Прежде чем познакомить моих читателей с интервью замечательного человека, бывшего вице-губернатора НСО Виктора Александровича Гергерта, хочу пересказать короткую историю, которую я услышал от него, и которая в интервью не вошла.
Виктор Александрович ушёл в отставку. Спустя некоторое время его пригласил на встречу губернатор НСО Виктор Александрович Толоконский. В тот момент возникла серьёзная угроза расхищения земель вокруг Новосибирска. Губернатор предложил Виктору Александровичу возглавить Новосибирский сельский район, чтобы навести там порядок.
Гергерт подумал и сказал: «Виктор Александрович, я люблю кофе и каждое утро выпиваю три чашечки. Четвёртую чашечку пить не стану. Она уже во вред здоровью. Так вот, Виктор Александрович, я свои три чашечки во власти уже выпил».
Чтобы было понятно: там люди состояние сколачивали на переводе земель сельхоз. назначения под коттеджное строительство.
Интервью с бывшим вице-губернатором по сельскому хозяйству Новосибирской области
- Виктор Александрович, насколько я знаю, ваша история началась с бани, в которой сидели оперативники и обсуждали, что Гергерт и сам не ворует, и другим не дает. Поэтому с ним пора решать.
- Ну, в принципе, такая история имела место. Я не хочу ссылаться на того человека, который мне предоставил эту запись. Потому что, когда он мне дал её послушать, то сразу предупредил: «На меня не ссылайся». Он в бане включил диктофон и записал то, что говорили офицеры обо мне. Они говорили примерно так: «Вот сидит там этот крестьянин. Сам не ам и другим не дам! Поэтому вы там вряд ли найдете криминал. Ищите нецелёвку».
Это было прямое указание, которое я сам слышал на записи. И в дельнейшем, всё подтвердилось реальными обстоятельствами жизни, в которых я оказался. Было сфабриковано дело, в котором искали именно нецелевое использование средств.
- Насколько я знаю, вам вменялось два эпизода: по комбайнам и по жилью.
- Да, действительно, два эпизода. По комбайнам, которые мы покупали через лизинговую компанию: хозяйства, которые приобрели эти комбайны в лизинг, не смогли или не захотели платить. Ко мне пришел руководитель лизинговой компании Жуков Анатолий Васильевич и спросил: «Что делать, Виктор Александрович?». Я сказал: «Изымать комбайны». И изъяли сто комбайнов.
Потом он пришел снова: «Мы изъяли комбайны. Что с ними делать?»
Я попросил Жукова найти покупателей на эти комбайны через его компанию. Он сказал: «Виктор Александрович, я готов найти, но кто погасит разницу в платежах, которые не платили?»
Тогда мы посчитали, что это затраты примерно на 36 миллионов рублей. Комбайны стоят намного дороже. Мы обратились в областной совет. Областной Совет принял решение: выделить эти 36 миллионов для оказания поддержки тем хозяйствам, которые приобретут эти комбайны. Для того, чтобы погасить задолженность.
Так и сделали. Все сто комбайнов нашли своих покупателей. Этим хозяйствам, которые по лизингу приобрели технику, мы оказали поддержку на сумму задолженности. Деньги из областного бюджета прошли лизинговой компании. Она заплатила их в «Росагролизинг». Все платежи прошли безукоризненно. Копейка в копейку, день в день. Более того я, являясь руководителем этого департамента, не знал о тонкостях и деталях: кто, когда заплатил, сколько. Когда следствие установило, что все деньги, до копейки прошли вовремя, я на суде сказал судье: «Ваша Честь, я горжусь просто тем, что сделали мои коллеги. И этот эпизод можно занести в книгу по антикризисному управлению!»
Все комбайны до сих пор работают, каждый год убирают хлеб. Это вызывает у меня гордость!
Второй эпизод, с квартирами. Мы оказали поддержку некоторым работникам. В частности, это касалось Колыванского района. Позже именно Колыванский прокурор усмотрел нарушения, стал инициатором возбуждения уголовного дела.
Я сам написал заявление в управления по контролю за финансовыми ресурсами: проведите проверку и, если необходимо, возбудите дело. Такая проверка была произведена. Я получил ответ, в котором было написано: «Уважаемый Виктор Александрович, мы вторично проверили документы (ранее была проведена другая проверка). В данном деле нет оснований для возбуждения уголовного или административного дела». И подписано инспектором, если не ошибаюсь, Егоровой.
Это заключение я приобщил к делу. Следователи его видели. В качестве свидетеля на суд была вызвана эта инспектор. Она свое заключение подтвердила полностью.
У этого эпизода в моём деле есть очень трагическая составляющая. Она заключается в том, что прокурор и следственные органы так «наехали» на управления сельского хозяйства в Колыванском районе и наше, областное, что главный бухгалтер управления сельского хозяйства Колыванского района, по-моему, её фамилия была Грекова, не выдержала этого напряжения. Она просто умерла от этого стресса. Также умерла одна из фигуранток этого дела, которая получала финансовую поддержку в рамках программы. Решение суда (не по моему делу) было, чтобы она вернула эти деньги. А как вернёт? Она мать двоих детей, без мужа, уже в возрасте. Она не могла вернуть. Она просто умерла.
Два человека умерли, я считаю, в результате возникшей стрессовой ситуации в рамках дела, которое не имело под собой никаких юридических оснований.
- Виктор Александрович, можно ли с вашей точки зрения считать, что возбуждение уголовных дел против вас было первым шагом по целенаправленной компрометации областной власти, действовавшей в тот момент?
- Я не берусь делать однозначные заключения, но очень сильно подозреваю, что им не столько я нужен был, сколько нужна была власть. Это была компрометация Виктора Александровича Толоконского. Это была более глубоко инспирированная программа, чем та, в которой я крутился.
До этого были такие заказные дела по Искитимскому руководителю потребкооперации Переделкину Николаю Викторовичу, а после меня по руководителю муниципального образования наукограда Кольцово Красникову Николаю Григорьевичу.
По мне следствие длилось четыре с половиной года. За это время сменилось восемь следователей. И каждый следователь, который приходил, читал уголовное дело и выносил постановление о прекращении уголовного дела в виду отсутствия состава преступления. Но когда постановление шло наверх для утверждения, следователю говорили: «Ты что, такой умный? Копать!». И отменяли постановление следователя. Один этот факт говорит, что дело было просто заказное. Кем-то курируемое, инспирированное, направленное против более высоких деятелей во власти, более высокой системы. Мне так кажется. Может, я ошибаюсь.
В моем деле было150 свидетелей. Из всего количества свидетелей претензии ко мне не высказал ни один человек, кроме руководителя контрольно-ревизионного управления финансов, который был инициатором этого дела, который и придумал этот план о якобы нецелевом расходовании средств. Управление финансов тогда возглавлял Горнин Леонид Владимирович. Я не хочу сказать, что это его инициатива. Но совершенно очевидно, что он был инструментом проявления инициативы кем-то более высоко стоящим во власти. Я догадываюсь, кто это. Но мои догадки не могут быть подтверждены документально. Поэтому фамилии называть не стану.
Судья попросил пригласить в заседание свидетелем на тот момент полномочного представителя Президента в СФО Виктора Александровича Толоконского. Виктор Александрович отозвался мгновенно. Он пришел и дал свидетельские показания, которые совершенно очевидно подтверждали законность всех моих действий. Обо мне он сказал такие слова, что у меня мурашки по коже пробежали. В работе он мне никогда такие вещи не говорил, а в суде сказал.
После прекращения уголовного дела я подал в суд о возмещении морального ущерба и говорю судье: «Восемь раз меня знакомили с постановлением о прекращении уголовного дела. И восемь раз возобновляли. Это все равно, что восемь раз рубить хвост коту, отрубая по кусочку. И каждый раз это было больно и тяжело».
Это очевидно была борьба каких-то политических группировок, целью которой было не просто Гергерта сместить, а ставили более высокие политические цели.
- С Вашей токи зрения, что позволяет организовывать такие заказные дела, расследовать их годами и держать в напряжении совершенно невинных людей?
- Мне трудно говорить с точки зрения того уровня, на котором могут быть даны этому оценки. Я думаю, что главная причина в том, что не сформировалась еще система, при которой следствие ведется объективно, когда закон главный, когда руководство реально оценивает происходящее. Когда они перестанут считать, что наша система правоохранительная, судебная настолько объективна, что, как есть, так и разберутся. Система не объективна. Она часто действует по заказу. В угоду мнению вышестоящих или просто богатых. Это такая сфера, где не все честно, не все порядочно. И доверия к этой системе до сих пор нет.
Тот же Николай Викторович (Переделкин) целый год находился в СИЗО, в камерах. Потом сказали: «Извини. Погорячились, ошиблись мы». Но он год жизни потерял в тюрьме.
Меня, слава Богу, не арестовывали. Я ходил на работу и на допросы. Но даже следователи мне говорили: «Виктор Александрович, осторожнее. Тебя прослушивают. Ты по аккуратнее». Они понимали, сочувствовали, но сделать ничего не могли. Говорили: «Мы же подчиненные. Нам дают команды…»
В объемном обвинительном заключении были такие слова: «… реализуя преступный замысел Гергерт в таком-то кабинете…» Я следователю говорю: «Как ты могла такое написать?»
Она отвечает: «Виктор Александрович, но это же служба». Я говорю: «Подожди, это твоя подпись!»
А следователь в ответ: «Но я же подчиненная. Надо мной начальство!»
К сожалению, это так быстро измениться не может. Требуется время, исторический опыт, нужна зрелость общества, чтобы Закон и справедливость стали синонимами. А пока каждый борется в силу своих возможностей.
Это интервью 2015 года. К сожалению, с тех пор в правоохранительной системе мало что изменилось.
Читать книгу "Гонка по чёрной полосе"