После общего ужина возвращаюсь в нашу пещеру. Мысли текут вяло, словно обмелевшая река, цепляются за незначительные детали, удушливым туманом рассеиваются в голове. Сама не замечаю, как погружаюсь в тяжёлую тревожную дремоту. Сны, вязкие и обрывочные, одолевают утомлённый мозг. Последнее видение, что бегу куда‑то переулкам, едва освещённым тусклыми фонарями, спотыкаюсь, падаю, ползу на четвереньках, обдирая колени и ладони в кровь. Встаю через силу и снова бегу, но шатает из стороны в сторону, трясёт всё тело, так что картинка скачет перед глазами. С недовольным стоном просыпаюсь, и первое, что вижу, это склонённое лицо Гали надо мной. Снова уговаривает меня бежать к костру, но я мотаю головой и отворачиваюсь к стене. Татарка уходит, громко хлопая дверью на прощанье.
Жду Рейна! И он, наконец-то, возвращается! Как только оказываюсь в его объятиях, откат накрывает меня, практически, раздавливает собой. Напряжение этого дня лавиной ухает вниз, заставляя лужицей растечься перед волком. Ноги, руки крупно дрожат, мысли путаются, на глазах выступают слёзы. Всё, что я могу, это – дышать. Втягивать глубоко в себя такой родной запах. Моё безопасное место. Тёмное и тёплое. Прикрываю глаза. Мне кажется, что мы вместе были всегда. Жизнь до Рейна воспринимается сном, пустым и глупым. Просто, черновик. Слышу, как у самого моего уха гулко бьётся его сильное сердце. Так уверенно, будто и мою кровь разгоняет. Бьётся для нас двоих.
И так тоскливо вдруг становится. Такая пронзительная ночь, такое щемящее чувство внутри, словно, мы одни в целой Вселенной. И в голове вдруг очень чётко проносится мысль, что это конец. Мы обречены. Утром Гестапо вытравит всю пещерную стаю за попытку побега. Этот вечер наш последний. Кожа моментально становится гусиной, вздрагиваю, сердце испуганно, отчаянно бьётся в груди. Ощущение, что больше ничего уже не будет, было лишь секунду, но таким реальным, что меня колотит, как после кошмарного вещего сна.
– Что такое? – хмурится Рейн, заботливо разглядывая меня, крепко стискивает моё плечо, прижимая к себе, – Ты дрожишь, Рин. Живот болит?! Не молчи!
Сглатываю, пытаясь успокоиться.
«Это просто глупые страхи. Всё будет хорошо!»
– Знаешь, это ведь может быть последний наш вечер вместе, – отвечаю шёпотом, – На секунду представила…
– Не надо. Всё получится! – отрезает Рейн.
– Ты же сам так не думаешь. Признайся! – с тихим жаром возражаю, – Ты же столько времени спорил с Тором, не поддавался на его уговоры. Сам в него не верил!
– Но др-р-ругого плана нет, а что остается ещё, как не вер-р-рить! Зачем об этом сейчас?! – рычит волк раздражённо и садится на постели, отстраняясь от меня.
Устало трёт лицо ладонями, пока глажу его широкую, напряжённую спину.
– Рейн, просто, хотела сказать, что… – сажусь рядом, целую его плечо, обнимаю за шею и пытаюсь заглянуть в янтарные, сощуренные в гневе глаза, – Что, если мы умрём, я… Рада, что всё сложилось так. Что очутилась тут, встретила тебя, что почувствовала себя не бракованной самкой, а будущей матерью… Всё это и так слишком много для меня, понимаешь?! Никогда даже не надеялась…
– Замолчи! Ты, словно, прощаешься… Не надо пр-р-рощаться со мной! – Рейн хмурит брови и исподлобья сверлит меня тяжёлым взглядом.
Вздыхаю, касаюсь ладонью его колючей впалой щеки в попытке успокоить.
– Просто, знай, что этого достаточно для меня!
– Но не для меня! – рычит он в ответ.
Рейн резко хватает меня за шею, опрокидывая на шкуры. Янтарные глаза как угли светятся в полумраке пещеры. Кажется, расплавят меня сейчас, душу выжгут. Но я не боюсь его. Наоборот лоснюсь к волку, прижимаясь всем телом, обвиваю руками напряжённые каменные плечи. Он такой горячий. Ладони жжёт от температуры его кожи, словно к печке прикоснулась. Это зверь, наверно, мечется в нём, ввергая хозяина в лихорадку. Смотрим друг другу в глаза. И кожей чувствую, как утекают наши секунды, хочется ещё поговорить, а не ругаться, послушать его низкий бархатный голос, успокоиться и уснуть в его объятиях.
– Как Тор стал вождём?
Рейн занимает любимую позу, откидывается на шкуры, положив одну руку под голову, а второй крепче прижимая к себе и, устремив рассеянный взгляд в каменный свод потолка, начинает медленно говорить, будто взвешивая и обдумывая каждое вылетевшее слово.
– Он был весь скользкий какой-то, хитрый и ленивый. Одна радость – рассказывал хорошо. А такие здесь, в тайге, ценятся не меньше женщин. После тяжёлого дня бывает так хорошо посидеть у огня на главной поляне и послушать чьи-то складные байки.
Рейн сбивается, прижимается носом к моей макушке, глубоко вдыхает запах волос, гладит по голове.
– Дальше давай, – подгоняю его.
– Да… Так вот Тор, как ты уже заметила, отлично разбирается в травах, а с лекарствами в тайге туго, сама понимаешь… Кстати, мазь, которой я твою рану на плече залечил, тоже Тор изготовил. Поэтому, когда умер прежний вождь, и Тор вызвался стать главарём, многие его поддержали. В человечьем обличии он древний старик, а волк у него самый крупный и сильный в стае. Ты же знаешь, оборотни выбирают вождя не по человеку. Всё с ним хорошо, только вот одержим желанием убежать отсюда. Но как?! Он ищет любую лазейку. Тор рассказал мне как-то, что через костёр может пройти не только женщина, как думают все вокруг, а любое, вообще, существо, на которое надет ошейник–передатчик. И более того, если девушку обнять и прыгнуть в костёр вместе с ней, то и ты перенесёшься невредимым, как одежда, которая на ней надета.
– Это правда? – широко распахиваю глаза, приподнимаясь с груди волка, – Так чего же мы ждём! Проводи меня до костра, и мы окажемся у меня дома уже завтра. Гестапо же не имеет права тронуть того, кто прошёл через костёр, так?
– Рин, – криво улыбается Рейн, остужая мой пыл, – Откуда нам знать, правда это или нет? Ты готова броситься в костёр и заживо сгореть, поверив в байки какого-то старика? Я вот нет… И тебя не пущу!
Взгляд волка скользит вниз по мне и выразительно замирает на животе.
– Но подожди, дай рассказать дальше, рыжая! – горько ухмыляется он.
Надув губы, опять укладываюсь ему на грудь, чтобы внимательно слушать.
– Пятнадцать лет назад узники как-то догадались об этой особенности ошейников. И сначала один оборотень прыгнул вместе с девушкой в костёр и оказался на её родине, потом второй, третий… С тех пор прыгунов встречали палачи Гестапо, чтобы отправлять девушек домой, а волков, прошедших с ними, убивать. И вроде бы с несколькими так и сделали, но потом решили, что проще будет ужесточить закон и наказывать за побег одной самки целую стаю. Это оказалось верной, хоть и жестокой тактикой – кто согласится умирать за чужую свободу и не свою самку. В итоге, насколько мы знаем, уже десять лет, как никто из «Чёртовой дюжины» не добирается до костра. Сами волки не дают, убивая девушек раньше. Так что теперь сложно сказать, куда же приведёт прыгнувших костёр, даже если Тор и правду сказал о том, как было раньше. Вполне возможно, что он уже, вообще, никуда не ведёт… Мы, просто, заживо сгорим, если прыгнем.
– И что же делать? – охаю я.
– Довериться Тору, конечно, – как-то слишком беспечно отвечает Рейн. – Это наш единственный шанс!
Рейн ещё не знает, что отец сдался на милость Кайзера, лишь бы спасти нас и наших детей. И чувство, что это конец, снова расползается где-то внизу живота сосущим, колючим холодом. Давлю его. Ну и что. Пусть! Когда говорила, что ни о чём не жалею, я не врала.