Христианство сыграло существенную роль в семейно-брачных отношениях при переходе от язычества к феодализму. В тяжелых условиях жизни людей родового строя: болезнях, недоедании, природных бедах, - большое значение имела численность [1] семьи и рода: «Многоженство также у наших предков было в употреблении, о чем Иоаким и Нестор до принятия веры Христовой указывают. Это из самой древности было во всех народах и ныне, можно сказать, у большей части в мире употребляемо, чрез что, думают, умножение людей есть лучший способ».[2] Свидетельства древних историков о «бесчисленности», «многолюдности» славянских племен подтверждаются данными археологии.
Способом противостояния тленной Византии массе славянских племен, стало насаждение христианской культуры брака, как этнического оружия против славян: «Церковь укорачивала языческое родство… Трудным делом церкви в устройстве семьи было установить в ней новые юридические и нравственные начала. Здесь предстояло внести право и дисциплину в наименее поддающиеся нормировке отношения, направляемые дотоле инстинктом и произволом, бороться с многоженством, наложничеством, своеволием разводов.[3]
Из Византии двинулись на Русь церковные иерархи скопцы-кастраты, стал превозноситься идеал безбрачия как образец святости, осуждение первозданной женской греховности со времен Адама и Евы. В понятиях самоистязающего себя православного монашества: «С женщиной не следовало даже говорить, женщина - существо, располагающее к согрешению…. Убегая от женских очей, следует избегать и помышлений о женщинах».[4] Если, в эпоху язычества, женщина, потерявшая мужа, могла обрести новую семью, то христианский догмат единобрачия обрекал славянских (русских) вдов на одиночество, или заточение в монастыре.
Определенное значение православие имело на начальной стадии национальной самоидентификации русского народа. Эпос свидетельствует об особом архетипе поведения, отличающего русского человека от «некрещеных». Входя в дом, полагалось осенить себя «крестом честным», поклониться образам божьим - Спасу со Пречистою, затем, с чувством собственного достоинства, отдать поклон хозяевам.
Известен рассказ Даниила Паломника из Черниговской земли, как он в начале XII века прибыл в Иерусалим. Пришел он к королю Балдуину. «Король знал русского игумена и встретил его ласково… - Что тебе надо, игумене русский? – спросил он Даниила. – Князь и господин – отвечал ему Даниил, - хотел бы я на гробе Господнем поставить лампаду от всей Русской земли, за всех князей и за всех христиан Русской земли».[5]
Известны случаи, когда князья советовались с епископами. Московские митрополиты активно поддерживали политику великих московских князей.
Как правило, церковные иерархи присутствовали на вечевых сходах граждан. Народные веча в Киеве, Новгороде, Полоцке шли возле храмов святой Софии, где, при необходимости, клялись делам великим. Со временем, по мере похорон знати в храмах, клятва рядом с их святыми могилами стала символизировать верность делам предков. Видом присяги, судебной и княжеской, стало крестоцелование. Употреблялась клятва – крестное целование, а грамоты с условиями мира, или войны, именовались крестными. Иногда послами, чтобы их не унизили, или не убили, посылали священников.
Бывало, что духовенству удавалось примирять враждующих князей, умиротворяя распри феодалов. В Новгороде духовенство воздействовало торжественными выходами на мост через Волхов, примирительными увещеваниями в ходе столкновений и побоищ среди враждующих новгородцев, выступало посредниками при конфликтах горожан с князьями.
С насаждением христианства на Руси началась активная деятельность духовенства по смирению народа с социальным злом, воспитания его в духе покорности власти: «от язычества сохранился у Новгородцев дух свободы…. И здесь, как и везде в России, Церковь старалась изменить эти своенародные славянские свойства, дать обществу тяготение к власти и поставить идеалом гражданского порядка могущество единодержавия».[6]
Христианство стало религией смирения порабощенных трудящихся низов: «Рабы, покоряйтесь господам вашим, как образу Божию со страхом и покорностью».[7] Новгородский епископ Лука Жидята (†1060) поучал: «князя чтите, рабы, повинуйтесь сначала богу, потом господам своим».[8] «Бог, - как утверждал митрополит Филарет, - по образу своего небесного единоначалия, устроил на земле царя; по образу своего вседержительства – царя самодержавного; по образу своего царства непреходящего, продолжающегося от века до века – царя наследственного».[9] Таким образом, противники княжеского, а затем, и царского самодержавия, стали противниками Бога.
Христианская доктрина принципа «грешности» земного мира переключала жизненные цели людей, за их мирские страдания, на загробное райское воздаяние: «Отечество наше – за гробом!».[10] «Грех» стал, ничего не объясняющей, но главной, универсальной причиной социального неравенства людей.
Православие обоготворило княжескую власть, принеся на Русь византийскую церковную традицию, по которой царь считался «помазанником божьим». «Ты поставлен от Бога» сказали епископы киевскому князю Владимиру.[11] В 1115 году митрополит ефесский венчал в киевском соборном храме императорским византийским венцом Владимира Мономаха и провозгласил его русским царем.
В отличие от гражданских законов Русской правды в практике церковного суда того времени допускались телесные наказания. Средство это было заимствовано из византийского права, которое его очень любило и заботливо разрабатывало, осложняя физическую боль уродованием человеческого тела, ослеплением, отсечением руки и другим изощренным садизмом.
В целом православие против княжеских усобиц оказалось бессильно, церковники не имели такого авторитета, чтобы сдержать распри. Русские князья понимали христианство по своему, когда между ними возникали непреодолимые споры, они обычно говорили: «Поедем в поле биться, а там Бог нас рассудит».
На Руси иерархи церкви были зависимы от мирской власти: «епископы избирались князьями и народом, в случае неудовольствия, могли быть изгнаны».[12] В 1156 году новгородцы выступили против епископа Арсения, который, как злодей и мздоимец, был изгнан в монастырь. В 1212 году, без уведомления киевского митрополита, недовольные новгородцы изгнали архиепископа Митрофана, избрав на его место известного гражданина Добрыню Ядренковича, бывшего в Царьграде и принявшего монашество.
Несмотря на право патриарха Константинополя присылать в Киев от себя митрополита, великие князья предпочитали принимать только таких митрополитов, которые были им угодны.
Известна расправа в 1169 году Андрея Боголюбского над епископом Суздаля Феодором. Феодор отказался подчиниться князю Андрею и киевскому митрополиту, поскольку он был поставлен патриархом Константинопольским. Боголюбский обвинил епископа в ереси, жадности, мздоимстве и вымогательстве. Против епископа-еретика выступили в полном согласии Бог, Богородица и христолюбивый князь Андрей. Феодор был выслан на суд киевского митрополита, подвергшего опального епископа лютой казни – ему отрезали язык, отрубили руку и вырвали глаза. Но, Феодор не покорился: «Без покаяния пробыл он до последнего издыхания».[13]
Показательно отношение к церкви в Новгороде: «Избрание владык зависело от веча; на этом вече участвовали не одни духовные, но и все миряне…. Вече по этому поводу собиралось во дворе св. Софии в Детинце. Обыкновенно собравшись, начинали «гадать», т.е. рассуждать: кто достоин заступить место прежнего владыки. Всегда почти избирали трех кандидатов; жребий, как возглашение небесной воли, указывал: кто из трех должен получить архипастырский сан».[14] В 1229 году по жребию простой дьякон сделался главой новгородского духовенства. Настоятели крупнейших монастырей также избирались самими новгородцами: «В 1337 году «простая чадь» озлобилась на архимандрита Есипа, загнала его в церковь святого Николы и целый день и ночь держала его там. В церковь ворваться не смели, а он выйти боялся».[15]
В конце XII века обрел большую популярность епископ Авраамий Смоленский известный мудростью, знанием «глубинных книг». Он обличал мздоимство, насилие, ростовщичество обрекшие большинство людей «на рабы и рабыни».[16] Народ хлынул слушать епископа-проповедника, что вызвало недовольство официальной церкви. Авраамий говорил об этом: «Пять лет терпел я искушения, поносимый, бесчестимый, подобно злодею».[17] Над Авраамием устроили суд «собравшимся на двор епископь, игуменом же и попом и черноризцем, князем и боляром… инии глаголют заточити, а инии на стене ту пригвоздити и зажещи, а друзии потопити».[18] Княжеский суд оправдал народного епископа Авраамия.
Русский народ всегда отделял веру от носителей религиозного культа. Илья Муромец прямо говорит: «а поповские очи завидущие, а поповские руки загребущие».[19] Даниил Заточник пишет князю: «кому Боголюбово, а мне горе лютое».[20]
Издавна на Руси встретить монаха на своем пути считалось не к добру. Летописец пишет: «Разве мы не погански живем?… Если кто встретит черноризца на дороге, то возвращается назад; разве это не значит поступать по-язычески?».[21] «Предзнаменованіемъ худого, всякаго рода неудачъ и несчастій въ предпринятомъ деле слушитъ и встреча со священникомъ. Примета эта, конечно, не местная, а общерусская и объясненіе свое находить въ глубокой христіанской древности у насъ на Руси. Переходя изъ века въ векъ, этотъ предрассудокъ удержался и у русиновъ. Онъ до того силенъ, что некоторые при встрече съ священни-комъ меняютъ свое веселое настроеніе духа на грустное, бросаютъ вследъ за священникомъ несколько соломинъ или стебельковъ, полагая, что этимъ они устраняютъ то зло, которое принесла съ собою встреча со священникомъ».[22]
Среди митрополитов русской православной церкви было много пришельцев: «В далёкую и тёмную скифскую митрополию шли не лучшие греки. Они были равнодушны к местным нуждам и заботились о том, чтобы высылать на родину побольше денег, чем мимоходом кольнул им глаза новгородский владыка XII века Иоанн в поучении своему духовенству. Уже в то время слово грек имело у нас недоброе значение - плута: таил он в себе обман, потому что был он грек, замечает летопись об одном русском архиерее».[23] По мнению Нестора «греки лживы и до наших дней».[24]
«Митрополиты в России получали очень богатое содержание… Мы не знаем, чтобы они уделяли хоть часть его на пользу России, например для построения церквей, монастырей, кроме того случая, что митрополит Фотий основал для себя на своей митрополитской земле небольшой монастырёк - Новинский. Всего вероятнее, они отсылали свои избытки в Константинополь, в казну патриаршую и даже царскую.… Недаром же патриарх Иосиф незадолго до Флорентийского Собора, рассуждая с приближенными своими, что можно бы открыть Вселенский Собор не в Италии, а в Константинополе, говорил: "Кто приедет сюда с Запада, тот не будет иметь нужды в нашем вспоможении. Но если бы и потребовалось для того до ста тысяч аспров, можно было бы собрать с епископов. Митрополит Русский один привезет такую сумму". Отсюда можно заключать, что Русская митрополия считалась богатейшею из всех митрополий и епархий Вселенского патриарха и что от Русских митрополитов в Константинополе привыкли ожидать огромных приношений и пожертвований. Не здесь ли скрывается тайная причина, почему патриархи так долго и так упорно держались обычая назначать в Россию митрополитов-греков из числа своих приближенных?… Патриархи были здесь больше орудиями, а главными действователями были греческие императоры, по воле которых патриархи с своим Собором делали все важнейшие распоряжения в Церкви, по воле которых совершались назначения и Русских митрополитов и которые к концу XIV в., будучи крайне стеснены турками и постоянно нуждаясь в финансах, действительно водились корыстными целями и в делах церковных… Западнорусские епископы в 1416 г. говорили: «не можем без отвращения сносить насилия, какому подвергается Церковь Божия от императора. Святой Вселенский патриарх и священный Константинопольский Собор не могут сами собою поставить митрополита по правилам, но поставляют, кого повелит царь, и оттого дар Святого Духа покупается и продается…. Отсюда происходили тяжкие долги, многие траты, толки, смятения, убийства и, что всего горестнее, бесчестие Церкви Киевской и всей России. Потому мы рассудили, что не следует нам принимать таких митрополитов, которые поставляются куплею от царя-мирянина, а не по воле патриарха и его Собора»… Если бы Цареградские патриархи и императоры имели в виду благо России и ее Церкви, они никогда не решились бы назначать к нам по своему произволу разом по два или даже по три митрополита…. К концу XIV в. значение Цареградских патриархов и государей очень упало в мнении русских. Стригольники открыто восставали на патриарха, утверждая, что он поставляет на мзде…. Даже великий князь московский Василий Дмитриевич не оказывал надлежащей чести ни самому патриарху, ни его послам, приходившим в Россию, запретил митрополиту поминать имя греческого царя в церковном богослужении и говорил: "Мы имеем Церковь, но царя не имеем".[25]
Доходы церкви устанавливались десятиной от доходов местных феодалов, которую они определили церкви, пожертвованиями, судебными и ссудными пошлинами. Важной статьей были феодальные доходы церкви, связанные с владением недвижимым имуществом, селами и даже городами. В 1137 г. новгородский князь Святослав «для большей удобности и для епископа, и для себя решился заменить десятину определенным жалованьем владыке деньгами и другими вещами. С этою целию назначает ему в год сто гривен кун из собственной княжеской казны и, кроме того, перечисляя разные погосты онежские, обонежские и бежицкие, указывает еще, по сколько с каждого из них должно идти для владыки денег, сколько, в частности, подносить ему при его объездах епархии и по сколько в некоторых местах брать ему пошлины с соляных варниц».[26]
Церковь, как богатейший феодал, владела землями, рабами-холопами, огромным имуществом и ценностями. Митрополит имел свою епархию разделенную надвое. К одной принадлежали Москва, Владимир, Нижний Новгород с селами, к другой - Киев, Вильно, Новгород Литовский, Гродно. «Доходы митрополичьи были весьма велики. Неудивительно, если митрополит Русский жил подобно какому-нибудь князю: имел у себя бояр, стольников и отроков, которые служили ему, и если дом митрополичий назывался дворцом, как и дом княжеский».[27] «Подобно князьям, вельможам, богатым купцам владея селами, епископы пользовались в оных исключительным правом судебным без сношения с гражданской властию».[28]
Новгородский эпос свидетельствует об огромных пожертвованиях в пользу церкви. Купец Садко «повыкатил свою несчетну золоту казну… сделал церковь соборную Николе Можайскому,… а другую церковь пресвятой богородице».[29] Василий Буслаев «Расплатился с попами и дъяконами…. Дает золотой казны не считаючи».[30] Успенский владимирский собор, построенный Андреем Боголюбским, блистал золотом, серебром, драгоценными камнями и жемчугом.
Русское монашество берет начало от пещер, которые вырыли во времена иконоборчества бежавшие из Византии монахи в горах под Киевом. По Евангелию считалось, что монах и монастырь должны быть бедными: «Продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах» (Мф. 19, 21). В действительности, монахи в монастырях удерживали при себе имущество, от чего были монахи богатые и бедные. В Патерике рассказывается, что, когда умер инок, по имени Афанасий, то никто из братии не хотел похоронить его, потому что он был беден».[31] Когда боговдохновенный Феодосий, жаждущий постричься в монахи, пришел в Киев, он обошел все городские монастыри, упрашивая, чтобы его приняли: «Но там видели плохую одежду отрока и не соглашались его принять».[32]
«В XII веке встречаем сильные укоры монахам, которые милуют свое тело, переменяют платье, под предлогом праздников учреждают особую трапезу с пивом и долго сидят за нею».[33]
«Монастыри уже в то время имели недвижимые имущества, так, например, князь Ярополк Изяславич дал Киево-Печерскому монастырю три волости; дочь его дала пять сел и с челядью… Глеб Всеславич полоцкий дал Киево-Печерскому монастырю 600 гривен серебра и 50 золота, по его смерти жена его дала 100 гривен серебра и 50 золота».[34] Нестор пишет: «Много монастырей поставлено от царей и бояр на богатом иждивении, но не таковы эти монастыри, как те, которые поставлены слезами, постом, молитвой, бдением».[35]
Когда Климент Смолятич, известный писатель Руси середины XII века, ставший по воле киевского князя митрополитом, подверг обличению стремление церковников к обогащению, он был обвинен, в том, что, как христианин, подпал под влияние языческих философов – Гомера, Платона и Аристотеля.[36]
[1] «Многосемейность является одним из факторов крестьянского благосос-тояния. Это бесспорно» (Ленин В.И., ПСС, том 17, с. 83).
[2] Татищев В.Н. История Российская. -Электронная энциклопедия. ИДДК, 2005, часть I, гл. 48. «Об обрядах и суевериях древних».
[3] Ключевский В.О. Курс русской истории. Лекция XV. - Пг., 1918, с. 332.
[4] Костомаров Н.И. Исторические монографии и исследования. - СПБ., 1863, том 1, «Черты народной южнорусской истории», с. 124.
[5] Ключевский В.О. Курс русской истории. Лекция XII. - Пг., 1918 с. 249.
[6] Костомаров Н.И. История Новгорода, Пскова и Вятки во время удельно-вечевого уклада. - СПБ., 1868, том 2, с. 262.
[7] Раннехристианские церковные писатели. - М., 1990, Дидахе «Учение двенадцати апостолов», с. 64.
[8] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. - М., 1989, том III, гл. 1, с. 79.
[9] Троицкое слово. - М., 1916, №302, с. 30-31.
[10] Костомаров Н.И. История Новгорода, Пскова и Вятки во время удельно-вечевого уклада». - СПБ., 1868, том 2, с. 412.
[11] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. - М., 1989, том I, гл. 7, c. 179.
[12] Карамзин Н.М. История государства российского. - М., том III, гл. VII, с. 241.
[13] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. - М., 1989, том III, гл. 1, с. 55.
[14] Костомаров Н.И. История Новгорода, Пскова и Вятки во время удельно-вечевого уклада. - СПБ., 1868, том 2, с. 277.
[15] Там же, с. 116.
[16] Буганов В.И. Очерки истории классовой борьбы в России XI-XVIII вв. - М., 1986, с. 14.
[17] Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. - М., 1871, с. 53.
[18] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. - М., 1989, том III, гл. 1, с. 84.
[19] Авенариус В.П. Книга былин. - СПБ., 1880, с. 213.
[20] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. - М., 1989, том III, гл. 1, с.87.
[21] Летопись по Лаврентьевскому списку. - СПБ., 1872, с. 165.
[22] Несторовский П.А. Бессарабские русины. - Варшава., 1905, с. 97.
[23] Ключевский В.О. Курс русской истории. Лекция XV. - Пг.,1918, с. 329.
[24] Изборник: Повесть временных лет. - М., 1969, БВЛ, том 15, с. 53.
[25] Митрополит Макарий. История русской церкви. - СПБ., 1866, том V, книга II, гл. VIII, с. 285-298.
[26] Там же, 1857, том II, отдел II, гл. V, c. 225.
[27] Там же, 1866, том V, книга II, гл. V, c. 96.
[28] Карамзин Н.М. История государства российского. - М., 2004, том III, гл. VII, с. 241.
[29] Героический эпос народов СССР. - М., 1975, БВЛ, т. 13, с. 66.
[30] Былины. Исторические песни. Баллады. - М., 2008, с. 352.
[31] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. - М., 1989, том III, гл. 1, с. 64.
[32] Изборник: Житие Феодосия. - М., 1969, том 15, с. 103.
[33] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. - М., 1989, том III, гл. 1, с. 68.
[34] Там же, с. 64.
[35] Там же, том I, гл. 8, с. 248.
[36] Злато слово. - М., 1986, с. 159.