Оцепенение — это непроизвольная реакция на травму. Порой жертву парализует, и она физически не способна дать отпор. Такое бывает и с женщинами, и с мужчинами. Исследователи, психологи и биологи объясняют, почему это происходит и как полицейские, следователи и судьи должны поменять отношение к жертвам насилия.
Это окончание текста, его начало вы можете прочесть здесь:
Эми Арнстен, нейробиологиня из Йельского университета — одна из ведущих исследовательниц того, как стресс влияет на префронтальную кору головного мозга. В исследовании 2022 г. команда Эми Арнстен обнаружила, что даже лёгкий, но неконтролируемый стресс быстро ослабляет префронтальную кору у людей и животных.
— При стрессе ваш мозг отключается от недавно эволюционировавших цепей и усиливает многие примитивные цепи, а затем срабатывают эти бессознательные, очень древние рефлексы, — сказала мне Эми.
Учёная описала, как несколько лет назад прогуливалась по лесу в Вермонте, и рядом с ней медведь свалился с дерева. Не раздумывая, она застыла. Медведь посмотрел на неё — но её не заметил.
— Это просто рефлекс, — объяснила Эми Арнстен. — Большинство животных видят движение, а не детали. Поэтому оцепенение — особенно если вы не способны убежать — было важно для выживания на протяжении веков.
Оцепенение и тоническая неподвижность развились для того, чтобы обезопасить нас от хищников-животных, а не от хищников-мужчин. Мужчины не всегда теряют интерес, если их жертва цепенеет.
Клинический психолог Джим Хоппер заметил, что иногда жертвы испытывают то, что он называет «шоковое оцепенение». Разум несколько секунд остаётся пустым. Они говорят: «Я даже не могла думать», «Я понятия не имела, как поступить». Иногда после этого жертвы обнаруживают, что их способность ясно мыслить серьёзно снизилась. Например, они не думают о том, что поблизости есть люди, которые могут услышать крик.
Джим Хоппер также добавил важную деталь: в какой-то момент во время изнасилования большинство жертв возвращаются к привычкам, обычно пассивным или покорным, обусловленным культурой или жестоким обращением. Многих женщин приучили быть вежливыми с мужчинами, не задевать их самолюбие, вести себя осторожно.
— Это одна из наиболее распространённых реакций, которые возникают во время изнасилования, — сказал Хоппер. — Обычно мы не считаем эти привычки непроизвольными — но они абсолютно таковы.
Однажды Джим Хоппер давал показания на суде. Молодую морскую пехотинку изнасиловал старший по званию. Женщина рассказала, что он напал на неё субботним вечером после вечеринки, повалил на землю и силой содрал с неё одежду. Защитник утверждал, что у морской пехотинки есть военная подготовка, так что её было невозможно изнасиловать. Но Джим Хоппер засвидетельствовал, что даже хорошо сформированные привычки необязательно переносятся из одного контекста в другой. Вот почему военные обучают солдат в реалистичных условиях. Хоппер объяснил, что женщина не сражалась с врагом на поле боя — поэтому военная подготовка не сработала. Вместо этого она отреагировала так, как поступала всегда, когда хотела положить конец нежелательным ухаживаниям мужчин: она вежливо попросила его остановиться.
Сунда ТеБокхорст, практикующая психологиня из Колорадо, узнала о тонической неподвижности примерно в 2000 году. Она познакомилась с мужчиной, отцом-одиночкой, который рассказал, как проснулся от звука выстрелов и подумал, что кто-то проник в дом и убивает его детей. Он хотел помочь детям, но не мог пошевелиться или закричать. Его словно парализовало. Когда он наконец смог двигаться — он нашёл детей, напуганных и живых. В дом никто не входил; в дом стреляли, но ни в кого не попали. После этого психическое здоровье отца резко ухудшилось. Он мучил себя мыслями о том, что подвёл детей.
После этого рассказа Сунда ТеБокхорст вспомнила, как в студенчестве работала волонтёркой в кризисном центре по борьбе с изнасилованиями в Северной Каролине. Многие жертвы описывали, что не могли пошевелиться или закричать, даже когда пытались. Если так много женщин испытывали непроизвольный паралич — почему об этом никто не говорил?
В 2012 году Ребекка Кэмпбелл, психологиня университета штата Мичиган, изучила данные более чем за 12 лет о случаях изнасилования, которые выпали из системы уголовного правосудия. В шести юрисдикциях в среднем 86 % зарегистрированных случаев не доходили дальше полиции. Примерно в 70 % случаев полиция просила не выдвигать обвинений.
Ребекка Кэмпбелл обсудила это с полицейскими и поняла, что в их действиях не было злого умысла — они очень плохо понимали поведение жертвы. Полицейские регулярно отклоняли сообщения об изнасилованиях, потому что не понимали физиологических реакций на травму и предполагали, что жертвы, которые не сопротивлялись, лгут о насилии.
В 2019 году прокурорка Нэнси Оглсби и бывший офицер полиции Майк Милнор обратились за помощью к Джиму Хопперу, чтобы улучшить обучение, которое они предлагали полиции и прокурорам. Оглсби и Милнор давно занимались делами об изнасилованиях и знали модели поведения жертв, включая, казалось бы, нелогичные формы поведения: оцепенение, паралич, крайняя пассивность и вежливость. Но у них не было научных знаний, чтобы объяснить это.
Прокурорка Нэнси Оглсби заметила, что иногда жертвы обращают внимание на несущественные детали, но не запоминают важных — важных для следствия. Жертва может помнить цвет стены, песню в коридоре, узор прожилок на листе растения неподалёку — но забыть цвет рубашки нападавшего или то, надел ли он презерватив.
Майкл Милнор говорил, что в начале своей карьеры не мог понять, как работает оцепенение и тоническая неподвижность. Одна женщина сказала ему, что не могла пошевелить ногами. Другая — что пыталась закричать, но ничего не вышло. Почему бы ей не закричать, думал он, ведь рядом были люди. Он говорит, что виноват, потому что считал слова этих женщин слишком странными для правды.
Милнор впервые начал понимать природу оцепенения, когда ему поручили уведомить одну семью о смерти. Он постучал в дверь, чтобы сообщить семье, что их сын только что погиб в автокатастрофе.
— Женщина просто оцепенела. Впала в ступор. Мы с её мужем усадили её на диван, как робота. Как будто она только что умерла, но её глаза всё ещё были открыты.
Эрин Мерфи, профессорка юридического факультета Нью-Йоркского университета, говорит, что в судах оцепенение и тоническую неподвижность не учитывают. Многие присяжные считают, что женщина обязана сопротивляться, и не признают изнасилование, если сопротивления не было.
Катрина Вайгель, заместительница окружного прокурора округа Боулдер (Колорадо), говорит, что адвокаты защиты часто допрашивают жертв, отмечая, что они не сопротивлялись: «не пинались, не кусались, не кричали». Катрина полагается на эксперток, чтобы объяснить реакцию жертвы.
Вероник Вальер — одна из таких эксперток. Её, судебную психологиню, часто приглашают помочь — объяснить судьям и присяжным, почему жертвы не сопротивляются и не пытаются сбежать.
— Нам нужно понять, что замирание — непроизвольная с медицинской и научной точек зрения реакция. Нужно изменить представление о том, будто это сознательное решение, — сказала она мне. — С точки зрения воли тоническая неподвижность ничем не отличается от перерезанного спинного мозга.
Энн Мунк 30 лет проработала адвокаткой в Колорадо, прежде чем начала обучать полицию и прокуроров нейробиологии травмы.
— У нас так много двойных стандартов о поведении жертвы, — сказала она. — Так много оправданий преступному поведению.
Мунк рассказала мне о полицейском отчёте, который получила в начале карьеры. 20-летняя женщина встретилась с друзьями в баре, выпила и вызвала такси, чтобы поехать домой. Водитель отвёз её в отдалённое место, припарковал машину, сел на заднее сиденье и изнасиловал пассажирку. Затем он вернулся на водительское сиденье и отвёз её домой. Она заплатила за проезд, и он уехал.
Энн Мунк встретилась с жертвой ещё для одной беседы. Женщина рассказала, что, когда водитель сел на заднее сиденье, она поняла, что сейчас случится, поэтому она повернула голову и смотрела на дверь такси, пока всё не закончилось. Потерпевшая в поразительных деталях описала материал двери: серый винил с рисунком в виде многоточия, хромированная ручка ровно с восемью вертикальными маленькими углублениями.
Мунк работала в отделении по борьбе с насилием над детьми и многое знала о диссоциации. Она сразу узнала её.
— Женщина описала классическую диссоциативную реакцию, — сказала Мунк. — Её ресурсы были исчерпаны. Её обычные механизмы совладания перегружены. То, что происходило, было слишком масштабно, слишком чудовищно.
Она отправила следователя в таксомоторную компанию с ордером на обыск — и всё оказалось именно так, как описала жертва. Мунк сообщила защите, что собирается порекомендовать эксперта по травматологии для выступления на суде. «Если этот секс такой замечательный и был по обоюдному согласию — почему она поворачивает голову и запоминает интерьер такси?» — сказала Мунк. Водитель признал себя виновным, и это спасло жертву от судебного разбирательства. «Именно тогда я начала по-настоящему обращать внимание на то, на что обращают внимание выжившие, и всегда спрашивала об ощущениях».
***
Весной 2023 года прокурорка Нэнси Оглсби и бывший офицер полиции Майк Милнор выступили перед группой из 30 человек на курсе по расследованию случаев изнасилования. В комнате находились помощники шерифа, сотрудники полиции кампуса, сотрудники спецподразделений по работе с жертвами, детективы, адвокаты жертв, соцработники и сотрудники ЦРУ.
Милнор и Оглсби учили группу, как создать наилучшую обстановку, чтобы пережившие насилие могли доверять интервьюеру и чувствовать себя комфортно. Эмпатия — это самое важное, говорили они. Задавайте открытые вопросы. Не перебивайте. Не ожидайте, что воспоминания будут последовательны. Приготовьтесь к молчанию. Обращайте внимание на ощущения.
Когда группа начала практиковать интервью с актёрами (те играли жертв и изображали ситуации, взятые из реальных случаев изнасилований) — полицейские попытались выполнить эти советы. Одна полицейская призналась, что ей было очень сложно перестроиться. Она умела проводить допрос, но не умела доверительно разговаривать.
— Я не могу вам описать, — говорит мне Милнор, — сколько раз эти суровые, закалённые, мощные копы подходили ко мне со слезами на глазах. Они поняли, как плохо обращались с жертвами. Не по злому умыслу, а по невежеству.
— Кто из вас помнит, — спросил на встрече Милнор, — как жертва делала что-то странное, а вы наклоняли голову и думали: «Ну что за бредятина, в этом нет никакого смысла»?
Многие кивнули и заёрзали.
— Помните, сколько раз вы осуждали жертву, когда не понимали её поведения? Может быть, она писала своему обидчику СМС на следующий день после нападения и спрашивала: «Эй, ты хорошо провёл время?»
Снова кивки.
Милнор заверил группу, что он тоже всё это сделал. То, как он когда-то реагировал на слова жертв, до сих пор не даёт ему спать по ночам.
— Я повторно травмировал женщин и мужчин. Я был невежественен и плохо подготовлен. Но теперь я учусь на своих ошибках.
Текст написала Джен Перси, перевела и пересказала Лена Климова
Источник: Jen Percy. What People Misunderstand About Rape. New York Times. Aug 22, 2023.