Найти тему

Фантазии на тему великого переселения семьи Трофима Дудченко на Дальний Восток

Дмитрий Александрович ЩУР, заместитель генерального директора гимназии «Альма-Матер» по разработке и организации дизайна образовательной среды

Это попытка собрать воедино разрозненную информацию о моих предках из рода Дудченко, показать, как в XIX веке прадед и прабабушка перебрались из Киевской губернии на Дальний Восток, представить этот долгий и трудный путь, лучше узнать о своих корнях.

Нет возможности точно определить все даты и места, понять чувства людей и причины их поступков – остаётся только фантазировать, опираясь на исторические факты, карты, письма, семейные легенды, собственный опыт. Что я и делаю.

Мария Моисеевна Дудченко, прабабушка автора (1959 год) и Трофим Иванович Дудченко, прадед автора (1939 год) / Рисунки Алексея Точина по фотографиям из семейного архива Щуров
Мария Моисеевна Дудченко, прабабушка автора (1959 год) и Трофим Иванович Дудченко, прадед автора (1939 год) / Рисунки Алексея Точина по фотографиям из семейного архива Щуров

Станиславу Ивановичу Дудченко

Истоки

История начинается с того, что казак Дудченко в качестве трофея из военного похода в Османскую империю привёз жену-гречанку в отчий дом в Киевской губернии…

Можно примерно определить возраст казака. В то время в царской армии служили двадцать пять лет. Итак, если двадцатилетнего парубка призывали в армию, то домой он мог бы вернуться в возрасте сорока пяти лет. Предположим, после победоносной войны с Турцией 1828–1829 года наш казак вернулся домой, честно отслужив весь срок в армии, – значит, в 1829 году ему могло быть около сорока пяти лет. Тогда родился он приблизительно в 1784 году.

Думаю, из закавказского города Гянджа, бывшей столицы Гянджинского ханства, привёз казак свой «трофей, взятый на саблю» – жену, перед красотой которой не смог устоять отважный воин. И упомянутая в родовых легендах презрительная кличка «ганжа» – скорее всего, прозвище по месту рождения. А значит, моя пра-пра-прабабка, возможно, была азербайджанкой или персиянкой. Но в любом случае инородкой-мусульманкой, а не гречанкой, как утверждают некоторые родственники.

Тут вспоминается удалая песня «Из-за острова на стрежень» и строки из нее: «И он мощною рукою обнял персиянки стан». Должно быть, привозить из Закавказья персидских красавиц было делом обычным. Важно, как эти восточные женщины вписывались в особенную и необычную для них русскую жизнь. Им наверняка приходилось отказываться от родного для них ислама и вживаться в иную – христианскую – религию. Судя по всему, наша молодая персиянка (ей могло быть лет 15–16) успешно ассимилировалась в русском быту.

Детей у них с казаком могло быть несколько, но мы знаем, что примерно в 1838 году в семье родился сын Иван. Казаку в это время могло быть 55 лет, а его жене – 26. Сын Иван, рос, взрослел, женился, и в его семье рождались дети. Один из сыновей – Трофим, герой моего рассказа – родился в 1873 году. Это нам достоверно известно. Возможно, его бабушке-персиянке в год его рождения был шестьдесят один год, и она вполне могла дожить до его сознательного возраста, и Трофим мог помнить её и рассказывать в дальнейшем о ней своим детям. Сам же казак вряд ли дожил до этих времён, ведь в 1873 году ему должно было быть восемьдесят девять лет. Их имена в памяти поколений не сохранились.

Трофим Дудченко: начало

Семейная легенда гласит, что Трофим Иванович Дудченко рос и жил в селе Ясеновка Киевской губернии, в 40 километрах южнее Белой Церкви. Проблема в том, что села Ясеновка, видимо, не существовало вовсе.

С географией перемещения предков Дудченко вообще нет ясности. Так, неизвестно, где был отчий дом казака, откуда его с молодой женой-иноверкой родители прогнали с проклятиями. По легенде, казак отправился на Дон и там поселился. Неизвестно, где и сколько лет проживал со своей семьей казак, также неизвестно, кто из его семьи и когда оказался в полумифической Ясеновке. Знаем из семейных преданий и от дочери Трофима Матрёны только то, что семья Трофима Ивановича Дудченко проживала по адресу: Киевская губерния, Каневский уезд, деревня Янивка. Также известно, что во второй период переселения (1897–1900 годы) люди переезжали в Приморье в основном из левобережной Украины, Черниговской, Полтавской и Харьковской губерний.

Я нашёл две точки на карте, которые могут соответствовать указанному адресу. Во-первых, недалеко от Киева, на левом берегу Днепра, в 50 километрах от Канева есть село Пологи-Яненки. А во-вторых, ещё в XIX веке краеведы упоминали село Яновка (в некоторых источниках – Янивка). Село, названное по имени его основателя Яна Яблоновского, располагалось у древней дороги в Белую Церковь, у истоков ручья Нехвороща. Скорее всего, в одном из этих двух сёл и родился Трофим Дудченко.

Он рос, учился, взрослел, помогал родителям в хозяйстве и, наконец, женился, примерно в 1894 году, в возрасте 21 года на односельчанке — Марии Моисеевне Коваленко, 1873 года рождения. По наследству от умершего отца-поляка Марии достался небольшой клочок земли, одна четвёртая часть от общего надела, поделённого между четырьмя братьями и сестрами. Он был так мал, что вряд ли бы мог прокормить молодую семью. У Трофима наверняка был и свой земельный надел, но и его было недостаточно.

Обычные семейные хлопоты: где жить, чем обрабатывать землю, как сохранять урожай, где приобрести домашнюю утварь, скотину, телегу, инструменты, одежду, посуду и прочее…

Этим и многим другим приходилось заниматься главе молодого семейства. И вот в 1896 году в семье рождается первенец – дочь Елена. А через год и второй ребенок – сын Юрий, Юрко, Георгий.

Вот в этот момент и подвернулась программа переселения на Дальний Восток.

Судьбоносное решение

При отмене крепостного права в 1861 году крестьян освободили, но земли не дали. С огромным трудом выкупленные у помещиков усадебные и земельные наделы дробились и таяли из-за необходимости делить землю между многочисленными детьми в семьях. Эти маленькие участки не могли прокормить растущие семьи.

В то же время необходимость заселения, освоения и развития присоединённых территорий южного Приморья подталкивала правительство на открытие второго этапа переселенческой политики. Второй этап, в отличие от первого, был не сухопутный, конно-гужевой, а морской. С 1881 года Добровольный флот на пароходах «Россия», «Москва», «Петербург», «Воронеж» начал регулярные рейсы по перевозке переселенцев от Одессы до Владивостока.

На сельском сходе переезжающие от села к селу представители переселенческого комитета поведали крестьянам о далёких благодатных краях, огромных наделах земли, передаваемых в собственность семьям, о государственной помощи в организации переселения, о денежных кредитах и ещё о многом заманчивом в этом проекте.

Взбаламученные селяне, спокойные и уравновешенные в обыденной жизни, шумно избрали из своих рядов ходоков: активных и предприимчивых, глазастых и крепких здоровьем, а главное – уважаемых односельчан. Снарядили их и отправили на Дальний Восток на разведку.

Ходоки из разных деревень должны были посетить предлагаемые к заселению места, найти удобное место для нового посёлка и, вернувшись, рассказать односельчанам о далеких краях. Так они и сделали.

То ли ходоки были убедительно красноречивы, то ли далёкие края оказались действительно хороши, но их рассказы о посещении долин дальневосточных рек произвели сильное впечатление на некоторых глав семейств – жителей села Яновка. В том числе на Трофима Дудченко.

Подготовка

Селяне, принявшие непростое решение оставить родные места и уехать в неизведанные края, должны были серьёзно и основательно подготовиться.

Прежде всего – собрать урожай, сохранить его и обеспечить продукты для дальней дороги и первых осени и зимы, заготовить различные семена. Надо было собрать все нужные для жизни на новом месте вещи, вплоть до камня для прижатия квашеной капусты (по воспоминаниям участников переселения): одежду на разные сезоны, инструменты, домашних животных и птиц, корм для них... Продавали участки земли, на вырученные деньги покупали необходимые вещи и готовили караван переселенцев. А у будущего переселенца Дудченко, помимо всего прочего, ещё была забота и о беременной жене, и годовалой дочке.

Что ждало этих отважных людей на новых местах? Участок земли в 100 десятин (109 гектаров) на семью в бесплатное пользование, на 10 лет освобождение от рекрутской повинности и пожизненное – от подушевой подати. За плату в 3 рубля за десятину разрешалось приобретать в частную собственность любое количество земли.

250 семей ежегодно переселялись за счет казны в Приморье, и главное – на семью выдавался денежный залог в 600 рублей на обзаведение крестьянским хозяйством. Заманчиво, но всё равно решение переселяться было непростым.

И вот после продолжительных и тщательных сборов селяне ранней весной, должно быть, в начале марта, на телегах и повозках двинулись в путь по российским дорогам к Одессе. Им нужно было преодолеть около 360 километров. Это примерно неделя пути. Если представить количество разнообразных вещей, необходимых на новом месте, становится понятно, сколько возов нужно каждой семье и на сколько вёрст растянулся переселенческий караван.

Задумывались ли вы когда-нибудь, что такое длительное путешествие по морю-океану для людей, проживших пока ещё короткую свою жизнь в малоросском селе? Вряд ли они когда-нибудь выезжали далеко за пределы своих деревень.

Новые впечатления о меняющейся природе, о придорожных украинских сёлах и людях, и, наконец, приморский город – Одесса. Все необычно: кирпичные дома в несколько этажей, мощёные дороги, лавки, магазины, лабазы, торговцы, пешеходы, барышни, извозчики на пролётках, порт, причалы, баркасы, запах моря, рыбы, водорослей, портовая брань грузчиков… Всё это удивляло, пугало и завораживало.

Но решение принято, назад дороги нет, в родном селе остались несмелые родственники, а впереди переселенческая комиссия и неизвестность. Трофиму предстояло разобраться со множеством непривычных задач. Нужно разместиться в бараках для переселенцев со своими возами, вещами, женой и двумя маленькими детьми; устроить скотину и мелкую живность; зарегистрироваться в конторе переселенческого комитета; получить билеты на пароход, уточнить, на какую палубу, в какой трюм и на какое место ставить свои многочисленные пожитки, в какой каюте разместится его семья, когда начнется погрузка, и многое, многое другое. А ещё нужно ждать, пока сформируется вся переселенческая команда, покупать продукты, городские подарки жене для форсу в новых местах, кормить детей, скотину… и опять ждать, ждать.

Начало пути

Пробил час. У причальной стенки встал красавец-пароход «Воронеж», специально построенный для перевозки переселенцев на Восток. Установили сходни, и началась погрузка.

На причале суета: ржут кони, мычат коровы и волы, ругаются биндюжники и грузчики, кругом одесский говор. Команда парохода умело направляет грузовые потоки на палубах. Переселенцы волнуются, теряются, мечутся по пароходу, но в результате оседают в своих каютах и успокаиваются. Всё получилось: погрузились, самое ценное – дети и документы – здесь, рядом, кисет с деньгами на груди под рубахой. Можно ехать. Неудивительно, что в этой суматохе Марии Моисеевне удалось провести на пароход без билетов двух своих маленьких детей: под юбкой двухлетнюю дочь Елену и за пазухой грудного сына Юрия (Юрко) — так гласят многочисленные семейные предания.

Люди полны новых впечатлений, а впереди ждут ещё более необычные приключения.

Удары рынды, гудок, «отдать концы» — и пароход отчаливает. На палубах у борта собрались все пассажиры, смотрят на удаляющийся портовый южный город, машут в общем порыве руками. Они прощаются с родиной, чтобы вновь обрести её уже на другом конце света, а эту они больше никогда не увидят. Впереди новые страны, моря и океаны и сорок дней пути на пароходе.

Берег растаял на горизонте, кругом бескрайнее синее Чёрное море, качает, кричат чайки, иногда в бурунах у форштевня резвятся дельфины, это хорошая примета для морских путешественников. Можно прогуливаться по палубе, но лучше лежать в каюте в гамаке: морская болезнь – необычное, тягостное состояние для землепашцев.

Время вяло течёт, вскоре на горизонте появляется полоска, восторг – «Земля!». Да, это берег турецкий, великая былая Византия, город императора Константина – Константинополь, оплот христианства в Римской империи, но уже не со святой Софией, а с минаретами огромной мечети. Босфор, остановка, исламский мир: всё необычно и опасно, мужчины в тюрбанах и турках — турецких шапочках с кисточкой, женщины в чадрах, только светятся черными бриллиантами игривые миндалевидные глаза. Сердце ёкнуло, ведь бабка Трофима отсюда, то ли турчанка, то ли гречанка, короче, инородка. Кругом шум, чужой говор, запах кофе и пряностей.

Опять гудок, рында… Отчалили. Мраморное море, суета пароходов, лодок, баркасов, множество различных плавсредств, просто суп какой-то, а не море. Дарданеллы и просторы иного – Средиземного – моря. Всё мимо: острова Греции и Кипр с их древними богами и храмами, где-то там слева по борту за горизонтом древние земли обетованной Палестины со скрижалями Нового завета и распятым Христом на Голгофе, но пароход «Воронеж» гордо идет к берегам фараонов, к Египту, Порт-Саиду и творению рук человеческих – Суэцкому каналу.

Долгая дорога

Порт-Саид, Суэцкий канал – рукотворная река между Азией и Африкой, от Средиземного до Красного моря. Регион, до краёв наполненный историческими событиями. Это и цивилизация фараонов, и арабский мир. Это легендарный переход народа Израилева под предводительством Моисея по дну Красного моря к землям обетованным и гибель преследовавшего их египетского воинства Рамзеса. Это берега средь бескрайней и мертвой пустыни, это самый цветной и разнообразный подводный мир коралловых рифов Красного моря.

Пароход продолжает плавание, слегка покачивая палубой. Переселенцы за десять дней пути уже свыклись и смирились с жизнью на пароходе; всё хорошо, только донимают стопроцентная влажность и изнурительная жара, от которой спастись можно лишь ночью. Одежда российских крестьян с их рубахами и многочисленными юбками не приспособлена для африканского климата, а разоблачаться срамно, вот и парятся наши путешественники.

Впереди Аден – последняя остановка на Аравийском полуострове. Яркие впечатления и новые ощущения. Блистательный Восток, белоснежные каменные кружева дворцов, взметнувшиеся в бирюзовое небо минареты, бирюзовые же купола мечетей, всюду рогатые полумесяцы и тончайшие кружевные орнаменты оконных решеток. Пёстрые палатки и снующие всюду торговцы. Все вопят, кричат, зазывают, что-то предлагают… Гомон на непонятном наречии. Дурманящие запахи пряностей, благовоний, кофе и кальяна.

На лотках чего только нет: шелка струятся разноцветными реками, сверкает на солнце филигранно исполненная медная и серебряная посуда, привлекают внимание и удивляют диковинная утварь, сабли, кинжалы драгоценнейшей дамасской стали, мерцающие таинственным светом самоцветы. Жара, суета, и только чудные верблюды монотонно жуют свою жвачку, сплёвывая тягучую липкую слюну.

Снова отчалили. Индийский океан распахнул свои просторы. Больше недели они не увидят берега. Волны, качка. Солнце всходит и садится в море. Кругом зелёно-изумрудные воды океана, только белые барашки бегут по волнам, да летучие рыбы иногда запрыгивают на палубу.

Вечереет. Лучи заходящего южного солнца нежно поглаживают собравшуюся на баке необычную компанию странных людей. Бородатые мужчины, пышные женщины, разновозрастные дети: шустрые хлопцы и застенчивые дивчины. Это переселенцы. Тихое и спокойное море совсем не раскачивает палубу спешащего по курсу парохода. Морская болезнь отступила. Жара спала, и можно пообсуждать с сотоварищами увиденные в пути чудеса и своё недалёкое будущее. Разговор незаметно переходит на воспоминания о покинутых родных местах. Загрустили. Сама собой народилась украинская песня. Подхватили, и понеслось над гладью Индийского океана тягуче-пафосное «Реве та стогне Днипр широкий…». Солнце уже село за горизонт, вспыхнули на высоких облаках последние алые лучи, и, как обычно в южных широтах, быстро наступила жгучая ночь. Мелодичные, знакомые с самого детства родные песни струятся через леера за борт и растворяются где-то вдали вместе со светящимися бурунами от винтов пыхтящего парохода.

Скоро Цейлон и порт Коломбо. Совершенно другой, не похожий ни на что мир. Переселенцам ещё не однажды придется удивляться увиденному, сталкиваться с людьми других рас, видеть их жилища, дворцы, улицы. Соприкасаться с иной природой. Вот и на Цейлоне люди другие, но уж очень похожи на цыган, кочевавших табором через их деревню. Такой же смуглый несмываемый загар, чёрно-жгучие шевелюры, проницательные загадочные угольки глаз. Только клипсы в носу, точка между бровей, множество тонких браслетов на запястьях и укутанные в тончайшую хлопковую ткань великолепные женские фигуры. Кругом радушные возгласы и лучезарные улыбки.

Индийцы – радушные хозяева, они открыты к общению, только русского языка не знают. И боги у них другие, восседают в волшебной красоты храмах. Удивительно, но коровы – их священные животные – бродят повсюду, где им вздумается, да ещё попадаются наглые воришки обезьяны и грациозные великаны слоны. Да! Это тебе не верблюды! Крики и щебетание множества пёстрых птиц дополняют какофонию звуков. Душно и жарко. Надеть бы сари, да негоже русской крестьянке с двумя детьми щеголять в сари босиком.

Впереди следующий переход, короче и разнообразнее. Переселенцам – пассажирам парохода «Воронеж» – предстоит обогнуть индокитайский полуостров, проходя мимо множества маленьких живописных тропических островков, и бросить якорь в бухте экзотического порта – Сингапура.

Поражает коктейль народов, населяющих Сингапур. Это англичане, французы, голландцы, индусы, филиппинцы, вьетнамцы и множество других типов, кипящих в этом народоплавильном котле. Восхищают тайские женщины, губастые и грудастые, бронзово-смуглые и увешанные гирляндами благоухающих тропических цветов. С ослепительной белозубой улыбкой они легко перемещаются в тягуче-жарком, влажном воздухе.

Теперь только на север. Вернее, на северо-северо-восток, в Поднебесную империю – Китай.

Китай и Япония

Ещё семь дней, и вокруг всё совсем другое. Для переселенцев все китайцы на одно лицо, хотя в Китае проживает девяносто три народности, все в соломенных конусообразных шляпах и в одинаковых бедных одеждах. Европейцы для китайцев, наверное, тоже все на одно лицо.

(На Дальнем Востоке нашим переселенцам придётся довольно часто сталкиваться, сосуществовать, торговать и совместно трудиться с китайцами.)

Щебечущий, журчащий говор, изредка прерываемый громкими командными окриками. Снующие рикши, торговцы-носильщики, несущие по узким улочкам на бамбуковых коромыслах свои товары. Нищенские кварталы сразу у стен европейских построек. Англичане и французы давно положили глаз на Шанхай и начали методично захватывать и осваивать этот порт, стоящий на перекрестке морских дорог. Странное получилось сосуществование. Многоэтажные гостиницы-небоскрёбы, офисные здания известных мировых фирм, прямые и широкие улицы, достойная набережная – и мосты и хижины-фанзы с земляными полами и тростниковыми крышами. Перенаселение и нищета.

Шанхай кипит, бурлит, живёт бурной портовой жизнью. Джонки с товарами снуют по реке к прибрежным складам и лабазам. Дразнящий запах чеснока и имбиря, ароматы жареных традиционных китайских блюд, остро-сладких изысков и выкрутасов шанхайских поваров. Это ж надо придумать – поджарить карпа в сладкой карамели с острым перцем чили в форме белки!

На другом берегу Жёлтого моря… и море-то тут жёлтое, и река жёлтая, и китайцы жёлтые, все жёлтое, в общем, китайское. Итак, на другом берегу Желтого моря, на южной оконечности Японских островов в уютной бухте расположился японский город Нагасаки. Совсем другой мир.

Японцы долго сопротивлялись контактам с представителями иных европейских стран. Это спокойный самодостаточный народ. Со своими обычаями и представлениями о чести, законе и порядке.

Деревянные шлёпанцы, широкие штаны, таинственные и грациозные гейши с выбеленными лицами, в неизменных изысканных кимоно. Чёрные упрямые волосы самураев, скрученные на макушке в тугой узел, острейшие японские мечи – катаны, сотворённые истинными мастерами-оружейниками. И в этой же среде – поэты, умеющие из нескольких слов сложить стихотворение с глубочайшим философским смыслом; художники, одним движением кисти по бумаге изображающие всю глубину мира; сказочной красоты тихие сады; золотые караси, шикарными хвостами и плавниками перемешивающие хрустально-ледяную воду; задумчивые и тихие сады камней; взметнувшиеся во влажный туманный воздух чешуйчатые пагоды…

Спокойный, хоть и портовый город Нагасаки провожает очередной переселенческий транспорт. Пара дней, и на горизонте родина – Россия.

Снова в России

Цепь островов, выплывая из густого тумана, приветствует очередной пароход из Одессы. Рейнеке, Попова, Русский — вот уже тридцать восемь лет как русские острова. «Воронеж» гордо входит в бухту Золотой Рог, переселенцы высыпают на палубу, сорокадневное путешествие через множество морей подходит к концу, скоро берег, твёрдая земля и новые приключения.

Причальная стенка, швартовые концы заведены на кнехты, гудок и стоп-машина. Сходни спущены за борт, начинается разгрузка всего привезённого барахла. Возы, тюки, сундуки, клетки с птицей – курами, гусями, утками, коровы, лошади, телеги с сеном и много-много чего другого. Карантинные бараки гостеприимно распахивают свои двери: они на месяц дадут приют нашим героям-переселенцам на мысе Эгершельда, у подножья Крестопоклонной сопки, в городе Владивостоке, в далёком и близком Приморском крае России.

Владивостоку к приезду наших переселенцев в 1898 году уже исполнилось целых тридцать семь лет. Это уже настоящий город с думой и гербом, судоремонтным заводом, крепостными укреплениями и дальнобойной артиллерийской батареей для защиты с моря, со своими трущобами, называемыми «Миллионкой», корейской слободой. База Сибирской военной флотилии, главный военный порт России на Тихом океане. Во Владивостоке проживает тринадцать тысяч жителей, заработала первая паровая мельница, и от Владивостокского железнодорожного вокзала уже отошел первый поезд, пока только до Уссурийска, Транссиб построят в 1903 году.

При входе в бухту слева на полуострове Шкота возвышается сопка с крестом на вершине. На всяком входящем в бухту корабле каждый пассажир и матрос преклоняли колени и салютовали этому кресту – символу российской христианской земли на далеком берегу великого Тихого океана. Вот сопка и получила название Крестопоклонной.

У её подножья на мысе Эгершельд в Транзитной гавани и разместили в карантинных бараках наших героев-переселенцев. Перенасыщенные впечатлениями люди отдыхали и успокаивались на твёрдой земле, мечтали о новых местах и новой родине. Им предстояло совсем скоро оказаться в дальневосточной приморской тайге, в отрогах Сихотэ-Алиня.

Прекрасный край

Что это за тайга! В 2012 году во время моего посещения деревень Лазо, Беневское и Киевка я проехал по долине реки Киевки и был очарован природной красотой этих мест.

Широкие плоские долины, окантованные не очень высокими горами – сопками, сплошь поросшими лиственными лесами. Монгольские дубы, японские и корейские клёны, переплетенные лианами местной тайги, – это и дикий виноград, и лимонник, и дикий киви, и реликтовая ива — чозения. «Чёртово дерево» – элеутерококк – прямыми и страшно колючими стволами подпирает зонтичную крону с шапкой благоухающих белых цветов. На этих шапках замирают и пьянеют местные гигантские бабочки – махаоны Маака, их чёрно-бархатные с изумрудно-зеленым отливом крылья поражают размерами.

Говорят, когда Бог создавал Землю, он забыл засеять Приморье растениями и, спохватившись, бросил сюда всё, что осталось. Только здесь встречаются и тропические растения, и сибирские кедры, и обитатели северных мест – бурые медведи, и жители индийских джунглей – тигры. А ещё пятнистые олени-маралы, косули, кабарги, лисы, соболи, кабаны, гималайские и бурые медведи, орлы, соколы, ястребы, белки, ласки, горностаи. Морскую живность Японского моря и перечислить невозможно.

Основная высотность сопок 400-600 метров, но есть и местные гиганты по 1200-1600 метров. В долинах плоские россыпи галечника служат ненадёжным ложем для местных рек. Когда бурные потоки весенних разливов несутся со склонов многочисленных сопок, русло реки мечется по долине, образуя извилистые протоки, сносит всё на своем пути. Летом реки успокаиваются, но все равно бурлят ледяными водами на многочисленных перекатах. Говоря о реках, я, конечно, имею в виду в основном интересующую нас реку Судзухэ. Теперь её называют Киевка – по названию деревни в дельте реки. В эту долинную реку впадают многочисленные горные ключи с хрустально чистой водой.

А осенью в дальневосточные реки стремятся из моря косяки лосося, кеты и горбуши. Они, преодолевая речные потоки, через стремнины и перекаты упорно спешат вверх, к истокам ключей и ручьёв для того, чтобы в своих родных местах дать жизнь новому поколению лососевого стада и умереть, став питательным бульоном для своих детей.

Богатейший, но дикий край. В 2013 году потомок первопоселенцев Виктор Николаевич Василенко написал мне, что зимой в тайге выпал глубокий снег, и пятнистым оленям стало сложно добывать корм. Стада по 40-50 голов спустились с гор в долину реки и кормились недалеко от деревни. Следом за оленями из тайги вышли и три-четыре тигра. Они не только задирали оленей, но и не брезговали дворовыми собаками. Тигры ночью захаживали и в огороды местных жителей, оставляя на снегу следы огромных лап. Пришлось мужикам запирать шариков и жучек на ночь в банях. Вот вам история из XXI века.

Но я отвлёкся. Мы в нашем повествовании находимся в 1898 году.

Финальный рывок

Заканчивается месяц обязательного карантина: болезней ни у людей, ни у домашней живности не выявлено, и пора отправляться дальше.

Середина июля, летние тайфуны, сыро, но тепло. Снова – в плаванье.

Опять погрузочная суета, только теперь это не в новинку, и пароход поменьше – шхуна «Ермак». Глубокие трюмы и палубы забиты погруженными вещами. Наши переселенцы неуклонно стремятся к выбранным ходоками местам. Среди других на «Ермак» погрузились семьи наших переселенцев, будущих жителей деревни Киевка (название как дань покинутой Родине). Семей было семь. Их главы: Никита Доник, Аниксей Ковтун, Глеб Соломко, Трофим Дудченко, Леонтий Рыбченко, Кирилл Запорожец, Варлаам Василенко.

«Ермак» напрягся, заскрежетал своими металлическими мускулами, вздрогнул и отвалил от причальной стенки. Пролив Босфор Восточный, раскрывшись, выпустил шхуну. В дымке пропали грозные острова, Уссурийский залив быстро уступил место грандиозному заливу Петра Великого, и вскоре слева по борту появились обрывистые скалистые берега. Мимо, как зубы шестеренки, мысы: Пассека, Скалистый, Тунгус Лихачева, Средний, Попова, Мусатова, Ежиковича, Павловского, Лидерса, Шведова, Астафьева, Шефнера. Паровая шхуна «Ермак» доставила всё и всех к устью реки Сучан, ныне Партизанской.

Приплыли. Залив Америка. Пост Находка. «Ермак» швартуется у причала рядом с грузовыми складами. Поодаль лабазы и деревянный морской вокзал. К 1898 году – времени высадки наших переселенцев – Находка уже была посёлком с несколькими улицами, деревянными и каменными домами, дорогами, конторами, в общем, с признаками цивилизации.

На причале сгрудились бесконечные пожитки переселенцев. Можно подводить промежуточные итоги – что успешно преодолело сложное и длительное путешествие, а что погибло в пути. Можно перевести дух, передохнуть перед финальным рывком. Починить телеги, переложить и закрепить пожитки, докупить лошадей и волов. Всё это лучше сделать в уже окрепших селах Александровке и Владимировке, в четырнадцати километрах от Находки.

Слева сопки, справа изрезанная протоками долина, впереди неплохая дорога. Караван растянулся на пару вёрст. Семь семей (около тридцати пяти переселенцев) и небольшой вооружённый отряд от переселенческого комитета для охраны и сопровождения до места водворения. Конно-гужевой способ переселения.

На базаре поторговались, договорились, расплатились, деньги ещё есть. Обменялись с местными мужиками новостями с Украины и мнениями о местной жизни. Встали лагерем у околицы. Костры, еда, разговоры, пображничали, попели, угомонились поздно. Над головой яркие кучные звёзды – другие, не как над Яновкой. Теперь звёзды над головой всегда будут такие. Стрекот цикад, крики ночной птицы, журчание ручья…

Еще четыре километра перехода до соседнего села Унаши, и обжитые места закончились. Впереди шестьдесят километров таёжного бездорожья, звериных троп, перевалов, осыпей, бродов, топей, непроходимых таёжных зарослей, лесных завалов. Им нужно пробиться в соседнюю долину на новую родину. Дружественно-враждебная тайга окружила переселенцев. Вооружённые солдаты отряда сопровождения как никогда кстати: и оленя подстрелить, и тигра отогнать, да и китайские бандиты – хунгузы – бродят по тайге, готовые поживиться за счет переселенцев.

Как же эти семь семей попали в долину реки Судзухэ? В результате долгих исследований я пришёл к выводу, что путь был таков: от Находки вверх по Сучану до Екатериновки, Александровки, Унашир, в долину реки Ольги в Ольгинскую падь (река Хоангоу), по ключу Горовцовскому и пади Широкой, по Второму Горовцовскому ключу через Соломенный перевал Партизанского (Сучанского) хребта. В долину реки Кривая, перебираясь через броды с одного берега реки на другой, до урочища Перевального, мимо урочища Ягодное до урочища Курортная остановка, пересекая Мельничный ключ до урочища Полозова, пересекая через брод реку Полозова, вдоль русла реки Кривая через реку Огнёвка, мимо урочища Огонёк, Пешеходной и Обжитой падей, мимо пади Крапивной, через ключи падей Родниковая и Коцкого, через перевал Коцкого снова в долину реки Кривая, через брод в долину ключа Котиков, по долине до Водораздела и в Днепровскую падь, и по ней до долины река Киевка (тогда Судзухэ), мимо пади Маркияна и через брод на левый берег реки, где и будет основана деревня Киевка.

Возможно, от урочища Перевального переселенцы двинулись по долине реки Медоноски и через Крестовский перевал в долину реки Обручевки в Латвийскую падь и далее к дельте реки Судзухэ. Но точно сейчас маршрут я определить не могу. В любом случае каравану переселенцев пришлось преодолеть самый сложный и рискованный участок пути к новому месту проживания. Шестьдесят километров через горы и заросли тайги во время муссонных дождей – полоса препятствий для воистину героических и отважных людей.

Новая жизнь

Но наконец трудности пути позади, и наши переселенцы остановились на возвышенности левого берега реки Судзухэ. Было это 12 августа 1898 года (по старому стилю).

С одной стороны болотистая долина дельты реки, а с другой – невысокие, покрытые лесом сопки. Именно здесь каждая из семи семей смогла отмерить себе по сто десятин земли и, возделывая её, начать строить благополучное будущее для себя и своих детей. А детей у них будет много, и будущее омрачится только с изменением государственного строя. Это станет огромной трагедией и крушением с таким трудом обретённой счастливой жизни. Двадцать пять лет упорной работы, но пришла советская власть, и раскулачивание и коллективизация разрушили устоявшийся и понятный жизненный уклад семьи Трофима Ивановича Дудченко. Однако это уже другая история.

А пока нужно обустраиваться. Солдаты охранения, оставив переселенцам несколько ружей и патроны к ним для защиты от таёжных хищников и добычи оленей, отправились в обратную дорогу, в Находку. Переселенцы остались наедине с таёжной судьбой, и только две китайские семьи в своих фанзах, стоящих в отдалении, скрасили их одиночество. Китайцы возделывали землю, выращивали скудные продукты для пропитания, собирали дары тайги и стали первыми интернациональными соседями для переселенцев.

Август. Построить крепкие дома не было возможности. Оставалось только выкопать землянки и устроить в них всяческие необходимые для жизни и зимовки отсеки: это и жилые помещения, и хозяйственные и складские отсеки, хлев для скотины и другие необходимые зоны. Сверху землянки перекрывали брёвнами и укрывали корой бархатного дерева – пробкового дуба. Только зимой смогли заготовить в тайге необходимое количество брёвен, чтобы по весне начать строительство домов. А еще надо распахать землю, посеять ячмень, рожь и гречиху, посадить тыкву, различные корнеплоды… работать…работать…работать…

На руках малые дети и большое хозяйство. На десятки километров вокруг никого нет. Это потом в семье Дудченко родятся ещё двенадцать детей (две пары двойняшек не выживут). Это потом Марии Моисеевне дадут медаль «Мать-героиня», а Трофим Иванович будет старостой деревни Киевка. Всё это – потом.

Героические люди и героические события в масштабе одной жизни, одной деревни, одной страны…

И было Трофиму Ивановичу и Марии Моисеевне в ту осень всего по двадцать пять лет.

Опубликовано в сокращении