Пообщались тут с одним парнем из местных пикабушных граждан, я лишний раз согласился, как мне повезло с соседями. Они говорят, что со мной им в принципе тоже норм))), а мне очень хочется им верить). Вспоминалось всякое. Вот пусть тёмное будет сегодня.
Четырнадцатое - тёмное.
«Как я Зайку хоронил»
Так сложились обстоятельства (не буду углубляться, я про это раньше писал), что я живу самостоятельно с «мне еще шестнадцати не было». Скажем так. Формально под опекой тётки по факту, сам в просторной квартире. Я пропустил вступительные лёжа в больничке, поучаствовав в драке, (ну, как драке… меня знатно отмудохали) и теперь нужно было ждать еще год, чтобы поступать в училище. Я слонялся по квартире, перебирал родительские вещи, читал, ходил в магазин, готовил, пытался подтянуть какие-то предметы перед вступительными. В этом городе у меня друзей-знакомых не было, и я не спешил ими обзаводиться. Моя физиономия выглядела колоритно и на меня пялились, меня это бесило. Соседняя квартира, у нас общий тамбур, выставлена на продажу. Всё. Бывало я не выходил из квартиры несколько дней и мог все это время молчать. На тот момент, такое положение вещей меня устраивало. Я постоянно перемалывал свои мысли, снова и снова и от этого они становились «мельче», что ли. До тошноты и отвращения, чтобы не хотелось к этому возвращаться.
Пришла зима (рубеж 2009-10 годов). Стало легче дышать. Квартира по соседству была продана. Туда въехала молодая пара без детей. На квартиру скидывались их родители, плюс они там еще какой-то кредит потом доплачивали. Им было по 22. Пришли со мной пообщаться, были удивлены, что я живу один. Мне не очень хотелось знакомиться, если я не хотел отвечать на вопрос, просто молчал и смотрел в сторону. Я врать смысла не вижу. Илона и Виталик. Она просто и спокойно сказала мне в глаза, что с её точки зрения я странный, но, если мне понадобится что-то, я могу смело к ним обратиться, более того, теперь они мои соседи и, если что-то нужно будет им, они тоже ко мне придут, я могу даже не сомневаться. Я согласился. (Эта схема работает уже много лет) мне понравилось, что меня восприняли, как равного, по крайней мере так это выглядело. Я помогал таскать вещи, по мере сил, что-то с небольшим ремонтом. Меня подкармливали выпечкой, шикарными Илонкиными чебуреками. Мы сосуществовали довольно мирно.
Зимой я пристрастился гулять, наматывал внушительный километраж по району, постоянно прокладывая новые маршруты, стараясь пробираться дворами, чтобы встречать меньше прохожих. Просто капюшон на глаза, шарф повыше, руки в карманы и вперед, пока не появляется ощущение бессилия, так проще было уснуть.
Бабки. Они есть везде. Летом на лавках. Я буду максимально неоригинален, если начну тут разглагольствовать о приподъездных старушенциях. Эта тема разобрана от и до. Меня больше всего бесило, когда они меня рассматривали. Однако, я отметил, что была бабка, которая не пялилась не только на меня, но и вообще на всех. Когда кто-то приближался, отводила глаза, словно боялась смутить прохожего. Мелкая, с бледными выцветшими глазами и свисающими щеками. Скажем так, проходя мимо неё, я не скрипел зубами. Через дорогу от нашего дома есть небольшой сквер, я там тоже ошивался, курил, мог полежать на лавочке. Запримеченная мною бабка тоже там сиживала. Приносила хлеб и кормила голубей. Проходя мимо я как-то отметил, что временами на её лице без особой причины появляется слабая улыбка, словно она радуется каким-то собственным мыслям. Глаза щурились, голова покачивалась. Обычная бабка. Пуховый платок, бардовое пальтишко, видавшее многое. Однажды я присел на лавку рядом, мне хотелось просто посмотреть на ворону, которая шастала среди вечноголодных голубей. Решил, что, если она что-то спросит, «сыграть глухого», как всегда. Она не спросила, мы просто сидели и смотрели на птиц. Не оборачиваясь ко мне, она протянула мне кусок батона, я его взял и съел. Бабка рассмеялась: «Это же им!» показала на голубей, спросила не голодный ли я. Понял, что сглупил. Признаться, мне стало стыдно и смешно одновременно. Она сказала, что её зовут Бабтаня, я промолчал.
Часто видел её в сквере, подходил редко, иногда покупал семечки и тоже кормил городских крылатых крыс. (птиц мира) Однажды я истратил все запасы семечек и просто дымил сигареткой, наблюдая как голуби копошатся, собирая остатки из утрамбованного снега. Ко мне подошла Бабтаня, селя рядом и сжала рукой в мохнатой варежке мою ниже локтя. Я обернулся, почему-то ожидал услышать что-то нелестное из-за того, что курю, приготовился к обороне. Но её лицо было растерянным, что ли. Глаза уставшими и мутными, она сжала мою руку сильнее: «Пойдем, похороним Зайку, а?» я ничего не понял, но кивнул.
Я плелся за бабкой, которая ростом мне и до плеча не доставала, весила килограмм сорок, с пальто и башмаками, кого-то хоронить. Она жила не в моём, а соседнем подъезде. На первом этаже, я вошел. Аккуратненькая, не захламленная квартирка, много фотографий на стенах, полках, но было понятно, что она тут живет одна. Зайкой оказалась кошка. Белая с рыжими пятнами. Она лежала на расстеленном на диване мохеровом шарфе. Я протянул руку, погладить, по привычке, но тут же отдернул. Бабтаня присела рядом, сложила крохотные ладошки с покрученными болезнью суставами на коленях. «Вот и все, вот и нет моей Зайки.» её голос срывался. Я постоял молча, потом сказал, что сейчас вернусь. Побежал домой. Порылся в шкафу, нашел подходящую коробку от обуви. Постучал к соседям и спросил, нет ли у них случайно лопаты. Виталя смотрел на меня, дожевывал что-то, я оторвал его от ужина. Его взгляд продолжал блуждать по моей запыхавшейся персоне. Однако, он ничего не спросил. Ушёл и вернулся в куртке и с ключами от машины. Мы пошли на улицу. Из багажника своего старого фордика он достал дерматиновый футляр. Внутри была короткая ручка и сменные голова топора и полотно лопатки. Размером с саперную наверно. Виталя дернул меня за шарф: «Эй, малахольный, и фонарь возьми!» Я взял. Он не отпускал, шагнул ко мне и пристально посмотрел в глаза: «Ты никого не убил? (я отрицательно помотал головой) Смотри мне!» и мы разошлись.
Я вернулся, квартира была не закрыта, более того, уходя я забыл закрыть входную дверь. Бабтаня сидела так же, склонив голову на бок, только пальцы чуть-чуть подрагивали, а рядом лежала Зайка, я стоял в дверях и молчал с коробкой и футляром. Она посмотрела на меня и улыбнулась, как-то слабо, без света. Я положил коробку на диван, сделал пару шагов назад. Она кивала и смотрела на кошку. Было тихо, только размеренно тикали часы на серванте. Я стоял и жадно шарил глазами, запоминая и впитывая подробности. В этом сюжете было столько какой-то боли и жалости. Маленькая сутулая старуха и дохлая кошка рядом. Весь этот старый интерьер, кресла с тонкими ножками, цветы в горшках, какие-то аляповатые шторы. Фотографии с улыбающимися лицами, сейчас так неуместно. И в самом центре этой композиции два главных акцента, самые блёклые, но при этом важные. Старуха и кошка. Сейчас я выкопаю ямку и меньшее пятно исчезнет с этого полотна. Станет пусто.
Когда я жил у тётки в деревне, там было штук пять кошек, разные животные. Они временами умирали, некоторых убивал я. (Кроликов, кур) Меня это никогда не трогало особо. Сейчас я чувствовал что-то внутри и даже кожей и это ощущение было жутким. В этих равнодушных стенах обитали две души, два маленьких комка тепла и теперь один остывает на мохеровом шарфе. Я попятился. Вышел, направился в скверик. Нашел подходящее место, в дали от тропинок, разгреб снег, прикинул примерно габариты коробки и начал рыть. Земля была промёрзшей, копать получалось не сильно. У меня болела правая рука и ныли ребра (бывшие переломы), но я рыл, подгоняемый непонятным желанием. Это захватило меня полностью, я долбал землю с каким-то особым остервенением. Я злился, что все так промерзло, что все вокруг так несправедливо и коряво устроено. Холера! Какого чёрта все происходит именно так! Начинало темнеть. Фонарь я включать не решался, не хотелось привлекать внимание, мне нужно было углубиться на высоту коробки минимум. Удачно, что в наборе был топорик и лопата. Я довольно быстро устал, присыпал свои инструменты снегом, добрел до ближайшей лавки и сел перекурить. Меня тревожило то, что не найдется сил закончить рыть. Было темновато, мимо проходил какой-то дядька, попросил прикурить, я щелкунул зажигалкой, поднял руку, он наклонился, прикурил. Стал меня рассматривать. Я заметил, что в своем стремлении справиться с копанием могилки увлекся, мои руки были в земле, крови, я ободрал пару костяшек, смотрелось это странно, наверно. Середина января, снег, тип с перепачканными землей и коровью руками… Прохожий затянулся и быстро зашагал прочь. Я нагреб снега и стал «мыть» руки. Посидел еще немного, вернулся к работе. Мне казалось, что уже достаточно. Я собрал инструменты, побрел к Бабтане. Она сидела на кухне и перебирала какую-то крупу. Сказала, что думала, что я не приду уже. Оделась, я взял коробку, и мы направились в скверик. Я шёл впереди, когда вошли в неосвещённую часть, включил фонарь. Маленькая и очень тихая процессия. Хорошо, что мы не привлекли ничьего внимания. Я положил коробку в ямку, Бабтаня что-то пробормотала, мне было не разобрать слов. Сложила на груди руки в пушистых варежках. Я под каким-то порывом шагнул к ней и обнял, только тогда почувствовал, что она плачет. Бабтаня продолжала что-то бормотать, похлопала меня по плечу, мол давай заканчивать. Я загреб землю, сверху насыпал снега, чтобы чёрный холмик не привлекал внимания. Мы медленно побрели домой. Около подъезда, остановились. Меня начинало потряхивать от переизбытка эмоций, я хотел домой. Бабтаня взяла мою руку своими лохматыми варежками и сказала "Спасибо", я в ответ тоже сказал: «Спасибо». Мы разошлись. Было уже достаточно поздно, не скажу точно, зимой темнеет сами знаете, как. Я постучал к соседям, дверь открыла Илонка, я протянул футляр с инструментом, она взяла, осмотрела меня, потянула за рукав: «Пошли поужинаешь». Я помнится сёрбал что-то горячее, наверно суп, и у меня время от времени тарахтели зубы. Илонка перебинтовала мне руку и задала только один вопрос, уверен ли я что у меня не будет проблем. Я подтвердил.
Я ещё не раз пересекался в скверике с Бабтаней, она кормила голубей, ворон. Я, проходя мимо места, где закопал Зайку всегда старался рассмотреть есть ли там холмик. Когда потеплело, он исчез, я принес и положил там небольшой камень. Весной я Бабтаню уже не видел, её вроде бы кто-то из родни к себе забрал.
И снова мне хотелось бы подытожить какой-то моралью, чтобы был какой-то смысл в той, писанине, коей я занимаюсь. Но не могу его нащупать и вычленить. Мне на сегодня 29 лет и это единственные похороны, на которых я побывал. Вот так складывалось. Я не попадал на погребения близких родственников, я не ходил, когда умирали по соседству. Однако, верю, что боли и горя тут тоже было не мало. Не в размерах дело. Большой гроб или обувная коробка, это может быть примета чьего-то одиночества.