Часть 19. Предыдущая часть.
С ранней весны на небольшом подворье кипела работа. Дед Аким приплетался, еле ноги волочил, но светлел лицом глядя на Алёшку, как он вошкается с пчёлами, следил: всё ли правильно делает неопытный пчеловод. Отец наезжал, с бригады. Едет домой, а заворачивает на тракторе к сыну на стройку. Вспахали огород, саженцы Алексей купил, разбил молодой сад.
Внутри дома – маленького, как на картинках из книжиц, всего две комнаты. В каждой по большому окну – одно в огород смотрит, другое, на дорогу; веранда деревянная и крыльцо. Шум стоял, летели щепы из оконных проёмов, хозяин носил мешки с цементом внутрь. Печник приходил, помог Лёшке печь справить, чтобы во всех комнатах тепло и угара не было. Печник клал кирпич, а хозяин в подсобниках.
Аня после школы, переодевшись, бежала в свой дом. Окна не вставили, а она граблями чистила мусор, натыкала луковиц тюльпанов напротив оконного проёма, что на дорогу выходило, саженцы деревьев побелила, в своём огороде посадила: морковку, лук, свёклу – бабушка дала семена.
- Ба, - неслась она с участка, - в этом году соберём первый урожай в НАШЕМ огороде, - щёки розовые, глаза искрятся. – Переедем, я папе буду щи варить из своих овощей.
- Ань, ты бы не путалась там под ногами, стройка всё-таки идёт.
- Ба, так они меня не видят, не замечают, я через огород прохожу. И совсем не мешаю. Завтра картошку кину, - нетерпеливо рвалась обратно в свой двор Аня.
- Сама, что ль?
- А что, с ведром не справлюсь? Ты же меня научила.
- Я помогу тебе, только послезавтра. Завтра надо у себя в саду порядок навести.
- Нет, бабушка! Я сама, потом тебе помогу, ты дождись меня, вместе будем ветки жечь.
Что спорить с девчонкой, ей не терпелось, она без устали носилась с одного двора в другой, то за лопатой, то за вёдрами. А к вечеру выпрямится на своём огороде, стоит, будто её саму вкопали - любуется! Издалека, кажется, дом почти готов: стены есть, крыльцо, крыша, даже чердак имеется – заходи и живи – скоро лето можно и так, к осени окна вставят – зимовка обеспечена. Но до конца стройки ещё делать и делать.
Рамы оконные привезли в апреле, деревянной стружкой, лаком пахнут, некрашенны. Плакала Аня как ненормальная, когда потоптали её тюльпаны, они и так еле проклюнулись в необработанной земле, а тут топтали их, когда рамы вставляли.
- Не переживай Анюта, это ж многолетки, следующей весной вылезут, - гладила её по голове бабушка.
- Не из-за них! Ба... Ты видела, какой дом отец построил?
- Конечно, видела, я же каждый день гусей гоняю мимо, позавчера заходила.
- Нет, бабушка, ты не видела! – подскочила со скамейки Аня и убежала в дом. Принесла книжку с полки, толстую, почти без картинок. Судорожно листала, переворачивала страницы десятками. – Вот смотри! Видишь, один в один, только не деревянный.
- Ну, Анька, - чуть вздрагивала от смеха бабушка, - фантазия у тебя! Они же разные!
- А я говорю, нет! Разве не видно, как в сказке.
- Ну пусть будет так. Свой дом всегда лучше всех, и сказочный, и тёплый, и роднее всех, - опять гладила внучку по густым волосам бабушка улыбаясь. Ребёнок ещё, а уже чувствует связь с родным домом.
В июле уехал отец на взгорья как хотел, Аня даже не простилась с ним, в магазин бегала, задержалась только на минуточку с девчатами, вернулась - его нет. Обиделась на папу очень, но ждала с нетерпением. Трактором его отвёз сосед по улице, на всякий случай велосипед приладили сбоку, вдруг в село надо будет смотаться, а что тут ехать? Часа два вниз лугами, а потом вдоль лесополос по мягкой дороге, срезать через поле - и дома.
Через две недели Макар собирался ехать к сыну, на другое место перевезти к подсолнечнику, припасов передать.
Ни разу не приехал Алесей с пасеки. Травы стояли нынче высокие сочные, цвели еще, аромат на лугу дурманящий, густой, терпкий: клером, горицветом, одуванчиками, цикорием, васильком, чабрецом. Тонкий дымок от походной печки Алексея разбавлял эти ароматы. Воздух тёплый, к полудню горячий, щекочет ноздри, дышется полной грудью. И снова Алексей вернулся в то счастливое время, когда был беззаботен и счастлив, молод и глуп.
Теперь он знал, для чего старается, понимал: что не может разочаровать старого деревенского пасечника – деда Акима, он доверил ему самое ценное. Дома его ждут, дом почти готов, к зиме переедут с дочерью. Немного пощипывало у солнечного сплетения от воспоминаний о жене. Не скучал Алексей, не тосковал, волновался – вдруг явится к дочери, а его не будет.
Не явилась.
Лето пролетело незаметно для него, для родителей, но только не для Ани. Одно погладывала на дорогу вдоль лесополосы, у деда просилась с ним поехать к папке – не взял. Жара такая, куда ей трястись в его стареньком Белорусе, а если сломаются по пути? Ему-то что, он привычный, может целый день проваляться на раскалённой земле под своей колхозной железякой, а она ребёнок, девочка!
В конце августа, без трёх дней до осени, рано, около пяти часов утра уехал Матвей на тракторе. Аня, когда проснулась, увидела, что трактора нет, зайчонком прыгала по кухне, хватая за руки бабушку и кружа её в танце.
- Приедет! Приедет! Сегодня приедет! – напевала Аня.
- Куда же он денется, - дивилась ей Любовь Григорьевна.
Аня бежала босиком по пыльной дороге приметив трактор деда, который выехал из-за лесополосы. Папа и дед сидели в кабине, махали ей руками. Отец, почерневший как негр от солнца, лицо исхудало, вытянулось, даже изменилось немного, чуть из кабины не вывалился, навстречу дочери. Дед приостановился около внучки, Аня вскочила на лестницу в кабину и держась за поручень из кабины, доехала с ними до дома. Счастливые всё, бесстрашные и чуточку уставшие.
Отныне Лёшку знали, говорили о нём, только как о Лёшке – пасечнике, фамилия будто отпала от него, остался только пчеловод.
- Ну, Лёшка – пасечник с окраины хутора! – возмущались одни, если другие не понимали.
- Пчеловод, дом у дороги. Ну, тот, что рядом с Бабахиными дом отстроил на отшибе…
Достроил он домик свой осенью. Маленький, белёсый от побелки, саманный дом на плоском холмике, с выкрашенными голубой краской окнами, крылечком, коньком на крыше и окошечком на чердак. Без высокого забора и массивных ворот, деревянный штакетник обрамлял дом с дороги, из него же сделана калитка, створки ворот – Алексей сам строгал. Открытый получился дом, всё видно во дворе. Мама раз упомянула: «как раньше, когда они были маленькие, никто не ставил высоких оград, калитки во дворах всегда нараспашку, да и дома никогда не закрывались, если только на вертушек деревянный – замков не было».
Переехали в ноябре в своё жилище. Ане досталась комната с видом на дорогу, отец поселился в большой комнате. Дочка сразу преобразила своё новое пространство: коврики, салфеточки, занавеска белоснежная, кровать, комод с девичьими штучками, стол письменный и полки с книгами, игрушками, тетрадками и разными фигурками. У отца всё аскетично – ничего лишнего! Жёсткий диван с боковыми спинками из прессованной фанеры, где только раздобыл такой - сидеть невозможно, на нём и спал, когда раскладывал, а когда и так падал без сил. Стол у окна, он же письменный, обеденный, телевизор в углу на маленьком столике с растопыренными ножками. Один-единственный шкаф, громоздкий, неуклюжий, коричневый с бордовыми разводами под лаком и висюльками вместо ручек впихнули в не то в прихожую, не то в кухоньку, где печка располагалась. Мама распорядилась:
- Без шкафа в доме нельзя! Это и не дом вовсе без него.
Алексей не сопротивлялся, маме лучше знать – у неё в доме всегда уют и порядок, вот и Аня такой стала. Хозяйничала в маленьком доме, в папиной комнате тюль повесила на окошко, стол скатертью застелила. Готовила сама – она уже всё умела – бабушка научила. На новоселье, которого, впрочем, не было, родители подарили юной хозяйке электрическую духовку.
Дедушка с бабушкой сомневались, Ане всего 13 справится ли она с такой техникой. Конечно, справилась, она ещё и им объясняла, как управляться с техникой. Время от времени она баловала папу домашними печеньками, тортиками, медовиком, конечно. Бабушке обязательно носила половину.
К бабушке Лиде заглядывала, но всё реже и реже. Почти всегда плакала брошенная дочерями мать, жаловалась внучке на них, бубнила и бубнила себе под нос часами: она всю жизнь терпела их отца, вырастила, образование дала, а они даже не пишут. Старшая хоть иногда писала: просила денег, продуктов привезти. Внуков в деревню не пускала – что там делать? Навоз нюхать, грязь месить? Катя и вовсе пропала два года о ней никаких вестей. Была Москве, возможно, давно уехала куда, мать в известность не поставила. Видимо, хорошо устроилась Катька, если о родных не помнит.
Так и жили. Отец качал мёд, продавал на месте, менял на другие продукты, крупы, зерно. Сено сам косил. Завели небольшое хозяйство: птицу домашнюю, козу – для молока. Управлялись вдвоём отец и дочь, летом одна управлялась Аня. Такая спокойная и мирная была жизнь в семье пасечника, ничего и никого лишнего. Вечерами смотрели телевизор, играли в шашки, читали газеты, журналы – папа обязательно выписывал на почте, почтальонка каждую неделю приносила.
Удалось Алексею с отцом старый списанный трактор выкупить в разваливающемся колхозе. Полгода стоял на приколе, без колёс, однажды и без кабины. По частям собирал его Алексей, там что-то найдёт, здесь купить, тут поменяет и собрал полегоньку.
Хозяйство его пчелиное прирастало, мёда, прополиса, перги и прочего получалось теперь куда больше, в город стал возить Алексей свой янтарный, тягучий товар. Стоял у магазинов со своими баночками, кому продавал, а кому раздавал – дрянной из него торгаш. На старую работу возил, ребятам предлагал – цену не ломил, в долг давал. По соседним посёлкам ездил предлагал в магазины, на ярмарках бывал, тогда они только начали возвращаться из недавно прошлого. И всё автобусами, попутками, иногда нанимал кого.
Неумело, часто без прибыли, но Алексей научился сбывать свой драгоценный товар. Люди сами делали ему рекламу. Сегодня он отдал бабуле баночку мёда, что считала у его прилавка копейки и выгадывала: по 100 грамм продадут здесь или идти мимо? В следующий раз бабуля приводила знакомых, приятельниц — пенсионерок. В сёлах уже хорошо знали Лёшку – пасечника. Знали, когда приедет, шли с пустыми банками, других приводили, товар-то хороший. Односельчане ехали к нему, если ангина у ребёнка или воспаление, у Алексей обязательно найдётся настой какой на меду или молочко маточное.
Через год купил себе Лёшка Жигули старенькие, ржавые, отец так радовался, будто себе Москвича взял. На лугах придётся задержаться в этом году - долгов много.
- Не волнуйся пап, мы с бабушкой справимся, - отвечала по-хозяйски Аня, собирая припасы отцу.
Продавщица Машка зачастила к ним в последние дни, и всегда-то ей что-то надо от папы, трындит подолгу у калитки, будто не баночку мёда ей надо, а флягу. Лицо и без того широкое улыбается, хихикает над каждой шуткой папы. Живо интересуется пчелиной наукой, хозяйством во дворе. Пирожки передаёт для Ани, а зачем? Аня и сама умеет печь пироги, да такие! Как бабушка Люба научила.
Не нравилась тётя Маша Ане, всё старалась, понравиться, конфетами детскими угощала в магазине – как маленькую, спрашивала, когда отец приедет. Аня плечами пожимала и глядела на миловидную Марию, покусывая обветренные губы. Не такая ему нужна жена, не такая! В этом Аня уверена на 100%.
А вот бабушке Любе нравилась румяная Маша, неиспорченная, всю жизнь здесь - в селе. Замуж выскочила несколько лет назад, но через четыре месяца вернулась к родителям с вещами.
- Я с таким жить не буду! – твёрдо заявила она, а с каким не пояснила. Развелась и с семьёй бывшего мужа не общается, хоть и живут рядом.
Не скандальная, но лишнего не терпит, приветливая, всегда поинтересуется – как здоровье, как дети, оценками в школе. Оно ей надо – думала Аня, перечисляя пятёрки. Кивала и кивала Мария, слушая Аню, усевшись за прилавком, упёршись в стол локтем, держала себя кулаком под подбородок, губы и без того большие выпячивала, как вареники.
Вернулся отец в сентябре, уставший, загорелый, но довольный своими трудами – не зря, всё не зря. В этом году хорошо удалось сбыть медок, и ехать никуда не пришлось, опять Маша постаралась – нашла оптового покупателя, взял крупной партией и увёз в большой город.
- Кто её просил? Везде лезет… - злилась Аня, видя, как кружит Мария возле папы.
- Пап, а тебе Маша нравится? – спросила она прямо, через несколько дней, вернувшись от бабушки. На этот раз она там застала продавщицу. Принесла бабушке какое-то новое покрывало, яркое - вырви глаз, но фирма заграничная и таких всего два завезли.
- Она неплохая, - ответил Алексей, распиливая доски под навес для своей машинки. На дочку даже не смотрел, слишком занят был.
- Она же такая… такая как…
- Какая? – откидывал готовые доски отец, опилки летели в сторону, пила визжала, жужжала в его руках.
- Как мамка! – с ненавистью сказала Аня и стиснула зубы.
Алексей остановился, отбросил доску на землю, выпрямился, вздохнул, но посмотреть на дочку не решился.
- Почему же «мамка»? Слово-то какое неприятное, - усмехнулся он, - жаргонное, тюремное, что ли.
- А кто она? Она и этого не заслуживает!
- Анют, - повернулся он к дочери и задумчиво смотрел на неё, - не надо так о матери. Она тебя родила, вырастила…
- Она меня бросила! Растил меня ты и бабушка!
- Ты не брошенная, ты со мной. Откуда ты знаешь, как там сейчас у мамы? Где она? Что с ней? Вдруг она просто не может к тебе приехать…
- И написать? Пап?
- Что? – опять отвернулся Алексей, левая бровь чуть вздрагивала, не готов он был к такому разговору.
- Почему ты такой добрый? О маме плохо нельзя говорить, к тёте Насте надо обязательно бегать, здороваться с дядей Вовой, а он отворачивается, фыркает, как кот усатый, на деда дуется из-за тебя! Должников своих прощаешь, сколько уже мёда подарил?
- Хах, - вздрогнули его сухие, крепкие плечи, - это ты верно подметила, немало. На дядю Вову не обращай внимания, там твои двоюродные братья и сёстры, вы должны общаться.
- А он к нам запретил им ходить.
- Ну и пусть, это пока… потом сами будут бегать, Мишаня всегда мне рад, машет без остановки, если видит на дороге. Ань, взрослые они не все одинаковые, но судить...
- Тебе все рады… Пап, неужели тебе Машка нравится? - надула щёки Аня. - И ты приведёшь её в наш дом?
- Аня, не Машка, а тётя Маша. В дом я никого приводить не собирался, да и с Марией у нас мало общего. Про маму говорить плохо не смей! Родителей не выбирают. Родителей любят и уважают, - натирал ладони о карманы рабочих брюк папа, объясняя дочери простые истины.
Не ругал её – голоса не повысил, тем более, не упрекал. Но обиделась Аня, расплакалась и в дом убежала. Не на отца обиделась и даже не на маму, скорее на себя – это она похожа на неё, особенно сейчас, когда высказывала что-то папе, а что она могла сказать? Папа у неё самый лучший, папа у неё самый честный и справедливый! Жалко его, страшно, вдруг Маша тоже обманет.
Через пару часов отец в дом вернулся. Возня в большой комнате, крышки на кастрюлях застучали.
- Анют, - громко спросил отец – на весь дом, - мы кушать-то будем или мне к тёть Маше идти? – хохотнул он в кулак.
Дочка вышла из своей комнаты, видно, плакала - глаза красные.
- Что ты в самом деле, – смеялся отец, обнимая её за плечи, - и пошутить нельзя… Какая, тётя Маша?! Она наверняка и готовить так не умеет, как ты. Представь: придёт к нам, а тут наша Машка во дворе пасётся – конфуз, - развёл он руками. – Обидятся обе, когда не поймут кого позвали.
Смеялись долго и папа, и дочка аж слёзы брызнули, за животы держались, потом ужинать сели и болтали о разном.
- Ты Анютка приготовься. В выходные на вещевой рынок поедем, купим тебе пальто или дублёнку к зиме, бабушка сказала, куртка зимняя тебе совсем мала.
У девочки глаза заблестели, давно она не была в городе, а если и бывала только с бабушкой на рынке, а тут «вещевой» - это что-то диковинное для неё. Ждала этой поездки Аня, подружкам хвасталась, бабушке хвалилась, такая взволнованная была все дни.
Продолжение ______________
Не забывайте подписываться на канал или Телеграм ✨
Имена, фамилии, названия населённых пунктов вымышленные, любое совпадение-случайность