… Тургенев, Тургенев… Какой такой Тургенев? Да тот самый Тургенев, который «Записки охотника» написал. Он же писателем был, и охотником заядлым! Вы, мои дорогие читатели, наверное подумали, что статья будет о нем? Ошибаетесь – классик Тургенев здесь вообще не причем. Почти…
Сестра моей матери – моя тетка, развелась с мужем после пяти лет совместной жизни. Официальная версия, которая распространялась среди родственников – беспробудное пьянство дяди Володи. Однако по некоторой утечке, так сказать, данных из рассказов бабушки про семейное прошлое, я понимал, что все далеко не так просто. Помню очень хорошо ее фразу: – «Нагрешила, Анька-то! Эх, как нагрешила! Воздастся ей…»
Дядя Володя, лысый, маленького роста человек, был охотником. Жил он в лесу, довольно далеко от города. Примерно в километре от шоссе, прямо среди деревьев стояла странная, своей ненужностью здесь, электро-подстанция, на которой работали солдатики с красными погонами. Рядом с колюче-проволочным огорождением странной под-станции находились три деревенских дома, в одном из которых никто не жил (кроме, конечно, привидений – как-нибудь и об этих странных «жильцах» расскажу). В самом большом и добротном жил прижимистый мужик Иван Сергеевич (который не Тургенев). Нам было сообщено, что он «кулак», что дело с ним иметь нельзя, и тема закрыта. А «кулак» Иван Сергеевич (не Тургенев который) просто вел очень крепкое хозяйство – теперь это положительное качество. Меня со старшими моими двоюродными братьями Сашкой и Серегой каждое лето «ссылали», иногда на все три месяца, к дяде Володе на свежий воздух, на природу, если матерям не удавалось добыть путевки в пионерский лагерь.
Как я уже упомянул, дядя Володя был охотником. На железной спинке его кровати всегда висело двуствольное ружье – самая обыкновенная «Тулка», как он сам про него говорил. Была у дяди Володи и охотничья собака – настоящая лайка с хвостом – бубликом и голубыми глазам, глядящими на мир озорно и весело. Лайку звали Дружок.
Дружок этот любил своего хозяина прямо какой-то неимоверной любовью! Вся его собачья жизнь была построена на этой любви и на совершенной необходимости всегда и всюду защищать дядю Володю от любого, с точки зрения собачьей системы ценностей, посягательства на его безопасность. Доходило до курьезов. Дядя Володя рассказывал, как верный телохранитель вцепился Сереге в ногу только потому, что подумал, будто бы тот убегает от дяди Володи, а тот гонится за ним. А отец просто катал сына на вертящейся карусели, такой же, как на городских детских площадках, только самодельной.
Дядя Володя очень ценил своего четырехлапого друга, и было за что. И вот, как-то вечером он рассказал нам такую историю.
В свое время дядя Володя перенес тяжелейшую операцию на кишечнике. Настолько тяжелейшую, что врачи были уверены – выжить ему не суждено. Дядя Володя сам называл это так: операция не совместимая с моей непутевой жизнью. Однако свершилось чудо – он выжил! Сетовал только, что половину кишечника отрезали на хрен! Возникли многочисленные ограничения, среди которых был и полный отказ от алкоголя. Врачи предупредили, что даже рюмка может его убить. Много лет несчастный придерживался сухого закона. Но, как часто бывает, решил осторожно попробовать. Купил четвертинку, выпил граммов сто – и ничего! Знакомые ощущения включили механизм самоуничтожения. На следующий день четвертинка опустела. И опять ничего.
В один из зимних солнечных морозных дней дядя Володя возвращался с охоты. Дружок с радостью носился по лесу. Подстрелил ли он кого, нет ли – не знаю. Чтобы согреться (на самом деле, конечно, совсем по другой причине), на обратном пути он опустошил взятую с собой четвертинку. Дружок смотрел осуждающе и как-то сразу погрустнел. Плелся сзади, тревожно поскуливал. Когда до дома оставалось километра три, и когда охотник вышел на лесную ровную дорогу, случилось страшное. Дядя Володя почувствовал резкую слабость и упал на снег. Он описывал свое состояние так: сил нет пошевелить ни рукой, ни ногой. Парализовало всего. Все вижу, все слышу, а ничего сделать не могу! Дружок скулил, тыкался в лицо хозяина мокрым холодным носом, облизывал руку, с которой слетела рукавица.
Дядя Володя понимал, что все, хана, операция несовместимая с жизнью, от судьбы не уйти. Вот так, недалеко от дома, замерзнет и ничего нельзя будет сделать.
А Дружок бросился к дому, лаял, звал Ивана Сергеевича (который не Тургенев) на помощь. Не вышел Иван Сергеевич из своего теплого добротного дома – ведь он же не Тургенев! И тогда собака вцепилась своей мощной собачьей челюстью в воротник ватника хозяина и потащила его к дому. Скулила, царапала когтями твердый снег дороги, рвала мокнущие кровью челюсти и тащила. Долго, пока могла.
Через какое-то время у охотника начали оживать ноги. Дядя Володя начал ими отталкиваться от дороги, помогать собаке. И доползли. Вдвоем. Через полчаса, медленно приходя в себя на кровати, дядя Володя позвал Дружка. Собака не отозвалась. Она была занята – тащила из леса ружье хозяина. Ведь она понимала, что охотник и ружье одно целое – образ ее хозяина.
А Иван Сергеевич так и не увидел происходящего – одно слово, никакой он не Тургенев – даже к окнам не подошел.
Вот там, в лесу, дядя Володя выпил свой последний в жизни глоток. Не потому, что боялся за себя – этот страх русскому человеку не указ. Потому что там, в лесу, дал мысленное обещание своей собаке никогда больше не подвергать ее такому жестокому испытанию.