Голова Валленштейна
После смерти Густава Адольфа в боевых действиях возникла пауза. Причина была вполне уважительной: зима. Стороны могли успокоиться и осмотреться.
Главные движущие силы войны уже находились за пределами Империи. Империя стала заложницей разборок между Францией, Швецией и Испанией. Французы после гибели Густава быстро подмяли под себя руководство процессом от протестантов (чем окончательно подорвали все религиозные мотивы действа: лидером «протестантской» стороны был Ришелье, католический кардинал!). От шведов главную роль теперь играл канцлер Аксель Оксеншерна, человек вовсе не военный, но организатор и дипломат. Оксеншерна сохранил курс на создание балтийской империи для Швеции, но теперь, когда Густава не было на свете, она уже не могла быть такого размаха и мощи, как хотелось. По сути, шведы уже захватили все, что могли переварить, и теперь должны были закрепиться и удержать захваченное. Со своей стороны, для Испании никуда не делась проблема «Испанской дороги» в Нидерланды, и никуда не делась борьба с Францией. Империю испанцы использовали как силу, способную помочь в борьбе с французами. То есть, переводя на человеческий: Германия – полигон, все германские государства, включая империю – в лучшем случае младшие союзники, а главная борьба идет между Францией и Испанией. Причем внутри французской коалиции – банка с пауками и всеобщая тайная антипатия. Франция, как самый умный облезьян, пока сидела на горе и сама не воевала, предпочитая орудовать руками Швеции. А вот Испания не могла себе позволить позицию мудрого облезьяна: имперцы были слишком сильно помяты и отброшены из северной Германии.
Для имперцев был важен еще один вопрос: кадровый. Над головой Валленштейна начали явственно сгущаться тучи. Лютцен он проиграл (ну как, в стратегическом смысле смерть Густава Адольфа была важнее смерти 3-5 тысяч наемников и десятка пушек, но тактически — проиграл), но это было даже не главное. И император, и католические князья здорово наточили на него зуб из-за сдачи Богемии и вообще переговоров с Густавом и Саксонией через голову императора. Да, Богемию он вернул почти сразу, да, в целом виде, но ведь перед тем добровольно отдал! В общем, в империи начали энергично искать Валленштейну замену. Нашли быстро. Во-первых, испанцы вскоре должны были снова вступить в войну. В первой ее половине они ограничились спорадическими рейдами Спинолы и его команды, теперь им предстояло прийти с крупной армией и переломить ход войны. Возглавлять ограниченный контингент вежливых испанских людей должен был кардинал-инфант Фердинанд. Я его буду называть в испанизированной версии, Фернандо, чтоб не путать с другими носителями того же имени. Этот парень лет двадцати с копейками был испанский принц, по политическим соображениям сделанный попом, но клавший на свой духовный статус огромнейшей кучей. По характеру он был боец и жизнелюб, и он был полон амбиций. Второй ключевой фигурой был другой юноша почти того же возраста, сын императора, и тоже Фердинанд. Этот будет либо Фердинандычем, либо Фердинандом-младшим. Тоже молодой парень, тоже полон энтузиазма. И тоже, кстати, хороший военачальник.
Теперь осталось «уговорить Рокфеллера», то есть, сделать что-то с самим Валленштейном. Сразу задвигать его было опасно, Тилли, как мы помним, из-за такой попытки срезался. Тут требовалось соблюдать осторожность и выдернуть из-под Валленштейна его ресурсы и армию так, чтобы генерал не смог ничего поделать.
Между тем, Лютцен и последующие события Валленшетйна просто сломали.
Он более полутора десятилетий сражался, интриговал, шел по трупам своих и чужих. Его друзья и родные лежали на просторах Германии мертвые. Его здоровье было подломлено войной и нервным напряжением. Все недостатки полководца вылезли наружу. Валленштейн сделался раздражительным, параноил (кстати, не без оснований), его склонность к мистицизму дошла до абсурда: гороскопам он стал верить больше, чем людям, и сверялся со звездами на каждый чих. Вообще, он, кажется, постепенно сходил с ума в узко-медицинском смысле. Взамен погибшим соратникам он так и не смог подобрать достойных людей, рядом с ним оставались только подонок Хольк и серенький зять Терцки.
Личностный кризис сказался на лидерских качествах. По весне Валленштейн отправил армию Холька на Саксонию, но – полная противоположность своим же принципам – не позаботился о логистике совершенно никак, а Хольк, будучи просто очень крутым и масштабным мародером, не осилил такой подвиг, как организация успешного марша и боя. В Саксонии даже не состоялось крупных боев, армия Холька маршировала туда-сюда по грязи, теряла людей из-за чумы и тифа. В конце концов, горе-армия пошла отступать, но ее главарь сам заразился. В городке, к которому они подошли, не открыли ворота (еще бы, снаружи толпа злобных голодных заразных гопников), и Холька добрые сослуживцы бросили умирать в телеге у обочины. Полковник Хацфельд, приехавший на место, и обнаруживший, что он теперь за старшего, потому как начальство померло, попытался найти хотя бы попа, чтобы отпеть его, но не нашел даже за деньги. Остатки армии, разбитой без битвы, вел назад Хацфельд, под бесконечными дождями по колено в жиже по земле, которую сами вояки же только что разорили.
Валленштейн делал ошибку за ошибкой. Когда в Баварию вторгся Бернхард Саксен-Веймарский, он получил приказ от императора о том, чтобы встретить неприятеля, но из какого-то ослиного упрямства и детской обиды он отписал, что пусть Баварию спасает Альдрингер (генерал, с которым у Валленштейна был конфликт). Самое дикое, что Валленштейн на самом деле начал выдвигаться в Баварию, но ключевой город Регенсбург пал прежде, чем Валленштейн туда явился. В результате, полководец только в очередной раз себя скомпрометировал на ровном месте. Баварию разоряли в ноль второй раз за два года, крестьяне одурели от такого ужаса окончательно и восстали против всех сразу. Положение дел в Баварии становилось невыносимым для всех воюющих сторон, и имперцы, и шведы держались там святым духом не пойми ради чего.
Тем временем, французы сделали отменно изящный ход. Они сделали Валленштейну простое ясное предложение. Измена императору = корона Богемии. На родине Валленштейн уже никак не чувствовал себя в безопасности, и предложение принял. В конце концов, ему уже просто нужен был приличный домен, чтобы закончить активную деятельность по жизни.
Однако император и католические князья уже играли на опережение. Из окружения Валленштейна они начали оптом и в розницу скупать командиров. С Альдрингером у Валленштейна и так был личный конфликт, Пикколомини — героя Лютцена, и Галласа — еще одного ключевого генерала, купили. Вообще, такая странная ситуация: император уверен в том, что Валленштейн изменяет, а потому готовит операцию по его устранению. Валленштейн уверен, что готовится операция по его устранению, и потому ищет способа изменить. Что здесь первично, черт не разберет, но в общем, это был такой самосбывающийся прогноз с обеих сторон.
Валленштейн чувствовал неладное. В январе 1634 он собрал полсотни полковников и заставил присягнуть себе лично. Ну, те присягнули, конечно, но вообще-то плевать им было на любую клятву. В середине февраля Валленштейн решил расставить точки над «Ы» и позвал на собрание своих генералов. Результат оказался шокирующим: Пикколомини, Галлас и Альдрингер просто не пришли. Валленштейн пытается снова получить уверения в преданности от полковников. Напрасно. Письменные гарантии отказывается давать большинство офицеров, а те, кто все-таки соглашается, требуют оговорки о лояльности самого Валленштейна императору. Все жутко нервничают. Валленштейн потерял почву под ногами: его командиров перекупили чинами, наградами, деньгами и страхом.
Валленштейн решает бежать из Богемии хотя бы сам лично. В обоз грузятся деньги, драгоценности, и 22 февраля полководец вместе с зятем Терцки и примерно тысячей бойцов выезжает из Пльзни. С ним, кстати, едет протестант Кински. Этого парня вы можете помнить по самому началу войны: это он выкидывал из окна имперских чиновников со словами «Посмотрим, как поможет вам святая Мария!» Он очутился в компании имперцев как посредник в переговорах Валленштейна с протестантами. Пикколомини, который собирался Валленштейна арестовать, обнаруживает, что тот уехал и рассылает всюду депеши, требуя взять генерала живым или мертвым.
Вечер 24 февраля 1634 года. Валленштейн и его команда приезжают в городишко Эгер. Там его встречает шотландский наемник, полковник Гордон. Гордон – один из людей валленштейнова зятя Терцки, и тот чувствует себя довольно уверенно. Однако и Гордон, и один из офицеров, едущих с Валленштейном, Батлер, и помощник Гордона Лесли уже замыслили мини-заговор.
На следующий день Гордон пригласил оставшихся верными Валленштейну офицеров поужинать — отдельно от Валленштейна. Ну, вы все сами уже догадались. В момент банкета начинают играть «Рейны из Кастамере» и в зал врываются драгуны с палашами в руках. Они рубят всех, Терцки, Кински, Илова (еще один сподвижник Валленштейна), младших офицеров. Израненный Терцки выбегает во двор, где его встречают мушкетеры. «Пароль!» - «Святой Иаков!» - орет им Терцки. Этот пароль ему сказал Валленштейн. «Хрен тебе, «Австрийский дом!» - радостно отвечают мушкетеры и забивают Терцки прикладами.
В это время еще один наемник, капитан Деверу, с несколькими людьми вламывается в спальню Валленштейна. Тот что-то говорит, но наемники либо не услышали, либо не запомнили, что. Валленштейн получает удар алебардой в грудь. Финита ля трагедия. Тело заворачивают в ковер и уносят. Знаменитейшему и одному из важнейших деятелей Тридцатилетней войны, человеку, сделавшему ее такой, как мы ее знаем, приходит конец.
Спорадические мятежи в армии были быстро подавлены, убийц щедро наградили. Гордон получил два из конфискованных поместий покойного и 120 000 гульденов из его казны. Вот Гордон сделал недурную карьеру для простого солдата, кем он начинал. Имущество Валленштейна по большей части было изъято, его «военная корпорация» досталась империи. Армия присягнула императору. О клятве верности Валленштейну никто не вспоминал, да и чего стоит клятва ландскнехта. Семья Валленштейна не пострадала, разве что потеряла бОльшую часть состояния, но на тихую спокойную сытую жизнь осталось. Посмертно генерал был осужден как изменник.
«Они волокли его за ноги, голова его билась о каждую ступень, все было в крови, закинули в карету и увезли в замок, где уже лежали остальные, обнаженные, друг подле друга… И здесь ему отвели привилегированное место, положив в ряду справа, и это все, что можно было сделать для великого генерала».
Ходячий символ Тридцатилетней войны умер. А война продолжалась.
Итак, ключевые фигуры прошлых лет оказались сметены с доски. Валленштейн мертв, Густав Адольф мертв, даже Фридрих Пфальцский, и то мертв. Но война продолжается. И как продолжается! В Тридцатилетнюю уже официально, всерьез, вмешалась Испания. Кабальерос за последние годы ни на шаг не продвинулись в смысле контроля сухого пути в Нидерланды, и мысль войти самим и молча все поправить окончательно усела в мозгах мадридских царедворцев. Капитанов Алатристе возглавлял кардинал-инфант, юный принц испанского Габсбургского дома Фернандо. Молодой парень, но талантливый военачальник, а происхождение добавляло ему авторитета. Тем временем, сын императора Фердинанда, молодой Фердинанд Фердинандыч, возглавил имперскую армию. Помогали ему два бывших генерала Валленштейна, Галлас и Пикколомини. Они оба, конечно, были не столь яркими, как их покойный шеф, но вполне пристойными на тот момент профессионалами. Правда, оба на почве долгой войны уже начали крепко закладывать за воротник, причем любили квасить вдвоем, но мозг еще не пропили, так что трио Фердинандыч-Галлас-Пикколомини во главе имперской армии было вполне дееспособным. В общем, имперцы и гишпанцы решили кадровую проблему успешно.
Тем временем, у протестантов наоборот, царил полный разброд и шатание. Саксонцы откровенно не хотели подчиняться шведам, а Бернхард Саксен-Веймарский тянул одеяло на себя, требуя отдельного командования, Франконию, золота и вообще считая себя крутым и незаменимым. Мистер Распальцовка резонно считал, что если шведы от него избавятся, он легко сможет отдаться французам. Французы в свою очередь перетягивали союзников от шведов к себе, вылезая на первую роль в альянсе.
Короче, лагерь протестантов напоминал банку с отожранными пауками. Этот раздрай серьезно повлиял на ход кампании 1634. Шведы знали, что через Италию к ним идут испанцы, и их надо встречать. При этом Бернхард не мог командовать шведами, а шведы наемным войском Бернхарда, поэтому шведский маршал Горн и Бернхард кое-как договаривались. С саксонцами договориться не получилось вообще, те ушли отдельно грабить Богемию. В итоге, в момент, когда надо было действовать быстро и паять католические армии по отдельности, Бернхард и Горн потеряли месяц, споря о дальнейшей программе. В итоге сговорились и выступили навстречу имперцам. Они разбили небольшую имперскую армию, ее командир Альдрингер, участник заговора против Валленштейна, был случайно застрелен своими. Саксонцы обложили Прагу. Но Фердинандыч показал, что у него есть кроме происхождения еще и крепкий стальной сракотан. Забив на Богемию, он захватил Регенсбург в тылу у протестантов, а некоторое время спустя еще и Донауверт. То есть, присел шведам на коммуникации по Дунаю. Мало того, он еще и Вюртембергу теперь угрожал, который протестантам был ценным союзником. В итоге шведы и Бернхард развернулись спасать свои тылы, а саксонцы поняли, что сейчас останутся в Чехии в полном одиночестве без даже теоретических шансов на помощь — и тоже свинтили из Богемии.
Фердинандыч в ожидании гишпанцев решил захватить небольшую крепость Нердлинген. К Нердлингену теперь стремились и испанцы, и протестанты. Горн и Бернхард в сумме имели 20 тысяч человек, Фрединандыч 15, плюс еще шведы сидели в крепости. Так что если бы Горн успел раньше, тут военной карьере Фердинандыча пришел бы конец. Но испанцы успели первыми, всего на три дня, но первыми. 2 сентября испанцы Фернандо и имперцы Фердинандыча встретились.
Протестанты аврально насобирали мелкие гарнизоны по окрестностям и накачались до 26 тысяч солдат, правда, эти подкрепления были откровенно стремного качества. Объективным преимуществом шведов было обилие пушек, 60+ орудий – аж двойное превосходство. Вопрос в том, удалось бы этим скомпенсировать то обстоятельство, что у католиков теперь имелась могучая куча народу, 35+ тысяч человек. Но шведы и Бернхард были уверены, что после Брейтенфельда, Леха и Лютцена они такие орлы, что для них опрокидывание имперцев и испанцев не труднее отправления малой нужды. К тому же, они отчего-то считали, что испанцев мало, и вместе у католиков тысячи 22-25 людей, не больше. Удивительно, но когда они в авангардной стычке захватили испанского майора, и тот честно сознался, что там примерно 30-35 тысяч папистов, Бернгард его просто послал по католической матушке.
Кузены-Фердинанды начали готовиться к побоищу. Собственно, план у них был простой и незатейливый: оседлать холм перед Нердлингеном с окрестными лесами и позволить протестантам убиваться о стенку. Время-то все равно работало на католиков: в Нердлингене полагали, что им устроят полный Магдебург и бомбили шведов письмами, дескать, караул, принцы крови зрения лишают.
Вот в такой нервической обстановке началась прелюдия к битве 5 сентября 1634 года.
Горн собирался атаковать католиков внезапно. Но фраза «гладко было на бумаге да забыли про овраги» реализовалась почти буквально. На сильно пересеченной местности протестанты застряли, шли медленно, а потом еще долго разворачивались для атаки. В итоге войну начали вообще только во второй половине дня. Внезапность полетела в болото, и вообще вся битва пошла черт знает как.
Шведы полезли на ближайший холм как попало, под пушечным обстрелом. В итоге все-таки заняли его, выбив имперцев. Но Бернхард, попытавшийся сковырнуть с другого холма испанцев, облажался по полной программе. Пока подтягивал свежие силы, пока то-се, наступил поздний вечер. Испанцев задавили толпой, собственно, там и попал в плен тот майор, который раскололся насчет численности католической армии. Перестрелки и рукопашные в лесу шли до полуночи. В итоге шведы таки засели на части испанских позиций. В ставке у принцев Галлас ругательски ругал кардинала-инфанта за то, что тот так мало сил выделил для защиты этих холмов, но Фернандо предложил все-таки сосредоточиться на том, что дальше делать, и диалог пошел конструктивнее.
Наутро Горн атаковал снова. Шведы выбили католиков с еще одного холма, но в процессе полностью перемешались, к тому же, на холме взорвался склад пороха, две шведские бригады начали сдуру палить друг по другу, один из кавалерийских полковников не поняв приказа, ломится вперед, нарывается на контратаку, в общем, полный бардак. Поэтому явившаяся на поле боя имперская кавалерия контратакой вышибла шведов обратно с холма. Горн просит помощи, но шведская кавалерия занимается какой-то фигней, гоняет и без того рассенянные имперские части, и на помощь не идет. Напротив, принцы с какого-то бугорка командуют парадом вполне разумно и постоянно подбрасывают сикурс своим товарищам на холме. Поэтому контратака Горна проваливается, а Бернхард ему никак не помогает, просто палит из пушек со своего холма. Горн атакует и атакует, но испанцы крепко обосновались на вершине, так что шведы просто ложатся под холмом в три слоя без малейшего успеха. Надо отдать должное, они пытались сковырнуть испанцев с вершины разнообразно и старательно, атакуя с разных сторон то пехотой, то конницей. Но чтобы взять холм, им нужен был Бернхард, а тот воевал совсем отдельно на равнине, и помощи от него было что с козла молока. Шведы устроили за несколько часов 15(!!!) атак, и каждый раз ломались об испанцев. Надо отдать должное принцам, они стояли стойко и на кризисы реагировали быстро. Их наблюдательный пункт обстреливался, офицера убило прямо между ними, но обзор был важнее. Основной функцией Кардинала-инфанта и Фердинандыча было вовремя вставлять резервы туда, где это требовалось, и они с этой задачей успешно справлялись. В итоге испанская конница высаживает шведов с того холма, который они потеряли накануне, и тут выяснилось, что резервы у шведов просто кончились, а имперцы подгоняли еще свежие бригады. Все-таки разница примерно в 10 тысяч человек – это козырь, который очень сложно побить, а на суровых шведов имелись не менее суровые испанцы.
После полудня у протестантов побежало всё. Горн попал в плен, Бернхард едва унес ноги. Девять тысяч трупов, четыре тысячи пленных. Братцы-Фердинанды рассчитались за Брейтенфельд, а шведская армия потерпела полную катастрофу, которую, по-моему, до Полтавы никто не перекрыл. Через несколько дней император с гордостью читал рапорт сына о полном успехе. В Мадрид между тем отправились пятьдесят знамен, взятых в бою.
Испанцы двинули дальше по дороге имени себя вдоль Рейна, для них-то главной темой были коммуникации с Нидерландами. Имперцы двинулись чистить Вюртемберг и Франконию.
Что характерно, французы несмотря на полное поражение своих союзников были полностью довольны таким исходом. Акции Бернхарда и шведов обвалились. Протестантские князья побежали за защитой именно к французам.
Последующий период характерен деградацией и армий, и государств, участвующих в войне. Солдатчина стала, с одной стороны, чуть ли не единственным шансом чувствовать себя человеком. Крестьянские парни резонно полагали, что чем выращивать хлеб и становиться жертвой разбойников в мундирах, лучше самому отнимать и нагибать, потому в наемники шли с охотой. С другой стороны, выросло уже целое поколение не видевших ничего кроме войны. Никакой садизм уже не выглядел патологией. Насилие становилось все более остервенелым, а часто уже просто бессмысленным. На веру всем было плевать: все равно протестантскую коалицию возглавлял католический кардинал, а армии пополнялись пленными. Многие раза два-три успевали сторону сменить. А чо такого. Как-то католический полк взбунтовался против мессы: там не было католиков. Военные стали самостоятельным сословием, которое ничего не делало, кроме как пользовало остальных. Генералы уже боялись возможного мира: они не знали, что делать с ордой вооруженной гопотемы под их началом. К слову, боеспособность этой гопотемы была в основном невысока. Кстати, даже смерть в бою на тот момент была чуть ли не подарком и легким концом. Статистически, на тот момент гибель в результате применения оружия — это процентов 15 смертности солдат. Остальное — болезни, голод, несчастные случаи и не связанный напрямую с боевыми действиями криминал. Средний срок жизни солдата составлял 3-4 года, если не случалось какой-то специфической острой ситуации, типа крупного сражения или эпидемии, которая могла выбить половину армии за год. Грязная вода, очень плохое снаряжение (попробуй переночевать в продуваемой дырявой палатке зимой. И так месяцами, и еще идти куда-то и стрелять в кого-то).
Война заходила в тупик, сняв сливки после Нердлингена, имперцы уже не могли развивать наступление, а шведы в свою очередь едва могли держать фронт, к тому же, саксонцы ждали любого случая соскочить и выйти из войны вообще, у Иоганна Георга страна лежала в развалинах, а сам он хотел уже просто сидеть дома и тихо спиваться. В общем, позиции протестантов были крайне шаткими. В итоге саксонцы таки дезертировали, подписав сепаратный мир. И тут же обнаружили, что сбежали с войны на войну. В этот момент Ришелье решил, что клиент созрел. В 1635 году французы официально объявили войну Испании, после чего император нагнул Саксонию на участие в войне на своей стороне. Старый политический проститут Иоганн Георг Саксонский опять не ушел от участия в чужих разборках. Полигон окончательно оформился, новых серьезных участников вступать в войну не будет, но французы дадут войне импульс еще на 12 лет.
Французы столкнулись с имперцами в Лотарингии. Крупных сражений не случилось, но стороны остались друг другом впечатлены. Франки решили, что с ними воюет толпа вооруженных вшивых бичей. Имперцы полагали, что против них сражаются конкретные петухи – в том смысле, что галльские и расфуфыренные. Для них парадный вид и общий лоск неприятеля выглядел полностью дико. Галуны, перья, доспехи сияют. Впрочем, это была Тридцатилетка, так что французов быстро привели к общему виду. Вообще, крупных битв долго не было. В стране, где ничего не купить за деньги и не отнять потому, что все уже куплено или отнято, вообще сложно воевать. С французами голод и чума расправлялись быстрее имперцев.
Пока с французов сбивали лоск, в остальной Германии в целом было всё плохо, и даже совсем хреново. Дисциплина была ужасной в обеих армиях, солдаты толпами дезертировали. Дезертир мог вернуться через неделю с внештатной курицей, а мог и через месяц. Расстрелять его было нельзя, потому что тогда половина армии перестреляла бы другую. Солдатские бунты были обычным делом, а повсеместный садизм шел в фоновом режиме. Все что угодно, включая варку людей живьем. По стране ходили толпы беженцев, евших крыс и всякий съедобный мусор. В Эльзасе жрали трупы, снятые с виселиц. Появилось специфическое явление: сошедшие с ума от голода, которые нападали на живых, пытаясь ими пообедать. Страсбург напоминал блокадный Ленинград, в итоге магистрат выгнал из города 30 тысяч беженцев и тем восстановил какое-то подобие обычной жизни. Изгнанные, конечно, в основном перемерли. На почве всеобщего голода и помешательства появлялись лжепророки. Австрийский фермер объявил себя Божьим посланником, сел в тюрьму вместе с молодой женой, потом испугавшись казни, раскаялся. Правда, его все равно казнили с малолетним сыном, потому что решили на всякий случай казнить всех последователей, а что мальчику 4 года, дело десятое — следовал же. Его жену приговорили к пожизненному, но она вовремя сбежала с помощником палача. Ландграф Гессена по этому случаю испугался, что восстание начнется и у него, и на всякий случай велел ландскнехтам повесить вообще всех, кого найдут в приграничной с районом очередного восстания зоне. Кто-то, понятно, убежал, но наблюдавшим явление запомнились длинные ряды виселиц вдоль дорог. Зато решили проблему корма для свиней (нет, не шутка). На этом фоне история, когда пленных просто раздели догола и заставили бежать к своим без трусов, выдав для прикрытия срама захваченные у них же знамена, выглядит даже мило.
Бернхард, несмотря на провал у Нердлингена, пользовался репутацией бывалого вояки, к тому же, после пленения Горна он остался самым крупнокалиберным протестантским полководцем. Из французов он выбил кучу денег и признание руководства всеми войсками, включая французские! Мало того, за то, что такой крутой парень согласился, так и быть, покомандовать, ему пообещали после войны сразу Эльзас. Правда, его надо было еще отобрать. А пока Бернхард разводил Ришелье на пряники, Кардинал-инфант придумал классную идею: перенести войну в глубину Франции. Это был сильный ход: коротким рейдом имперцы дошли аж до Компьеня, спровоцировав панику в Париже и оттянувшись на до сих пор не затронутой войной Франции. Однако другую имперскую армию во главе с алкополководцем Галласом Бернхард остановил, а в одиночку Фернандо продолжать побоялся и отступил.
Тем временем, в 1636 году император Фердинанд тихо и без большой помпы помер. На ходе войны это никак не сказалось. Шведы отлупили саксонцев, восстановив репутацию после Нердлингена, а жесткая задница Бернхард все-таки отобрал Эльзас у имперцев и, сурпрыз, потребовал от французов отдать Эльзас персонально ему. Какая-такая Франция, мы договаривались, что Эльзас отдадут мне лично, а не мне в качестве французского дворянина. Имел я ваш графский титул, давайте мне Эльзас независимым. Кстати, я вообще-то вам не вассал, а такой же партнер как Швеция. Эти переговоры могли кончиться фиг знает как, но по ходу их у Бернхарда обострилась длившаяся уже несколько месяцев лихорадка, от которой он и помер. Ходили слухи, что Ришелье его траванул, но скорее обострение случилось на нервной почве. Как бы то ни было, быстро взлетел и упал тоже быстро. Сменивший его Эрлах таких амбиций не имел, он просто хотел пристроиться в тепло, и Ришелье ему все обеспечил, а Эльзас стал французским. По результатам этой кампании, кстати, в Мадриде и Вене с ног до головы, пардон, обосрали Кардинал-инфанта, отвечавшего за испанские Нидерланды, который вообще не был виноват в том бардаке, который на Рейне творился. У него была чудесная должность: каждая скотина давала ценные указания, а денег и подкреплений не давали и взять было неоткуда. В результате парень, которого облыжно обвиняли в чужих факапах, впал в тяжкую депрессию и умер от переутомления и стресса. Тем временем, Фердинандыч возглавил империю уже в качестве императора, так что вопрос о полководцах опять оказался открыт. И тут Фердинандыч сделал страшную ошибку: назначил руководить войском тупого как шпала брата Леопольда, а в помощь ему дал Галласа, потому что ну опыт же, старый заслуженный палковводец. Проблема в том, что у Галласа количество выпитого наконец перешло в качество, и он уже руководил войском, не просыхая ни на минуту. Пикколомини, который хотя бы просыхал, был нужен гишпанцам в Нидерландах. В общем, имперскую рать возглавили кретин и алконавт. Эти двое были страшны даже не тем, что проигрывали все что возможно, а тем, что при них интендантская служба развалилась совсем. Дисциплина даже не упала, она рухнула ниже нуля.
