Тема отображения мирской власти (а мы сегодня поговорим только о ней) в изобразительном искусстве крайне древняя и разнообразная, чтобы сколь нибудь объемно осветить ее в рамках данной небольшой статьи. Попробуем же, однако, вкратце показать как правители и идеологии разных эпох обращались к художественной репрезентации своего могущества.
Начнем с Древнего Египта.
Конечно, и в первобытном обществе люди, находящиеся на вершине иерархии, стремились отмечать себя и свои захоронения особым образом, отличая их тем самым от остальных обитателей общества. Но только в Египте периода Древнего Царства (32 - 24 вв. до н.э.) получили распространение монументальные памятники искусства, подчеркивавшие каким значимым правителем является фараон, замысливший столь грандиозные сооружения (надо сказать, что строиться они начинали еще при жизни правителя).
Пирамида Хеопса или "великая пирамида" до начала 14-го века н.э., остававшаяся самой высокой постройкой на Земле, была возведена в некрополе египетских царей - Гизе около 4500 лет назад. Внутри нее находилась камера с самим забальзамированным фараоном, а вокруг колоссального сооружения высотой почти 140 метров - небольшие по размеру пирамидки для его жен и сооружения для лодок, на которых он бы путешествовал в загробном мире.
Пирамиды Хеопса, его сына - Хефрена, а так же отца - Снофру стали, таким образом, одними из первых и уж точно, превышающими все что было сделано раньше в истории человечества, объектами, целью которых было ошеломить подданных государства и внушить уважение перед властью.
Однако Египетская цивилизация знала не только монументальную архитектуру, но и оставила после себя множество великолепных образцов скульптурной пластики, представлявшей своих правителей.
Египтяне умели передать в скульптуре жизнеподобие, которое даже сейчас поражает сходством с моделью и яркостью подмеченных черт, но, когда дело касалось изображения своих правителей, то на первый план выступали другие задачи - показать их вневременное величие перед лицом вечности. Даже, если отдельные индивидуальные черты порой и оставались, все равно - главное было увековечить царя в истории, показать его неизменность посреди "мелких" житейских бурь.
Следующим крупным периодом в истории искусства принято считать Античность.
В Древней Греции и раннем периоде Древнего Рима государственным строем была демократия, поэтому особой задачи показать власть во всем ее могуществе у стоящих на верху социальной лестницы не возникало.
Но вот с изменением формы правления в Риме с республики на империю ситуация поменялась.
Античная живопись в целом сохранилась плохо и, в основном, в отрывочных фрагментах. Так что на авансцену вышла скульптура и два ее главных представителя того времени - статуя и бюст.
Для Рима, в отличии от Египта с его "вневременностью" портретируемых или для Греции, где скульпторы стремились передать то общее, что есть прекрасного в человеке в принципе, крайне важным было показать как выглядел тот, чье изображение высечено в мраморе или отлито в бронзе, на самом деле. Телесные изъяны, особенности, свойственные каждому индивиду, стали считаться не постыдным, а, наоборот, достойным того, чтобы быть изображенными. На авансцену истории вышла личность!
Конечно, внутри многовековой эволюции римского скульптурного портрета происходило множество изменений и смен тенденций, но, все же, главной чертой можно назвать жизнеподобие (то сглаженное некой героической идеальностью, то стремящееся к предельной натуралистичности).
В портретах императоров проявляются их личностные качества. Например, Марк Аврелий, бывший в том числе и философом, хотел, чтобы его изображали с атрибутом искателей истины - бородой.
А, любивший выступать вместе с гладиаторами на арене, Коммод - в львиной шкуре.
На закате империи, во времена хаоса в императоры нередко выбивались люди, представляющие армию. Таковы например Филипп Аравитянин и Максим Фракиец. Естественным считалось передать их брутальную силу и неаристократические черты. Изменился дух времени и изменился запрос людей - они должны были знать, кто ими управляет.
Но еще больше изменился дух империи с утверждением в ней христианства. С этой поры началась совершенно новая эпоха. И искусство, разумеется, быстро и чутко отреагировало на изменившиеся условия.
Император теперь - не только властитель и не живой полубог, но персона, которая поставлена Христом руководить, здесь, на Земле, остальными людьми. И, конечно, он не может быть человеком, лишенным, обращенных ввысь, помыслов и черт. Именно так представлено дошедшее до нас лишь фрагментарно (лишь одна голова достигает 2.5 метров в высоту), изображение Константина Великого, императора, сделавшего христианство официальной религией Римской империи - человека уже не только плоти, но и духа.
Колосс Константина стал в искусстве переходным этапом между Античностью и Средними веками.
Европейская культура ( а мы говорим именно о ней, о единой, пусть и запутанной линии, что связывает Древний Египет и современность) встала на путь религиозности.
Император, отколовшейся, восточной части Римской империей, получившей название - Византия, изображен в виде "донатора" - человека, заказавшего постройку храма и приносящего вместе со своей свитой в церковь богатые дары.
В западной части Европы значение правителя как человека, получившему свой "надел" от самого Бога, проявлялось не меньше. Отражение этого можно увидеть, например, в такой иллюстрации из "Евангелия Лютара".
Не углубляясь в несметный калейдоскоп образов средневековых мозаик и миниатюр, перейдем к следующему крупному повороту в истории репрезентации человека в целом и правителя, в частности - к Ренессансу.
Ренессанс самим своим названием предполагает возвращение к идеалам Античности, значению земного облика человека, его самобытности, но, теперь уже проникнутой всем богатством внутреннего мира, философичной духовности. Согласно гуманистической философии того времени художники должны были передать человека в его нерасторжимом единстве индивидуального и типического, реального и идеального. Целью было изобразить модель одновременно такой, какой она была и такой, какой она могла бы быть в соответствии с представлением эпохи о возвышенном.
Человек власти здесь - господин мира, но и господин над самим собой. Он сдержан, умен, свободен в своих помыслах. Да, человек эпохи Возрождения еще не потерял "страха Божьего", но, возможно, впервые в истории, становится сам главным вершителем совей судьбы.
Однако постепенно ясность Кватроченто сменяется сначала сомнениями в столь идеализированном взгляде на человека в Высоком Возрождении, а потом в еще более проявившем себя кризисе понимания личности самой себя в эпоху барокко.
Уже в этом, выполненном Тицианом в середине 16 века, конном портрете испанского короля и императора Священной Римской империи переданы и мятежность природы на заднем фоне и более сложный, подвижный колорит. Мир и стремления людей становятся динамичнее, более неуловимыми.
А еще через сто лет в знаменитом портрете понтифика кисти Диего Веласкеса сквозь призму каноничного парадного портрета настолько явственно проступает внутренний мир изображаемого, что сам Иннокентий X сказал, принимая работу у художника : "Troppo vero!", имея ввиду, что тот раскрыл в нет то, что Папа, вероятно, хотел бы утаить от глаз посторонних.
Работы Рубенса - воплощение самого духа барокко, стремящегося познать мир в его огромности, почти избыточности и герцоги с королями с его картин подчиняются настроениям этого Zeitgeist.
Минуя следующий после барокко крупный стиль - рококо, отправимся еще на столетие с лишним вперед, в конец 18-го века, чтобы обратиться к примерам стиля, ставшего новой культурной нормой в искусстве Европы.
Классицизм - стиль, о котором пойдет речь, возник раньше, еще в 17 веке, но, соседствуя в то время с барокко и представляя по сравнению с ним, скорее определенную, более сдержанную и строгую тенденцию культуры, нежели ее парадигму, вышел на пик своей популярности к началу небывалых социальных преобразований следующего столетия. Речь, разумеется, о Великой французской революции и связанных с ней переменах в представлениях о том, какие должны быть взаимоотношения между народом и властью.
Написанная за несколько лет до революционных событий, картина являет нам новый запрос общества на свое устройство. Братья Горации - персонажи античной истории - поклялись сражаться до последнего против врагов, которые посягнули на свободу Рима. С пафосом переданный гражданский идеал отвечал настроениям наиболее радикальных представителей народа Франции того времени. Франция же тогда была образцом почти для всего Старого Света. Наступал новый, более жесткий, чем раньше мир. "Женский" мягкий и утонченный мир века 18 уступал место новому веку - войн и революций.
Да, впереди было еще воцарение с небывалой пышностью на престол Наполеона, который сам (что было огромной пощечиной сложившимся традициям) короновал себя императором французов.
Но уже в этой коронации, и в том, как она была отображена в полотнах Давида и Энгра чувствовалось, что время королей уходит - начиналась совсем другая эпоха. Эпоха утопий и идеологий с их борьбой между коллективизмом и тиранией, в которой часто было не отличить одно от другого.
Перешагнув в век 20-й, в его бури, гром его пушек и, одновременно, гул заводов, давших электрический свет и тепло в миллионы домов, мы сталкиваемся с совсем другими формами репрезентации властных институций. Выбор, поистине, велик. И если художники модернисты, в особенности, конечно, представлявшие Россию, поначалу мало заботились о том как отражать, стоящую на верхушке социальной иерархии власть буржуа и аристократии, то после 1917 года в нашей стране и после 1933 - в Германии все изменилось.
От образов всеобщего строительства Нового, небывало перекраивающего ткань старого мира и через тернии ведущего человечество в счастливое будущее, искусство ранней Советской республики постепенно начало, под влиянием как внешних, так и внутренних факторов, переходить к более сдержанным образам государства. В котором, сначала незаметно, но потом все увереннее, стало мрачно подниматься знамя тоталитарного полубога - коллективного воплощения, сведенных до состояния винтиков машины, обитателей страны.
Похожие процессы обожествления диктатора и коллективного тела партии мы можем видеть и в другом обществе, сыгравшем ключевую роль в истории прошлого века.
К счастью, времена тоталитарных режимов по большей части прошли и основная часть человечества несет в себе память о том, что такое "культ личности". Но власть никуда не делась и, возможно, будет существовать столько же, сколько наш биологический вид.
И, пожалуй что, нет лучшего выражения для ее символа сейчас, чем вот этот, ничего не значащий, "щенок" американского художника Джеффа Кунса. Не значащего ничего, кроме того, что он стоит очень много денег и эти деньги готовы заплатить.
Автор статьи - старший научный сотрудник ЦПИИ Евгений Лятовицкий