя дорога» Леонида Юзефовича - добротный документальный роман, справедливо обласканный литературной общественностью и награжденный престижными премиями – «Большая книга» и «Национальный бестселлер». Все так, все это верно, но есть небольшая загогулина, на которую слившиеся в любовном экстазе к роману критики внимания не обратили. Вот на выбранные фигуры героев «Зимней дороги» - белого генерала Анатолия Пепеляева и красного анархиста Ивана Строда обратили, на поход Сибирской добровольческой дружины – тоже, на возможный путь к примирению столь достойных личностей – само собой, на античный катарсис – будьте любезны, на иррациональность происходящего – ясен перец.
Однако документальный роман требует не только работы с источниками, их добросовестного и желательно беллетризованного изложения, но и такого немаловажного слагаемого как скорость. А с этим у Юзефовича катастрофа. Простой пример: едет герой по лесу и немедленно рассказывается история этой чащи, перечисляются все обитающие там зверюшки, и даже сообщается, сколько местных женщин по преданиям соблазнил лесник.
Въезжает протагонист или антагонист (у автора нет подобного разделения, ибо «мы – дети Галактики», и за эту истину роман, собственно, и награжден) в деревню – немедленно начинается ода населенному пункту – как минимум, в каком году, кем и при каких обстоятельствах он заложен назло надменному соседу. Потом пара строк об исторической перспективе и чаяниях подвернувшегося под руку Строду или Пепеляеву сельского поселения. Неумолимый прожектор авторского внимания выхватывает из тьмы веков стопицот мелких деталей, до которых можно дотянуться в тиши библиотек и архивов: сколько хозяйств, прудов, полей, рек, домашних животных существовало во времена оны и сохранилось несмотря на потрясения отечественной истории до нашего прекрасного настоящего.
Ну а если уж генерал Пепеляев на жизненном пути имел несчастье встретить менее или не дай Бог – более значительную чем он сам личность, то тут хоть караул кричи. Эта личность немедленно и тщательно встраивается в пепеляевскую орбиту и вращается там с неутомимостью спутника страниц эдак пять.
Все это время главные герои терпеливо ждут, когда же о них вспомнит автор.
Такой подход имеет право на существование, но роман кажется мне неоправданно затянутым, отчасти искусственным, потому что я хочу почитать историю Пепеляева и Строда, а не тачанки, на которой они ехали, и не сабли, которой они прокладывали себе дорогу в светлое будущее.
Такая же проблема возникает в еще одном мастерски, надо признать, написанном Юзефовичем документальном романе о бароне Унгерне «Самодержец пустыни».
Тема – благодатнейшая, герой – хоть святых выноси. Но читать документальную прозу, написанную с коварством буддийского коана и накрывающую читателя плитой интересных только профессиональным историкам подробностей - увольте.
Чтобы не быть голословным:
«Унгерн-Штернберги были внесены в дворянские матрикулы всех трех прибалтийских губерний, и официальный родоначальник назван точно – Иоганн (Ганс, Гальза) фон Унгерн, живший, правда, не в XII, а в XIII веке. Другая ветвь рода, согласно фамильной легенде, происходила от двух братьев Унгар, или Унгариа, столетием раньше переселившихся в Прибалтику из Галиции. В них текла венгерская кровь, а отсюда недалеко уже и до воинов Аттилы – гунны традиционно, хотя без особых на то оснований, считались предками мадьяр.
Впоследствии Унгары превратились в Унгернов и, породнившись со Штернбергами, присоединили их родовое имя к своему. Баронский титул был пожалован им шведской королевой Кристиной-Августой в 1653 году. Тогда же, видимо, они получили свой герб с лилиями, шестиконечными звездами и девизом “Звезда их не знает заката”.
Между вассалом рижского архиепископа Иоганном фон Унгерном, женатым на дочери туземного князя Каупо, и Романом Федоровичем Унгерн-Штернбергом генеалогический словарь насчитывает восемнадцать родовых колен».
Просим!
Все 18.