В номере полумрак. Женя сидит на одном краю огромной кровати, я - на другом. В комнате холодно, кондиционер работает на полную мощь. За окном - несмотря на полночь - духота и смог.
Это последняя ночь перед отъездом. Трансфер в аэропорт только через три часа, но я сдала свой номер, прикатила чемодан к Жене и сижу с ним, пытаясь вобрать в себя всё то хорошее, что между нами случилось за эту недельную поездку в Пекин.
Мы говорим о разном. В основном, о личном. Женя сказал как-то, что сплетни - это ведь самое интересное. Впервые кто-то сказал прямо, что его интересует то, что скрыто от чужих глаз. Он и сам открыто говорил о сокровенном.
Вдруг он задает мне странный вопрос:
- Тебе нравятся девочки?
- Что? - мне неприятно, что Женя мог так подумать. - Нет, конечно.
- То есть, у тебя кто-то есть?
- Нет, сейчас нет, - вру я, потому что толком-то и не было никогда. Так, мимолетная связь. На тот момент мне двадцать два года.
Разговор идет дальше, но я словно застреваю на этом моменте. Мне непонятно, почему Женя так решил и почему спросил. Что он хотел от меня услышать?
Наша китайская неделя пролетела быстро. Мы только успели познакомиться, как нужно лететь домой. Жене в Москву, а мне в Сибирь. Женя в семью, к жене, а я к родителям. Они встретят меня в аэропорту, на мне будет китайская коническая шляпа. Его встретит жена, он привезет ей туфли маленького размера, которые смог отыскать на большом китайском рынке.
Мы сидим на кровати, и Женя рассказывает мне, что его жена недавно сделала операцию. Они пытаются завести детей. Но что-то не получается. "Она у меня болявая", - признается он.
- Почему ты спросил? - невпопад спрашиваю я. - Почему ты решил, что мне нравятся девушки?
- Просто, - Женя отводит взгляд. - Не знаю.
Мы ждем остальных товарищей, но они всё не идут. Мне нравится сидеть с Женей наедине. Но нам словно становится неуютно.
- Пройдемся? - говорит Женя.
- А если придут?
- Скоро вернемся.
Мы выходим на улицу и сразу окунаемся в едкий, чуждый нам запах китайского воздуха: аромат специй, словно разбухший под давлением духоты. Идем по проспекту вниз. Там открыта чайная. Мы берем чайник на двоих и "чего-нибудь сладкого". Вместо привычных десертов нам приносят нечто в глубокой тарелке: сверху порубленный арбуз, снизу сладкая вареная фасоль. Немного попробовав, мы отодвигаем тарелку в сторону.
- Как тебе поездка?
- Ничего, понравилось, - отвечаю я. - Жалею только, что не попала в океанариум.
- За чем дело стало?
- Так... - пожимаю плечами. - Все хотели в Запретный город. Ну и я туда же. Не хватает мне самостоятельности в принятии решений.
- Все хотели, - Женя хитро щурится. - Пашка хотел, вот и все дела.
- Может, и Пашка, - я от Жени ничего не скрываю, так он расположил меня к себе.
У Жени темные карие глаза, круглое мягкое лицо в щетине. Тело приземисто и основательно. В любой ситуации он держится уверенно, но как-то по-отечески грустно, словно давно разочаровался в жизни. Он ненамного старше меня, но я ощущаю, что между нами пролегают десятки непрожитых лет. Я чувствую себя маленькой и глупой рядом с ним, вместе с тем желанной, даже необходимой. Как будто оставшись вдали от дома, Жене нужно иметь кого-то под рукой, чтобы заботиться.
Женя смотрит в окно: мимо катится мужик на велорикше.
- Знаешь, какая у меня мечта есть? - говорит он, не отрывая взгляда от старого китайца, усердно крутящего педали.
- Какая?
- Прокатиться с женой на такой вот штуке.
Я тоже смотрю на велорикшу. Старый велосипед с огромной цветастой тележкой в одиночестве рассекает по пустому шоссе.
- Давай прокатимся?
- Так я не жена, вроде.
- Так притворись, - отвечает Женя с улыбкой.
Вечерний Пекин пролетает мимо нас как в замедленной съемке. Завтра я буду не здесь, завтра Жени не станет в моей жизни. Мы держимся за руки, соприкасаясь локтями. И я вспоминаю, как Женя опекал меня всю поездку, как смотрел на меня, как притворялся другом.
Мы доехали до большой площади и остановили рикшу. Женя расплатился.
- Отсюда вернемся пешком, - сказал он.
На площади гуляют редкие прохожие, торговцы уличной светящейся ерундой ещё не разошлись. Женя покупает большой китайский фонарик.
- Запустим, - говорит он, не глядя на меня. С тех пор, как мы сели на велорикшу, я молчу, только кивая в ответ.
Фонарик летит в черное небо: как яркая точка среди кажущейся пустоты он удаляется от нас, медленно, плавно, как будто растворяясь в пространстве. Мы следим за ним, шагая вниз по проспекту, к нашему отелю, где провели так мало времени.
Женя вдруг останавливается и поворачивается ко мне.
- Вот и улетел, - его усталые глаза смотрят на меня прямо. Мгновение мне кажется, что он поцелует меня.
Фонаря не видно. Небо совсем черное. До трансфера полтора часа.
Потом мы вернулись в номер. Ребята пришли, и все вместе мы вспоминали, как провели эту неделю. Мы выступали на конференции, мы представляли свою страну, мы пили много вина, а когда бутылки пустели, играли в бутылочку. Мы мечтали стать известными и были очень молоды.
Потом разлетелись по своим городам и больше никогда не встречались.
Хотя одна встреча всё же случилась.
Два года назад я увидела его в метро, в Москве. Он ехал с женой и двумя детьми: один в коляске, второй за руку. Значит, его мечты сбылись, хотя бы отчасти. Вагон был почти пуст. Я убежала в другой конец вагона и наблюдала за ними со стороны. Мужчина, женщина. Мне не хотелось вмешиваться в их интимность - или мне стало ясно, что он не узнает меня.