Книги сейчас пишут все. Писателей много — читателей мало. Раньше было наоборот: читателей много — писателей мало. Но тогда это были книги, а в наши дни они называются с некоторым чувством пренебрежения — книжки. Я до сих пор не могу себе позволить это слово потому, что «чукча не писатель — чукча читатель». И каждая новая хорошая книга вызывает чувства сродни восторгу букиниста, нашедшего на развалах редкое издание.
Эта книга — Александр Сладков. Обратная сторона войны. М.: Эксмо, 2015. 400 с.
Ее я проглотил залпом. Блестяще! Нобелевская бендеровка рядом не стояла. Но автору Нобеля не дадут. А вот на «Большую книгу», пожалуй, может претендовать.
Александр Сладков закончил Курганское высшее военно-политическое авиационное училище в 1987 году. В 1992 старшим лейтенантом уволился из Вооруженных Сил. И вот уже более тридцати лет он военный корреспондент ВГТРК. Работал репортером «Вестей», программы «Зеркало». Теперь он ведущий «Военный программы» на телеканале «Россия–1».
Я знаком с ним с 1994 года. Как это произошло? Читайте в книге:
«Самолет совершил посадку в аэропорту “Адлер”. Из раскрытой двери дунуло, как из печки. Жара. Пальмы. Вот это да! Они даже в Душанбе не растут. Дальше таксисты, переговоры. Нас довозят до пограничной реки Псоу. Через мост со всем скарбом пешком. Там свои таксисты, абхазские. Едем по щербатой дороге мимо разбитых мостов, объезжая воронки от снарядов и даже бомб. Два года здесь шла битва. Грузины пытались унять Абхазию. Мол, не уходи, останься с нами. Впрочем, вместо уговоров они подняли два боевых вертолета и вдарили по пляжам ракетами. Кому такое понравится? Вот и началась здесь война.
Горный серпантин перед Сухумом, или «тещин язык», как его называют абхазы, никак не заканчивался. От крутых поворотов уже начинало мутить. А потом появился город. Тоже частью разрушенный.
— Вам куда конкретно?
— Санаторий Московского военного округа.
— А, МВО… Вот, пожалуйста.
Такси уезжает, мы остаемся в темноте перед большими воротами, за железными прутьями которых виднеется часовой. В каске и с автоматом. Его угрюмое лицо говорит о нежелании с нами общаться. А мы вынуждены.
— Как нам попасть в штаб?
— Нельзя.
— Нам в пресс-центр группировки надо.
— Нельзя.
Я обращался к нему, как гражданский. Вежливо, мило, интеллигентно.
Это ошибка. «Error! Error!» Не надо было так делать. Объясню. Военные, как правило, понимают только военный язык. А он, как это помягче сказать… Несколько отличается от обычного.
Язык надо знать. Военный.
Я подошел вплотную к воротам, зверски уставился на часового и, выдвинув челюсть, прошипел, как удав:
— Солдат… А ну, быстро пошел, покрутил ручечку ТА–57, связался с оперативным дежурным и передал для пресс-центра, мол, приехала группа из РТР. Бегом!
Знаете, сработало. Через пять минут к нам уже вышли двое взрослых мужчин в трениках и выцветших майках. И даже представились.
— Начальник пресс-центра подполковник Герасимов.
— Официальный представитель Управления информации Минобороны России в Абхазии полковник Лучанинов.
А продолжили весьма неожиданно:
— Водка есть?
— Есть… «Асланов»… Три бутылки… А закуска?
— О! Этого у нас море! Сейчас устроим! Пир горой!
Через секунду мы уже шагали в штаб. Он располагался в одном из жилых корпусов санатория. Нас поселили рядом с пресс-центром. Потом мы собрались у наших новых знакомых. На столе, сверкая, высились три литровые бутылки водки. Лучанинов долго хлопал дверцами шкафов и тумбочек, рылся в своем чемодане и, наконец, воскликнул:
— Есть!!!
В руках он держал консервную банку килек в томатном соусе. Я насторожился:
— Что это?
— Закуска!!! Давай разливай!
Вот тебе и «пир горой».
Встретившие нас офицеры оказались персонажами замечательными. Они сразу, как бы это точнее сказать… Они подпустили к себе. И не в водке дело. Не было между нами вуали секретности, официальщины.
Александр Лучанинов — седой полковник лет сорока. Афганистан, Таджикистан, вот теперь Абхазия. Высокий, стройный, голова круглая, нос прямой. Голос его, мягкий баритон, в любых сложных ситуациях неизменно меня успокаивал. Лучанинов, или Луча, как мы прозвали его между собой, никогда не кричал. И никогда не терял присутствия духа.
Второй подполковник — Виталий Герасимов. Невысокого роста, тоже лет сорок. Бывший танкист. Лицо чуть с прожилками. Голова слегка вытянута, волосы седые и вьющиеся. Отличительная черта? Никогда не унывающий человек. У него всегда хорошее настроение. Он тонок в формулировках, ироничен, всегда галантен и внимателен к окружающим. Утром Герасимов подвел нас к группе стоящих у штаба журналистов и определил план работы».
О чем эта книга? О войне. И не только о ее обратной стороне, как указано в заглавии. Обратная сторона Луны ничем не отличается от видимой. Просто то, что не доступно глазу, то интереснее. С точки зрения автора, человек на войне и есть ее обратная сторона. Но нет, наоборот, эта самая яркая и видимая ее составляющая. Обратная сторона — это военная политика и механизмы ее реализации. А вот об этом в книге нет. Автор иногда с сожалением пишет о том, что он никогда не узнает, почему случилось то или иное событие.
Эта книга не мемуары генерала, а записки солдата-окопника. Только его оружие не автомат, а телекамера. И в этом ее ценность.
Солдат войну не выбирает. В 1990-х нам суждено было воевать на гражданской. Просто сейчас власть стыдливо старается избегать этого термина. Она из всех утюгов кричала, что в 1990-е спасла страну от гражданской войны. Таджикистан, Абхазия, Чечня, а в наши дни Донбасс — война между гражданами одной страны, то есть гражданская. Об этом и пишет Александр Сладков. А еще о двух чужих конфликтах:в Афганистане (после нашего похода) и Сирии (пока до нашего участия).
Жизнь на войне — это главное в книге. Причем жизнь, написанная телевизионщиком. Жанр — репортаж. Текст почти отхронометрирован. Со стэндапами. Газетчик так бы не написал. Здесь нет лирики и рассуждений о смысле жизни. Как-то один мой знакомый журналист кричал на монтаже: «и еще добавьте 30 секунд аналитики». Вот так и в книге — на аналитику только 30 секунд.
Главное достоинство книги Сладкова — правда. В то время у демократов было два самых известных выражения по отношению к солдатам и офицерам, пришедшим с войны: «я вас туда (в Афганистан, Таджикистан, Абхазию, Чечню) не посылал» и «обостренное чувство справедливости». Это говорилось и писалось во всех СМИ и исполнялось во всех госструктурах. Со своим паталогическим чувством ненависти к армии они даже не пытались понять, что справедливость, как и осетрина, второй свежести не бывает и чувство справедливости всегда обострено. И эти враги были опаснее душманов на фронте. В конце 1993 года я улетал из Душанбе. По этому поводу командир 201-й дивизии полковник Виктор Тимофеев организовал дастархан. Пьем водку под плов. Настроение паршивое. Уже опубликован Указ Ельцина № 1400 от 21 сентября. После второй бутылки комдив говорит:
— Саша, возьми свой автомат в Москву.
— ???
— Вдруг удастся перестрелять этих гадов.
— Да я к тебе следующим почтовиком обратно. Хочу хоть неделю без автомата походить.
(К этому времени Ельцин уже разоружил Армию. Всё личное оружие было сложено в ящики и сдано на склады. В караулы солдаты ходили без автоматов.)
В январе 1994 командира дивизии сняли. Генерала он так и не получил.
Современным читателям сложно понять реалии тридцатилетней давности. Тогда, в 1990-е, корреспондентов нужно было охранять от своих же солдат и офицеров больше, чем от противника. В войсках журналист — это враг, гораздо хуже, чем на той стороне. Всё равно соврет в угоду редакциям, которые целиком на стороне противника. В конце 1980-х была объявлена «свобода слова». Цель этой «свободы» — уничтожение страны. А это можно было сделать только, уничтожив армию. И вот «уникальные журналистские коллективы» НТВ (Гусинский), ОРТ (Березовский) и остальные СМИ с революционным задором принялись шельмовать Вооруженные Силы. «Под прицельные залпы наветов и лжи мы уходим, уходим, уходим…» Редакции каждую неделю летали в Лондон на летучку, а вернувшись, добивали истекающую кровью русскую армию. Находящегося у нас в плену корреспондента радио «Свобода» известного «перестройщика» Андрея Бабицкого в Чечне, как вражеского агента, меняли на русских солдат. Слово «Масючка» (корреспондент НТВ Елена Масюк) было ругательством.
Результатом этой информационной войны против своей армии стало ее полная деградация. Потеря управляемости и разложение.
Автор об этом не пишет. Саша пишет о том, что видел. И мы видим его глазами простых русских солдат и офицеров. Современных Тушиных.
В книге Сладков правильно говорит о том, что на фронте распознавание по системе «свой — чужой» проходит на интуитивном уровне. Саша был свой. Поэтому ему верили, и он был редким представителем нарождавшихся «своих» СМИ. Он спасал имидж корреспондента. Еще в Таджикистане можно было отличить нашего журналиста от чужого (иностранца или демократа). Под обстрелом свой корреспондент бежал, прикрывая собой камеру (очень дорогая), а чужак сам камерой прикрывался (жизнь дороже).
Жизнь корреспондента — это командировки. Жизнь Сладкова — командировки на войну.
Рвутся мины. Звук знакомый
Отзывается в спине.
Это значит — Тёркин дома,
Тёркин снова на войне.
Александр Сладков — это Василий Тёркин, у которого вместо винтовки Бетакам. Он живет на фронте, а в родном Монино бывает наездами. Такой образ жизни мало кто понимает и принимает, тем более в наши дни. На факультете журналистики МГУ теперь одни девушки. Даже на спортивном канале можно работать ведущим, не зная футбольных правил. В представлении этих телепузиков журналистика — сплошной светский раут. Официальные лица пресс-службы МО РФ говорят гламурным языком, используя слова и выражения, которые еще пару лет назад даже и не знали.
Сладков ушел на войну тридцать лет назад и еще не вернулся. Почему? Читайте Хемингуэя и не спрашивайте, по ком звонит колокол. Война еще не закончилась.
Война — наркотик. Не в смысле отравы, а в смысле привыкания. И поэтому, как только вернешься в Москву, тянет обратно. Ломка бывает тяжелой. Знаю по себе. В 1997 году Ельцин уволил министра обороны генерала армии И. Родионова. Мне тоже пришлось уйти. Генеральный директор Аэрофлота Маршал авиации Е. Шапошников пригласил к себе создавать первую в гражданской авиации России пресс-службу.
Предстояла командировка в Бразилию. Рио-де-Жанейро, пятизвездочный отель, всё включено и за счет компании. Звоню Сладкову:
— Саша, полетели.
— Нет, я в командировку.
— Так я тебя и приглашаю в командировку.
— Я на войну в командировку.
— Может, хватит? Штык в землю. Займись мировым рынком авиаперевозок.
— Нет, Василич, давай без меня. Мне до дембеля далеко.
Правда фронтовой жизни у А. Сладкова иногда переходит в натурализм. Но это правда, да и то еще не вся. Кто-то из чиновников поставил возрастное ограничение 18+. Бред. Эту книгу надо читать еще в школе. В 18 лет потенциальный читатель уже сам должен служить в армии.
Школьники про службу в армии практически ничего не знают. Когда власть сняла с офицеров погоны и прикрепила их на живот, многие, вообще, удивились, что в армии они есть. Не служившее поколение знает о погонах только то, что они есть у американцев (из фильмов), у милиции-полиции (из сериалов), у прокуроров (по девочкам из новостей, причем чем моложе, тем больше просветов), в МЧС (из сводок о ЧП) и у судебных приставов ( из личного опыта). К сожалению, общество, а особенно молодое, понятие не имеют об особой форме жизни — служении Родине. А в России служат только в церкви и в армии.
Книга знакомит читателя с фронтовым бытом журналистов. В ней много пьют. Автор часто пишет, как он выпивал с хорошими людьми. В действующих частях таких большинство. С теми, кого Сладков не уважает, он не пьет. Это правда: мы из алкогольной культуры. И фронтовые сто грамм не на пустом месте возникли.
Без глотка, товарищ,
Песню не заваришь,
Так давай по маленькой хлебнем!
Выпьем за писавших,
Выпьем за снимавших,
Выпьем за шагавших под огнем.
Новый 1997 года не сулил ничего хорошего. Только что вернулись с министром из Брюсселя. Денежное довольствие не платили уже почти год. Офицеры генштаба почти все устроились на подработку. В отделах оставляли только по одному дежурному. Под демократическую трескотню армия агонизировала. По коридорам Генерального штаба ходили генералы и полковники с планами ликвидации военно-морского флота, сухопутных войск, авиации и стратегических ракет: НАТО нас защитит, а содержать все это дорого. «Кругом измена, трусость и обман» (Николай I). Об этом периоде развала хорошо написал В. Баранец в своих книгах.
Было понятно, что И.Н. Родионов доживает на должности министра обороны последние дни.
Но мне был нужен хоть какой-то позитив про Вооруженные Силы РФ в центральных СМИ. Я хотел, чтобы услышали: «Армия умирает, но не сдается!»
В январе в Боснии предстояла ротация двух наших батальонов в воздушно-десантной бригаде, стоявшей там уже год. Звоню командующему ВДВ генерал-полковнику Г. Шпаку. Прошу взять с собой. Он соглашается, но только на порядочных корреспондентов.
Пул хороших журналистов давно сложился естественным образом: на войне. Телевидение — Александр Сладков, радио — Татьяна Клинская, фото — полковник Виктор Хабаров из «Красной звезды». Из Пскова должны были лететь на Тузлу на ИЛ–76 вместе с десантом. Вылет из гражданского аэропорта, который, как и все местные линии, в те годы уже не работал. Но погоды не было: сплошной туман. У журналистов всегда есть дежурная бутылка. Но как пить? Вокруг в зале пятьсот солдат, при них нельзя, а все служебные помещения закрыты. Единственное открытая и свободная комната — женский туалет. Отправляю Таню Клинскую на рекогносцировку, а сам подхожу к знакомому генералу:
— Долго еще? Туман вроде уходит.
— Часа три. Теперь Тузла закрыта.
–—Тогда пойдем с нами по 100 грамм.
Заходим в женский туалет. Витя Хабаров достает из кофра мензурку, Саша Сладков разливает. Командировка началась.
Вечером уже в расположении нашей бригады в Углевике генерал-полковник Г. Шпак пригласил на ужин.
Обстановка благодушная. Сладков пытается выяснить, как будем восстанавливать армии вообще и ВДВ в частности. В этот момент в комнату заходит генерал-майор. Командующий тут же поднимает бокал:
— А вот, Александр, ответ на твой вопрос, что будет дальше с русской армией. Посмотрите на этого молодого генерала. Он олицетворяет собой будущее ВДВ и всех Вооруженных Сил.
Дальше он начинает перечислять его заслуги и таланты. Минутная пауза, пока наливают опоздавшему, и вдруг в тишине раздается звонкий, хорошо поставленный голос корреспондента радио Татьяны Клинской:
— А мы его знаем. Утром с ним в аэропорту в женском туалете водку пили из горлышка.
Классическая немая сцена из МХАТовской постановки «Ревизора» рядом не стояла.
— Я всегда был уверен, что будущее ВДВ в надежных руках, закончил свой тост командующий.
«Эх, жалко камера выключена», — расстроился Александр Сладков, «ну да ладно». А я запел:
От ветров и водки
Хрипли наши глотки,
Но мы скажем тем, кто упрекнет:
С наше покочуйте,
С наше поночуйте,
С наше повоюйте хоть бы год.