Со страниц печатных изданий, из всех аудиовизуальных утюгов и особенно в социальных сетях ежедневно идут однотипные разговоры: вот-вот ещё, чуть-чуть потерпим, проявим немного упрямства – и враг сломается. Не будет способен восстановить боеспособность, на фоне огромных потерь утратит волю к сопротивлению. А дальше анализ экспертов начинает разниться от духоподъемных безапелляционных лозунгов «к Рождеству у них там всё развалится», до взвешенного предложения «угомониться».
Нет в военной науке математической модели расчёта «чувствительности к потерям», величина является настолько умозрительной и субъективной, противоречивой и оспариваемой историческими фактами – что рассуждать о ней является спекуляцией и невежеством, особенно когда начинают придумываться некие коэффициенты. Люди в погонах не рассуждают поэтическими категориями «цена победы/поражения», а знают лишь о «боеспособности подразделений и соединений», где почти всё по мудрецу Пифагору ... есть число. Почти. Но, не всегда.
Противоречивая математика
Главной ошибкой «экспертов по всем вопросам» является их одержимость назначать проигравших и победителей по ... числу потерь. Если по итогам боя, сражения, операции, войны (нужное подчеркнуть) одна сторона потеряла больше личного состава – значит, она воюет плохо. Даже если водрузила флаг над чужой столицей или приняла капитуляцию противника, то «завалила трупами» и цена такой победе – ломаный грош в базарный день. От подобной ложной вводной начинаются другие фантазии: солдаты плохо обучены, офицеры затрушены, генералы бездарны, гранаты (опять-таки) не той системы. И вообще победа досталась «вопреки».
Простой мысленный эксперимент, слишком многие исторические факты набрасывать не буду, их тысячи в каждой эпохе. В чистом поле нежданно сталкивается среднестатистическая рота (120-180 штыков) и среднестатистический батальон (500–600 штыков). Кто победит? Конечно, вторые, скажет обыватель ... ведь они в разы больше стрел/пуль выпустят, на одного противника вчетвером навалятся в рукопашной.
Так работает бытовая логика. А военный муж начнёт мучить вопросами уточняющими: каким оружием конкретно вооружены стороны, сколько боекомплекта в наличии, ветераны или новобранцы в строю, кто успел раньше развернуться из походного положение в боевой порядок ... солнце с какой стороны светит и так до бесконечности. Доведёт до белого каления, одним словом. Докажет, что каждый из перечисленных элементов важен принципиально, приведёт много примеров, когда горстка одолевала толпу, отряд – рать, рота – батальон, а тот – целую бригаду.
Но как только речь зайдёт о войнах новых времён, когда появились рода и виды войск, гибкая организационная структура частей/соединений ... вопрос разгрома целой армии одной дивизией повиснет в воздухе. Особенно, если речь идёт о примерно равных по оснащению воинских контингентах. Военная мысль настолько далеко ушла со времён Наполеоновских войн и даже Второй мировой, что любые умозрительные конструкции развалятся. Либо утонут в новой тысяче уточнений об эффективности тех или иных вооружений, качестве связи и снабжения, уровне подготовки командования, данных разведки.
А вопрос «чувствительности к потерям» после каждого нового ответа начнёт отходить на второй план, потом вообще исчезнет из дискуссии. Начнут главенствовать совсем другие понятия и термины: эффективность выполнение боевой задачи, достигнутый результат, победа/ничья/поражение по итогам боя или сражения.
Все же помнят карфагенянина Ганнибала, не проигравшего более многочисленным римлянам на их территории ни одного сражения? А вот войну легендарный полководец продул с разгромным счётом. Как и Наполеон старому лису Михайле Илларионовичу. Или как оценивать талант генерала Конфедерации Роберта Ли во времена Гражданской войны в США? Там ведь интересная математика получалась: хуже оснащённые и вооруженные южане в каждом сражении несли потерь больше, нежели северяне. Но поле боя всегда оставляли за собой, а враг постыдно бежал. Череда славных побед ... а потом война проиграна.
Можно считать поражением Наполеона битву при Ваграме, где он понёс действительно страшные потери, но заставил австрияков бежать в панике и покорил после этого всю Империю Габсбургов? А как быть с русско-японской войной 1904-1905 гг., когда в каждом сражении наша Армия наносила самураям в два-три раза больше потерь, нежели несла сама, но постоянно отступала, саму кампанию проиграла.
Вооружившись калькулятором, можно сесть за подсчёт всех сражений и операций двух мировых войн и последующих региональных ... всегда найдутся парадоксальные для обывателя ситуации, когда понесённые большие (а порой чудовищные) потери совсем не являются критерием победы или поражения сторон. Главный критерий оценки сместится в сторону достижения конкретного результата, выполнения боевой задачи, реализации замысла вверенными войсками. Достижение победы.
Давайте самый яркий пример возьмём, непобедимого Александра Суворова, его Итальянский и Швейцарские походы. Блестящие победы у крепости Брешиа, на реках Олье, Адде, Треббии, у города Нови, перевала Сен-Готард, в долине реки Рёйс. Бой за Чёртов мост и Урзернскую Дыру, разгром французов в Мутенской долине ... череда сражений числом более тридцати, где русский солдат под командованием будущего генералиссимуса не знал поражения, нанёс огромные потери врагу.
А теперь смотрим на табло и фиксируем: «победоносные войска Суворова успешно наступали в сторону России, преследуемые разбитыми наголову французами». Так ведь в сухом остатке получается? Так. Без единого поражения цели и задачи первой войны с Францией достигнуты не были, почему – не суть вообще. Так что вопрос победы/поражения нельзя расценивать по соотношению потерь и числу частных побед.
Дилетанты изучают тактику
... а профессионалы – логистику. А супер-профессионалы при этом ещё мыслят категориями политико-экономическими. Фундаментальные причины поражения или победы следует искать не в эффективности военного организма и наносимом им ущербе, а где-то в другом месте. Самый яркий пример: войны в Индокитае после Второй мировой. Начались они с изгнания французских колонизаторов. Бойня была длительной и кровавой, французы на порядок превосходили повстанцев в материально-технической базе, вооружении, подготовке, ресурсах.
Наносили серьёзные потери всегда и везде ... Но закончили свою войну после одного-единственного проигранного сражения, когда 7 мая 1954 года гарнизон базы Дьенбьенфу после 56 дней осады капитулировал, в плен попали тысячи французских солдат. Франция погрузилась в ужас, начав переговоры в Женеве уже на следующий день после «чёрной вести». Неужели ... так можно? Можно. Партизаны Вьетминя долго учились, пока досконально не уяснили секрет могущества «западных армий». Хорошо подготовились и переиграли колонизаторов на их поле.
Вкратце. Злые языки поговаривают, что без аналитиков советского Генерального Штаба тут не обошлось. Хо Ши Мин был ознакомлен с политическим и экономическим положением Франции, знал о слабости малодушного президента Жозефа Ланьеля и безудержной авантюрности его назначенца в Индокитае – генерала Наварра, получившего тайный приказ: к 1955-му году достичь «стратегической ничьи» в борьбе с повстанцами, вывести стороны на переговоры под эгидой ООН.
За период 1953-1954 гг. французам требовалось провести множество частных операций и существенно проредить партизан Вьетнама, Лаоса, Камбоджи, желательно обезглавить Вьетминь. Силы которого росли, начал сказываться приобретённый боевой опыт и военно-техническая помощь стран соцлагеря, время поджимало. Повстанцы Хо Ши Мина были прекрасно осведомлены: продолжать войну ещё пару лет Франция не способна, в метрополии назревали два политических кризиса.
Во-первых, наблюдался стремительный рост антивоенных настроений в обществе, во-вторых – французские политические и экономические элиты начали резко выступать против усиления роли США в стране, вызванное военной помощью. Попадать (как Германия) в зависимое положение от янки гордые «паулю» не были готовы. Ещё остатки чести оставались.
То есть, Париж задумывался о громкой военной победе, чтобы изменить все расклады. Именно для этой цели в Индокитай прибыл новый командующий экспедиционным корпусом генерал Наварр, принял начало над 175-ю тысячами войск и развил бешеную деятельность. Оставив в своём стратегическом резерве три лучшие дивизии, все остальные войска бросил кошмарить партизан с утроенной энергией, нежели раньше.
Его замысел был в создании хорошо укрепленных форпостов («ежей») в районах, где наблюдалась повышенная активность повстанцев. Обладая превосходством в логистике и огневых средствах – Наварр намеревался сковать Вьетминь частыми рейдами-вылазками, дождаться обещанных премьер-министром Франции крупных пополнений людьми и техникой к 1955-му и диктовать странам соцлагеря свою волю с позиции силы. После победы, само собой. Добыть которую предстояло в самой чувствительной для партизан точке – на границе с Лаосом, главным операционном районе возле бывшего военного аэродрома японцев в Дьенбьенфу.
Французский генерал приглашал повстанцев Хо Ши Мина на бой, 20-го ноября 1953-го началась операции «Кастор»: мгновенный захват аэродрома и деревушки, высылка рейдовых отрядов на две пешеходные «партизанские тропы» с их минированием. Батальоны десантников и артиллерийский дивизион находились на большом удалении от французских авиабаз, могли снабжаться только по воздуху – в этом заключалась приманка, Наварр был уверен: вьетнамцы стянут все боеспособные части для раскупорки дороги на Лаос. И будут они с винтовками и автоматами, без тяжёлого вооружения, поскольку даже лошадиных троп в том районе не было.
На плацдарм Дьенбьенфу сначала было переброшено свыше пяти тысяч человек и 250 тонн различных грузов. Повстанцы вызов приняли, только действовать начали странно: масштабных ударов не наносились, усилия и обстрелы наращивали как бы нехотя. Но неуклонно, заставляя французов постоянно перебрасывать новые подкрепления и строить инженерные защитные сооружения. Тем временем вьетнамский генерал Во Нгуен Зиап тайно прокладывал в джунглях и на горных кручах сотни километров дорог. Отряды строителей и солдат получили свои участки, помимо их обустройства, были обязаны охранять и маскировать свою деятельность, досконально изучить каждый квадратный километр вверенной зоны.
Французы тем временем наращивали свои силы на плацдарме. Гарнизон довели до 11 тысяч человек, согнав лучшие части Иностранного Легиона, подразделения десантников и колониальных войск Северной Африки. Огневую поддержку обеспечивали две дюжины 105-мм гаубиц, несколько батарей 122-мм минометов, четырех тяжёлые 155-мм гаубицы. В разобранном виде доставили десять легких танков М24 «Чаффи», с воздуха группировку прикрывали базирующиеся на аэродроме истребители-штурмовики «Корсар». А разведку вели шесть самолётов-разведчиков, они наводили артиллерию на тропы партизан, едва замечали движение.
Вьетнамцы сосредоточили в районе Дьенбьенфу штурмовой корпус из трёх дивизий с частями усиления, доведя численность группировки до 50-ти тысяч. По новым дорогам и проложенным тропам сновали 800 советских грузовиков и 200 американских, переданных Вьетминю китайцами. Вся эта тщательно замаскированная сеть вплотную подходила к непроходимым господствующим километровым высотам над аэродромом Дьенбьенфу (порой склоны были крутизной в 60 градусов), где их ждали тысячи носильщиков, ответственных за бесперебойное снабжение ... мощной артиллерийской группировки генерала Во Нгуен Зиапа. Сумевшего на руках и плечах солдат и рабочих затащить:
- девять батарей 105-мм гаубиц М2А1 (48 стволов)
- шестьдесят 75-мм горных орудий,
- пятьдесят 120-мм миномётов
- тридцать пять 37-мм зениток.
- десятки единиц бомбомётов, направляющих для реактивных установок, безоткатных 57-мм орудий и около сотни «крупняков» ДШК.
Это против шести десятков французских орудий, лежащих перед артиллеристами Вьетминя как на ладони. Но повстанцы на этом не остановились, они для каждого «ствола» подготовили одиночные (основные и запасные) укрытия, порой вынимая по 300 кубометров земли и горных пород. Так же были выкопаны и замаскированы позиции для пехотной дивизии на случай попытки французов перейти в атаку.
Третьего марта 1953-го вспыхнул весь Индокитай, где только находились части Вьетминя и его союзников (например, кхмеры Камбоджи), любые перемещения французов были парализованы. А к вечеру того же дня позиции группировки под Дьенбьенфу подверглись неожиданному для колонизаторов мощному артиллерийскому обстрелу. Французы пребывали в панике, они были уверены, что оружие тяжелее пулемёта на господствующие горные кряжи невозможно пронести партизанам.
А когда пошла волнами вьетнамская пехота и захватила передовой форт «Беатрис» – командующие обороной майор Бижар и генерал-майор де Кастри поняли ... они годили в смертельную ловушку. Танки «Чаффи» и весь автотранспорт гарнизона за первую неделю боёв партизаны перещёлкали в полигонных условиях, самолёты снабжения французов могли кружить над осаждённым Дьенбьенфу на высоте лишь трёх тысяч метров, опасаясь быть сбитыми. Сброшенные грузы большей частью доставались вьетнамцам, которые не снижали натиска круглосуточно, чередуя «мясные штурмы» пехоты с артиллерийскими обстрелами.
Отчаянные контратаки французов на позиции зенитных орудий Вьетминя захлёбывались кровью, а вскоре генерал Во Нгуен Зиапа спустился с господствующих высот всем Корпусом и окружил гарнизон сетью окопов и траншей, начав классическую осаду Первой мировой. Оборонительный периметр непрерывно сжимался, и седьмого мая начался последний штурм. С господствующих высот заревели советские реактивные «Катюши» (направляющие от них, доставленные на руках), огонь открыли десятки тяжёлых орудий. В обед (ставший уже бригадным генералом) де Кастри капитулировал, в плен угодили девять тысяч французов.
Выводы.
Сражение под Дьенбьенфу является эталонным с точки зрения комплексного оперативно-стратегического подхода к молниеносному окончанию долгой войны. 150 тысяч французских войск в Индокитае не могли даже помыслить о смене своих позиций на огромном театре боевых действий. Были скованы малочисленными, но прекрасно мотивированными и стойкими партизанскими отрядами Вьетминя, а главные силы повстанцев отправились громить французов в предложенном колонизаторами «генеральном сражении».
Было учтено всё (и явно не людьми Хо Ши Мина): политическая ситуация во Франции, кризис военного производства, острый недостаток у колониального экспедиционного корпуса боеприпасов, боевой техники, снаряжения и пополнений. Дополнительно была нарушена внутренняя логистика и связность секторов колониального управления, неожиданно и скрытно для врага – налажена собственная. Потери сторон здесь далеко вторичны, они составили «пять к одному» не в пользу вьетнамцев. Но ради выполнения сотен боевых задач на огромном ТВД части Вьетминя порой жертвовали до 80% личного состава. Боеспособности при этом не теряя, продолжая упрямо выполнять полученные приказы.
Так что критерий победы или поражения всегда один – неукоснительное следование поставленной цели. С гибким учётом десятков ключевых и сотне второстепенных факторов. А что касается армейского механизма – он плоть и кровь от состояния пославшего его воевать государства, своё состояние измеряет одним критерием – боеспособностью, то есть возможностью выполнять боевые задачи любой ценой.
Чтобы не случилось «потери боеспособности» даже на фоне самых критических потерь – требуется не допустить потери управляемости войсками. Быть готовым даже в состоянии «частичной боеспособности» вести оборонительные бои/сражения. И накапливать силы и средства для восстановления «полной боеспособности», когда уже можно наступать. Поэтому, когда наши телевизионные эксперты начинают рассуждать о скорой потере «боеспособности» гайдамачьих полков ... хочется спросить: откуда такие сведения, из Тик-Тока? Приведу простейший пример.
Чтобы танковый батальон (31 машина) перестал выполнять свои боевые задачи как «танковое подразделение» – сколько нужно уничтожить танков? Правильный ответ: все. Тогда оставшийся личный состав становится очень легковооружённой пехотой, ограниченно годной для интенсивного стрелкового боя. Пока в строю хоть один взвод на гусеницах, с полными баками и БК – он будет выполнять свою боевую функцию, пусть и ограниченную. Неизвестно ещё, с каким результатом выступит, если экипажи опытны, мотивированы, вымуштрованы и строго следуют приказам толкового инициативного командира.
Стандартные расчёты двух мировых войн здесь не помогут, хотя есть рекомендации, конечно. Например, при потере 10% личного состава подразделения разрешается приостановить выполнение боевой задачи и провести перегруппировку на усмотрение командира. Лишь приостановить, дабы не понести ещё больших потерь. И так до полного «стачивания», пока наступать/обороняться не будет возможности. Где тот предел? Никто не скажет, может быть на отметке 30%, 50%, 70% ...
Чтобы крупное соединение (типа корпуса, армии, фронта, группы фронтов) одномоментное потеряло «боеспособность» – должны произойти несколько фантастических событий. Полная утрата управляемости по вертикали подчинения и почти мгновенный разгром основных сил (50-70% потерь). Даже в случае полного окружения велики шансы ситуацию выправить с отрезанными линиями коммуникаций, организовать прорыв.
Либо держаться до подхода деблокирующих сил. Прочие факторы «утраты боеспособности» имеют длительный и отложенный эффект: падение дисциплины, недостаточное снабжение, плохое питание, тяжёлые погодные условия, нервное истощение. Либо уничтожение наиболее критичных для выполнения задач специализированных подразделений, невозможность провести плановую ротацию и восстановить боеспособность целых соединений бесперебойной работой тыла.
Нет ни одной работающей математической модели, чтобы уловить предел, за которым зияет пропасть поражения. Слишком много звёзд счастливых для победителя должны сойтись. От политико-экономических величин – до морально-волевых качеств последнего обозного на переднем крае. Любые расчёты имеют право на жизнь, но они часто торпедируются непредвиденными субъективными переменными, которые даже великий Пифагор не смог бы облечь в число. Чтобы не попадать под очарование иллюзий и фантазий псевдоэкспертов, нужно просто выполнять нарезанные боевые задачи. В тылу и на фронте. Так победим.