«Когда-нибудь мы расскажем нашим детям о том, как познакомились, и они скажут: «Всё вы врёте, это слишком романтично!». С этой странной мыслью, я крепко засыпаю.
***
«Что же мне надеть? Что вообще надевают на вечера в картинных галереях?». В голове витают образы из Голливудских фильмов: «Однажды в Америке», «Крокодил Данди», «Джеймс Бонд». В кино такие вечера посещают мужчины в смокингах и женщины в бриллиантах и роскошных платьях до полу с обнажёнными шеями и руками.
Я быстренько пересматриваю свой нехитрый гардероб: джинсы, шорты, футболки, выходной голубой костюм «под бархат» с очень короткой юбкой и перламутровыми пуговицами, платье в рюшечках. Я буду выглядеть нелепо и смешно. Интересно, что наденут все эти девчонки, которых я вижу каждое утро в коридорах общежития лохматыми, в пижамах и тапочках. Никто из них похоже даже не слышал о косметике, а уж чтобы одеться во что-то кроме джинсов и линялых футболок с «Гарвард» и «Йель», так и подавно. Может сойдёт вот это платье? Цвет, правда, жёлтый, канареечный, сшито из любимого бабушкиного муслина, зато длинное и с некоторым подобием выреза. Придётся надеть его: ничего лучше нет, времени купить нет, да и, что тут скрывать, денег нет.
А до этого всё шло так неплохо - переезд в университетское общежитие прошёл легко - два чемодана шмоток без проблем разместились в шкафу, а на книжную полку встало свадебное фото мамы и папы. Тяжелее было расстаться с человеком, который тащил эти два чемодана, но все объяснения уже произошли, все слова сказаны и все слёзы пролиты. Пора было рвать эту нить связывавшую меня с прошлой жизнью раз и навсегда. Последний жадный поцелуй на автобусной остановке, и та часть меня, которая не состоялась, медленно удаляется с направлении Нью-Йорка. Я решительно вычеркиваю старую любовь и старую себя из памяти и бреду обратно в общагу.
Общага... за такие деньги, могли бы что-нибудь пошикарнее оборудовать, а тут две отдельные комнаты с общей кухней и туалетом. Я стараюсь пересекаться с соседкой как можно меньше, а она пишет мне бесящие записочки на маленьких бумажках и везде их расклеивает - «помой посуду», «вытри пол», «не оставляй свет в ванной» - и так далее. Очень хочется послать её подальше на всех известных мне языках, но нам с ней ещё год жить вместе. И это стерва закончила Йель!
Нас, начинающих первый год в юридической школе, отвозят в галлерею на автобусах - университет снял всё здание, и вечер проходит так, как я и ожидала - совсем как в кино. Официанты разносят закуски и бокалы с вином и шампанским. Уверенные в себе гости неторопливо и умело передвигаются от группы к группе, легко подхватывая беседу. Девчонок из общаги не узнать: высокие причёски, драгоценности, вечерний макияж и длинные платья. Я чувствую себя жёлтой канарейкой, неуместной в этом чёрно-белом пингвинном сообществе. На меня смотрят с удивлением, поскольку меня нельзя оценить и запихнуть в папочку с соответствующей этикеткой с первого взгляда: я не закончила университет со знакомым названием, не ездила в те же летние лагеря и не отдыхала на тех же курортах. У нас нет общих знакомых и семейных связей. Но я здесь, значит что-то из себя представляю.
Ещё в первый день я познакомилась с несколькими сокурсницами, поэтому решаю прилипнуть к ним и копировать то, что делают они. Они пьют шампанское и разговаривают о том же, о чем разговаривали бы в подобной ситуации мои подруги в далёком Питере: об окружающих нас парнях и с кем стоит, а с кем не так, чтоб очень.
Я тоже пью шампанское, но в меру, чтобы не стать посмешищем в первый же вечер, и заедаю клубникой таких размеров, что в одну из них уместились бы четыре обычные. Как ни странно, у этой клубники нет ни вкуса, ни запаха.
Обратно возвращаемся тоже на автобусах. Я нахожу место у окна - хочется по дороге рассмотреть красиво подсвеченные достопримечательности столицы. По проходу идёт парень и останавливается поравнявшись со мной:
- Извини, это место свободно?
- Да, - машинально, не глядя в его сторону, отвечаю я, и он устраивается рядом.
- Ты - русская? - внезапно спрашивает он.
- Я из России. А что, так заметно?
- Я узнал акцент, - смущается он. - У моей бабушки был такой же.
- Ты говоришь по-русски?
- Нет, мой папа родился уже в Америке, а бабушка говорила на идише больше, чем на русском или украинском.
- Моя тоже говорила на идише. Меня зовут Лилия, - разговор связывается неожиданно легко.
- А меня - Роб. Я из Рочестера.
- Какой тесный мир - моя дальняя тётя живет в Рочестере. Она хотела, чтобы я училась там в университете, но я поступила сюда.
- А я поступил в оба, но этот, конечно, более перспективный.
Я забываю смотреть на монументы Вашингтону и Джефферсону, и мы увлечённо болтаем о Санкт-Петербурге и Умани, поскольку я родом из первого, а его корни - из какого-то села около второй. Так я узнаю, что семье его отца удалось бежать с Украины от погромов.
У общаги всех высаживают, но нам обоим не охота расставаться.
- Ты не хочешь еще выпить? Пошли куда-нибудь в бар?
Я несколько сомневаюсь - я никого здесь толком не знаю, может быть, не стоит? Но спать идти совсем не хочется, а плакать в подушку - ещё меньше.
- Хорошо, только уже поздно. Как же мы пойдём?
Вашингтон ночью довольно небезопасен. Прямо перед общагой - маленький парк, в котором ночью происходит такое... Утром находят использованные шприцы, презервативы, а иногда и тела - мертвые или просто без памяти.
- Я на машине, но не хотел парковаться в центре. Поехали?
Он уходит за машиной, а я обдумываю ситуацию: всего четыре дня, как я распрощалась с любовью всей моей жизни. Я хотела выйти за него замуж, готовить ему обед и рожать ему детей. Может рано начинать что-то новое?
Рядом притормаживает новенький Форд Бронко и Роб выглядывает из окна - залезай.
Мы проезжаем несколько ярко освещённых мест и останавливаемся на том, где можно сидеть на веранде. Роб заказывает красное вино, я почему-то белое. Кто-то мне когда-то сказал, что дамы пьют белое, вот я его и пью, хотя оно мне особо не нравится.
Разговор идёт легко: что ожидать от университета, предметов, профессоров. Оказывается, он тоже нервничает. А я, наоборот, чувствую себя несколько уверенней. На втором бокале вина мы заметно расслабляемся, и Роб начинает шутить и рассказывать какие-то смешные истории. Я понимаю не все слова, но смысл улавливаю, и хохочу громко и совсем не как положено леди.
Мимо пробегает официант - одно неловкое движение, и бокал красного вина выплёскивается Робу на колени. Мы оба - в ужасе.
- Чёрт, это мой лучший костюм! Теперь будет пятно!
- Попробуй высыпать соли, - одно из немногих хозяйственных средств, с которыми я знакома.
Роб высыпает половину стоящей на столе солонки на колени, но явно ёрзает, и вечер испорчен.
- Я живу в пяти минутах отсюда, давай я пойду переоденусь.
Я сразу настораживаюсь - к нему домой? В первый вечер? Мы же только познакомились! Может он этот бокал специально на себя опрокинул? Роб смотрит на меня вполне невинно, усыпляя мои сомнения, и я киваю. Живёт он и вправду всего в нескольких минутах езды, в одном из домов на Капитолийском Холме, где часто снимают квартиры те, кто работают в Конгрессе и в Белом Доме. Но мой новый знакомый снимает подвал. У дверей на меня бросается небольшая пёстренькая собачка.
- Не бойся, она всех любит. Зацелует и залижет тебя до смерти. Представляешь, кто-то выкинул её из машины, ещё щенком, я еле выходил.
- Какой ужас! Я не могу поверить, что бывают такие чудовища!
- Я тоже, но иногда подростки так забавляются.
Роб исчезает в глубине подвала, где видно находится спальня, и появляется уже в футболке и в шортах. Костюм, конечно, идёт ему, как и большинству мужчин, гораздо больше. Я в первый раз присматриваюсь по-внимательней: у него тёмные волосы и тёмные глаза, и каблуки с ним, скорее, не наденешь. Но шорты сидят вполне прилично.
- Отвези меня домой, уже поздно.
- Конечно, как ты хочешь.
У общаги мы прощаемся. Он не тянется поцеловать, а я по-дружески пожимаю ему руку в полной уверенности, что он - не «герой моего романа».
Уже в комнате, набираю, как и каждый вечер, номер родителей. Трубку снимает папа.
- Как прошёл вечер? - он знает, что я сильно волновалась и тоже, наверно, нервничал.
- Всё нормально, люди как люди. Я познакомилась с парнем из Рочестера.
- Да? Как его фамилия? Мама завтра позвонит тёте Ане и спросит, не знает ли она его родителей.
- Откуда она может их знать? Рочестер - не деревня какая-нибудь, что все всех знают! Да и... он просто со мной в одном потоке, человек сто, кто знает, кого я ещё встречу.
- Ну смотри, всё-таки на всякий случай проверим. Я хочу знать, с кем ты общаешься. Спокойной ночи!
Я прощаюсь, продолжая думать о прошедшем вечере.
«У него симпатичное лицо и с ним весело. И он, конечно, не дурак, иначе бы сюда не поступил». Как и каждый вечер перед сном, вытаскиваю из ящика стола фотографию, на которой стою у подножия Статуи Свободы в обнимку с высоким голубоглазым блондином. Я шмыгаю носом и поспешно засовываю фотку обратно. «Ладно, утро вечера мудренее».
***
«Когда-нибудь мы расскажем нашим детям о том, как познакомились, и они скажут: ‘Всё вы врёте, это слишком романтично!’» - я сама поражаюсь, откуда в моём засыпающем мозгу всплывает эта пророческая мысль.
Автор: Lalter45
Источник: https://litclubbs.ru/articles/36375-eto-mesto-svobodno.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: