Мам, а чего ты не ушла от папы? Почему терпела всю жизнь?
Усевшись с ногами на старенький диван, Аня положила голову маме на колени. Она чувствовала, как отчаянно нуждается в ней. И потому с жадностью пыталась ухватить каждую секунду отведенного им времени.
Сама Аня уже была замужем и воспитывала годовалого сынишку. Но при любой возможности старалась заскочить к матери, Марии Николаевне. Так, переделав все дела по дому, женщины садились рядышком и просто болтали.
— Мам, а чего ты не ушла от папы? Почему терпела всю жизнь?
Аня всегда недолюбливала отца. Ей казалось ужасной несправедливостью то, как он относился к маме.
29 лет назад мама с отцом поженились и с этого момента все в жизни ее матери изменилось. Да, на самом деле, про отца говорили, что он неплохой человек. Работящий. С кучей идей. И всегда неугомонный. Но таким он был для людей. А его темная сторона открывалась семье. В тех редких случаях, когда отец был в хорошем настроении и трезвым, он мог небрежно потрепать дочек по голове и с горделивым видом бросить на стол несколько конфет. Мол, смотрите какой я, все для вас.
— Анечка, да не могла я по-другому, — покачала головой Мария Николаевна, нежно поглаживая дочь и смущенно разглядывая уже выцветшие в мелкий цветочек занавески на окнах. — Пыталась, да не смогла.
Аня хотела было что-то спросить у матери, но в это время к дивану подполз Алешка. Розовощекий, с непокорными завитками белокурых волос, Алешка был точной копией своего деда. Малыш дальше пополз по полу, что-то улюлюкая себе под нос. И женщины с любопытством и теплотой наблюдали за ним.
— Когда мы только поженились, стали жить у свекрови, — неожиданно продолжила Мария Николаевна, — вместе с нами жила золовка с мужем.
— Да-да, я помню, ты рассказывала, — хмыкнула Аня.
— Ну, сейчас не про них, дочка. Хотя они-то тоже сколько крови мне попопили. Мария Николаевна напряженно посмотрела в сторону входной двери, как будто боясь, что сейчас она откроется и в нее войдет свекровь со всей своей свитой.
– Работали мы тогда с отцом на железной дороге. Целый день на жаре или в холоде. Домой возвращались поздно. Уставала я очень сильно.
Все деньги отдавали свекрови баб Вере. И деньги-то зарабатывали неплохие. Да вот только их не видели.
Каждый вечер на старом обшарпанном столе нас ждала кастрюля с вареной картошкой. И жестяная миска. В которой лежала заветренная маленькая рыбка. Килька, кажется, называется.
И вот так изо дня в день: килька да картошка. Отец страшно злился. Но всегда мы слышали один ответ: «Грощив нема!»
— Дочка, ты не представляешь, как мне до чертиков надоела эта рыба. Утром перед работой я забегала к маме, твоей бабушке Поле, чтобы съесть краюшку хлеба да попить молока.
Аня погладила мать по руке, пытаясь придумать какие-нибудь ободряющие слова. Но ничего не пришло на ум. Уж больно она не любила всю родню по линии отца.
— Ну так вот, — продолжила Мария Николаевна, – как-то в субботу я убиралась в доме. Убрав в комнате, полезла мыть полы под кровать. Там я нашла трёхлитровую банку с кабашными семечками. И тут у меня мелькнула шальная мысль: взять жменьку семечек и отнести маме. Пусть в огороде посадит. Глядишь, в следующем году кабачки б и выросли.
Зачерпнула я рукой семечки, а там большой такой сверток бумажных денег, резинкой перевязанный. Я Николая, отца твоего, тихонько так позвала. Говорю: Николай, смотри, что нашла, денег сколько. Посмотрели, поудивлялись и на место положили.
А вечером опять на столе килька с картошкой. Тут твой отец и вспылил. Грощив, говорите, нема? Картошкой нас кормите! А у самих вон под кроватью куча денег лежит. Манька убиралась и нашла.
И тут дочка, не представляешь, как накинулись на меня все. Ах ты, воровка! Под кроватью, значит, лазишь. Деньги наши ищешь, считаешь. Мало все тебе. И как началось.
А я ведь, не поверишь, и не думала деньги-то воровать. Да и не знала я о них. А хоть бы и знала, рука б не поднялась.
Они орут. Какими только словами меня не обзывают. А мне обидно.
— Ох, и досталось тебе,— натужно-веселым голосом сказала Аня.
— Да, дочка, — вздохнула Мария Николаевна, — ох, и досталось.
— Но я тогда вспылила. Домой к ним я пришла со своим каким никаким приданым: кровать железная с сеткой, да пара подушек. На нервах, уж не помню, как разобрала я эту кровать. Повесила себе на одно плечо железное изголовье, в другую руку подушку и потопала по улице в свой старый дом. Иду, а сама думаю, как мама отнесется, примет ли?
Вдруг слышу – пыхтит что-то сзади у меня за спиной. Оборачиваюсь. А там отец твой с сеткой от кровати плетется. Вслед за мной, значит, отправился. Не смогла я, доченька, тогда его от себя отвадить, да так и остались мы с ним вместе. Дом построили. Вы с Валентиной появились.
А я нет-нет и вспоминаю тот день. Надо было гнать его обратно. Глядишь, и жизнь бы по-другому сложилась.
В комнате воцарилась тишина. Каждая из женщин погрузилась в свои мысли. Лишь маленький Алешка сопел на полу, перекладывая спички из одной коробочки в другую.
Мария Николаевна, без сомнения, была красивой и обаятельной женщиной. И Ане было безумно жаль ее. Годы, которые Мария Николаевна прожила со своим супругом, стали для нее тяжелым испытанием. Николай пил беспросветно. Бил ее. Однажды ей пришлось в одной сорочке зимой убегать из дома, потому что муж пришел домой не в настроении и кидался на нее с топором. А как-то вообще ушел к любовнице. И они с этой любовницей часто прогуливались под окнами дома. Специально, чтобы Мария все видела. А потом пришел проситься домой, падал, в ногах валялся, чтобы простила. И Мария простила, потому что не могла по-другому.
Много всего было. Да что вспоминать. Изменить уже ничего не получится.
– Дочка, всю жизнь мне твоя бабушка Поля говорила: «Маша, да что ж люди-то скажут», — снова прервала тишину Мария Николаевна, — так и прожила я жизнь с оглядкой на людей.
Только сейчас поняла, что ничего эти люди не скажут. Посудачат и забудут. А ты потом вот так и остаешься один на один со своей прожитой жизнью. И воротить уж ничего нельзя.
Ты, доченька, живи, как сердце велит. Не позволяй другим тобой руководить. Вон какая ты у меня красавица, – улыбнулась Мария Николаевна и чмокнула дочь в макушку.
Через несколько месяцев Марии Николаевны не стало. Врачи сказали, что рак беспощаден и сделал свое дело. А Аня винила во всем отца. Это он довел маму до такого состояния.
Не могла она ему в глаза сказать все, что думает. Так и прожила с болью в сердце и обидой за маму. Когда отец заболев Альцгеймером, уже не мог сам себя обслуживать, ухаживала за ним, сидела рядом бессонными ночами, кормила с ложечки. Как когда-то и маму. Потому что не могла по-другому. А вот простить так и не получилось.