Ни дня без строчки
Опять копался в своём архиве. Отыскалась при этом никого не заинтересовавшая книга, которой отдал я лет восемь жизни. Название её — "Русская лошадь. Иллюстрированная история орловского рысака". Грустно стало. Мы забываем и теряем свои символы. Думаю, народ, не берегущий свои символы, теряет и себя. Я когда-то много говорил и писал об этом. Но никого не убедил. Я сделал много иллюстраций к ней, как мог, конечно. Тут и фотографии, и рисунки, и скетчи, как на английский манер называются наброски на скорую руку. Недавно друг мой Володя Ковалевский успокоил меня следующим образом. Сегодня напечататься проще простого. Печатай во "всемирной паутине", например. И звучит неплохо — всемирная! И читатель, хоть один, да найдётся. Так что я, благословясь, кое что из найденного и напечатаю.
То, что давний спутник и друг человека — лошадь оказалась забытой и изгнанной из привычного круга повседневных забот и помыслов человека, на фоне общих наших теперешних потерь может показаться делом ничтожным. Однако бедность, вдруг постигшая нас, и в смысле достатка, но особенно в смысле духовности, складывается именно из таких потерь.
Помню, как вздрогнул я от неожиданности, прочитав в автобиографических записках Черчилля вот какую строчку: «Я не раз повторял, что замена лошади двигателем внутреннего сгорания стала одной из самых печальных вех в развитии человечества!». Да ведь и я всегда так думал, но чтобы сказать так, нужны решительность и мужество. Это не значит, что человек против прогресса. Он сказал только то, что вечное не может противоречить сегодняшнему дню. А, если оно входит в такое противоречие, значит, назревает что-то неладное в мире.
Я догадался потом, откуда у Джонатана Свифта взялись лучшие страницы его несбыточных представлений о справедливости и красоте власти, как именно выдумывал он черты идеального общества. Вот если бы лошади совершили переворот и стали во главе того порядка, который вершат пока так неудачно люди, каким бы стал этот порядок? Так, наверное, размышлял утопический писатель. Если лошадь так прекрасна внешне, значит, мысли, коль они у неё будут, и духовный облик её, коль он появится, должны быть столь же совершенны. Свифт просто попытался представить себе, насколько чудесны могли бы быть законы и правила жизни, если бы их выдумала лошадь. Он подогнал красоту возможного нашего бытия под совершенство лошади. Вот откуда взялись лучшие образцы его идеальных представлений о том, как должен жить человек.
Эх, не удержусь, всё-таки выпишу.
Вот какая гармония царила бы в мире, если бы мы были лошади: «Благородные гуингнмы от природы склонны ко всем добродетелям и не имеют никакого понятия о том, что такое зло. Основное правило жизни заключается для них в полном подчинении своего поведения руководству разума. Они отличаются изумительной способностью сразу постигать умом и чувством, что разумно, а что нет. А, поняв это, без всяких колебаний принимают к сведению разумное и отвергают то, что противоречит разуму. Поэтому долгие споры, ожесточённые пререкания, упорное отстаивание ложных или сомнительных мнений — пороки, неизвестные гуингнмам. Верность в дружбе и благожелательность — две их главные добродетели. Эти чувства гуингнм испытывает не только к своим близким и знакомым, но ко всему своему племени вообще… Гуингнмы считают, что разум и природа учат их одинаково любить всех себе подобных».
Мне кажется ничуть не странным, что в великой литературе этот приём использован, по крайней мере, дважды. Лев Толстой попытался влезть в шкуру лошади в своём «Холстомере». И провозгласил тоже от имени лошади свою мечту о совершенной жизни. Так что сам собой напрашивается вывод — хотите жить по-человечески, пытайтесь думать как лошади...