18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ КАРАУЛОВЫМ АНДРЕЕМ ВИКТОРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА КАРАУЛОВА АНДРЕЯ ВИКТОРОВИЧА
Озвучку он ненавидел. А кто любит озвучку?
Год уже, как съемки закончились, русское актерство, потому и русское, что оно с душой… - разве можно повторить самозабвение?
Великая Елена Полевицкая, играя Катерину в «Грозе», так - однажды - вошла в роль, что выскочила из театра на берег реки.
Топиться! В эту минуту она действительно была Катей Кабановой… - Насилу остановили: очнулась она на крутоярье, на берегу Ангары (это был Иркутск, а не Калинов Островского), март-месяц, морозы, на Ангаре – лед… - А неровен час, бросилась бы в полынью. Очевидцы говорили потом (даже статья была в местной газете), что Елена Александровна вечером того же дня пила водку в ресторанчике, где все было скверно и дешево, посмеиваясь над собой: доигралась, утратила ощущение сцены…
Смоктуновский тоже болен этой болезнью. Он все время перерабатывает; первоначальный замысел разрастается у Смоктуновского как тесто на дрожжах. Ему бы - остановиться, отдышаться, а он, великий рудокоп, копает, копает, копает…
Смоктуновский только что перенес инфаркт. Врачи предупредили, что этот (обширный) инфаркт у него - не первый. Значит все другие инфаркты Смоктуновский перенес на ногах.
За что же муки такие? – История Полевицкой его не удивила: в «Царе Федоре» с ним случалось тоже самое. Он не выскакивал, конечно, как сумасшедший, из театра и не искал берег Волги, но часами, до утра, валялся у себя в гримерке после спектакля - совершенно разбитый.
А если б выпил сейчас, не дай Бог, хоть рюмку водки, как это делал, все время, через стеночку от него Евгений Валерьянович Самойлов, ему бы стало, наверное, еще хуже и еще тревожнее…
Как говорил Перец Маркиш, «вы сами берете себя за руку и ведете себя на казнь…»
…От нечего делать, Леночка, звукорежиссер «Мосфильма», рисовала на монтажном листе каких-то чертиков. Режиссер Наумов отправился на проходную встречать Армена Джигарханяна, а Иннокентий Михайлович - задремал: дорога на «Мосфильм» его утомила.
Болит сердце, болит! Кажется, кто-то крепко держит сердце Иннокентия Михайловича в своей руке и все время сжимает его как резиновую грушу.
Сожмет – отпустит, сожмет – отпустит, сожмет - отпустит…
Армен – гад, конечно, все время опаздывает, хотя вчера, в санатории, за их столиком, клялся, что явится на озвучку «как петух по солнцу».
Иннокентий Михайлович глазам своим не поверил, когда в санатории, где он долечивал инфаркт, нарисовался Армен.
Санаторий знаменит: в 66-ом здесь умерла Анна Ахматова. Накануне Анна Андреевна долго гуляла с подругой по парку, потом вдруг тяжело облокотилась на ее плечо, присела на скамейку и попросила о помощи…
– Отходились мои ноженьки, – прошептала Ахматова…
Скамейка похожа на гроб. С тех пор к ней никто не подходит. А он - подошел. Сел…
Зачем?
Из любопытства, наверное…
Там, в санатории, Армен сразу бросился за его столик. А куда же еще!? Армен заказал ужин (за такие отбивные, извините, судить надо) и бросился говорить, говорить, говорить…
Заболтает любого! В новом фильме Наумова, именно Армен Джигарханян его главный и - по сути - единственный, партнер.
Иннокентий Михайлович (а он все всем видит подвох) решил, что Наумов специально снарядил к нему Армена. Ясно же, что Смоктуновский пошлет их с озвучкой: какая озвучка, если только что был инфаркт?
А фильм - в самом деле странный. Только сейчас все фильмы странные. И все они… - где же ты, «Мосфильм»!.. - сделаны на скорую руку; кино, не похожее на кино!
Деньги нужны. Иннокентию Михайловичу очень нужны деньги. В его семье никто сейчас не работает. Сын пристрастился к выпивке, у Маши, его дочери, тоже не все так, как надо: Иннокентий Михайлович устроил Машу в Большой театр, но она так быстро толстеет, что ее почти не выпускают на сцену…
– Держи свои нервы в порядке, - приказывает Соломка, его жена.
Как же он любит Суламифь Михайловну! Что было бы с ним, если бы не было Соломки? Он - ни к чему не приспособлен. Может, конечно, сходить в магазин, это - пожалуйста, но там его обязательно обсчитают.
Не рожден он для жизни - только для сцены. Смоктуновский знал: он ужасно раздражает коллег. У Смоктуновского – слабый голос. На сцене его почти не слышно. В «Царе Федоре» актер Евгений Весник, известный хохмач, однажды, как и он, Смоктуновский, перешел на шепот.
Режиссер Равенских остановил репетицию:
– Прекратите бормотать, Евгений Яковлевич!
– Почему? - удивился Вестник. - Ему, – он небрежно кивнул на Смоктуновского, – можно, а мне нельзя?!
Малый театр не принял Иннокентия Михайловича.
Герой-любовник, которого вот-вот выставят за дверь!..
Так же было и у Товстоногова. На репетициях «Идиота», актеры издевались над Смоктуновским как могли. Особенно – Полицемайко, «народный СССР»:
– Голубчик, вам не надо ничего играть… «Идиот», голубчик, это о вас! Покажете себя, свою физиономию… и - все, голубчик, спектакль состоялся, так что не мучайте, пожалуйста, ни себя, ни нас…
Сволочи! Все актеры сволочи!
А он? Тоже сволочь?..
…Иннокентий Михайлович дремал с полчаса, не меньше. Может, и хорошо, что Армен опаздывает?
– Доброе утро, Иннокентий Михайлович, – улыбалась Леночка.
Сладкая дрожь приятной волной пробежала по его телу.
– Доброе... – он притворно растворился в улыбке. Иннокентий Михайлович всегда с удовольствием улыбался тем, кто находился рядом с ним… улыбался и - никого не видел.
Смотрел поверх голов. - Смоктуновский так сроднился с этой своей «масочкой», что он и сам уже не понимал, почему он никого к себе не подпускает?..
Иннокентий Михайлович улыбался Леночке вполне искренно, как если бы в его спальню вошла бы сейчас Соломка - с завтраком на подносе, где не только чашечка кофе (он очень любил кофе), но и настоящие французские круассаны, лучше - с шоколадом, хотя если круассаны - настоящие, в них не шоколад должен быть, а мягкое какао…
В последнее время Смоктуновский серьезно увлекся Любой Полищук. Он не стеснялся встречать Любу после спектаклей в «Эрмитаже», только по большому счету это все, конечно, ни о чем, просто актеры - они как поэты, им нельзя без увлечений, скисают, им очень трудно живется без влюбленности и без мечты!
– Простите, Леночка, я храпел?
Он ласково посматривал на девушку. Рыжая, с косой и коса завита на голове, как пшеничный колосок…
– Вы не храпели, а сопели, – усмехнулась Леночка. И добавила:
– Сладко-сладко… Прям... по-детски!
Иннокентий Михайлович растекался в истоме.
– Знаете, Леночка… Есть такие улитки, они спят целых три года! Представляете?! Спят! Я тоже хочу быть улиткой. Улитка – мой кумир!
– Так поспите еще, – предложила Леночка. – Армен Борисович прибудут минут через сорок, он звонил.
Почему Джигарханян все время опаздывает? Привык, что ему все прощают?
…На съемках «Короля Лира» актер Олег Даль, игравший Шута, мог быть «под шафе». Режиссер Козинцев прощал ему все, что угодно. Со времен «Гамлета», Иннокентий Михайлович иронично относился к Козинцеву: сценарий фильма (Козинцев был автором сценария) называл «идиотским» и был уверен, что музыка Шостаковича, звучавшая как отдельная симфония, этот фильм безнадежно испортила.
Почему Далю все сходило с рук?
– Вы не понимаете, - объяснял Козинцев, - он не жилец.
Ну хорошо: Даль устал от жизни и жить - не хотел. В конце жизни, он сам довел себя до чудовищного состояния и прожил-то всего-ничего: 39 лет. А Армен? Так, как Армен Борисович любит жизнь, ее никто не любит, даже такой жизнелюб, как певец Слава Пьявко, главный в Москве Дон-Жуан!
– …Нахал, – поморщился Смоктуновский. – Вы подумайте, Леночка: господин Черчилль напивался два раза в день, до 87, до инсульта, ел все, что хотел, даже при диете, дышал только дымом, сигару не выпускал, а прожил 90 лет!..
Знаете... – Иннокентий Михайлович стал вдруг как заговорщик, – ...знаете почему? Черчилль - как улитка. Он всегда спал после обеда. Черчилль и правда похож на улитку, – вы… вы не находите..?
…У Смоктуновского - сверхчувствительность птицы. Ему всегда интересно с самим собой. И - всегда нескучно. Ему есть о чем поговорить с собой и о чем поспорить, а спорил он - сам с собой - постоянно. - Вот если бы «Гроза» Полевицкой, это был бы фильм, а не спектакль? Разве здесь, на озвучке, в этой тупой, изнуряющей студии, где вокруг тебя - только змеиные головы микрофонов… разве здесь можно повторить тот актерский взлет?
Полная гибель, между прочим! Всерьез!
…Даже засыпая, Иннокентий Михайлович засыпал не сразу. Ворочался, ворочался, ворочался; его разгоряченный, уставший за день мозг не мог отключиться. - Да, конечно: сыграть можно все, что угодно, любой «взлет» и любое «падение», но если роль вдруг так закрутила тебя, что сцена (была и нет) просто улетает у тебя из-под ног... – послушайте, господа режиссеры, такие минуты не повторяются!
Андрей Александрович Миронов, commediante in fortuna, в Риге, на гастролях, не доиграл «Женитьбу Фигаро». Упал прямо в руки графа Альмавивы – Саши Ширвиндта.
Бедный Андрей! Уйти в 46 лет от аневризмы мозга… - замечательный нейрохирург Эдуард Кандель, случайно оказавшийся, в тот вечер, на Рижском взморье, в Юрмале, скажет потом, после операции: череп Андрея был залит кровью и в этом адском бульоне плавали кусочки его мозга…
На словах: «Да! Мне известно, что некий вельможа был к ней одно время неравнодушен…», Фигаро–Миронов вдруг стал пятиться назад, прислонился спиной к витому узору беседки, и еще раз, уже не совсем членораздельно, попытался сказать те же самые слова:
– Мне известно… некий… вельможа…
К нему подскочил Ширвиндт.
– Голова, Саша... голова… – тихо бормотал Андрей…
Вместе с директором театра Ушаковым, в «Скорую» юркнула дочь Миронова – Маша. И когда «Скорая» подлетела к больнице, Миронов, вдруг, договорил все слова из монолога Фигаро, которые он не успел произнести на сцене:
– Ее… разлюбил… она оказывает… предпочтение мне…
Мозг разорван, мозг! Но актер Андрей Миронов отстраняет собственную смерть:
–…она оказывает… предпочтение мне…
Смерть, отойди!
Еще четыре слова, недоговоренные там, на сцене... только тогда я умру…
Что происходит с актером, когда он вдруг забывает на сцене, что он актер?
Кто ответит на этот вопрос?..
Леночка была сама любезность:
– Кофе, Иннокентий Михайлович? С молочком?..
– О да, конечно... – разулыбался он. – Хотя, подождите… мне нельзя кофе! Врачи говорят - перепил, для желудка… скверно…
Сказав это, он вдруг так опечалился, будто услышал смертный приговор.
Леночка с опаской глядела на Иннокентия Михайловича. Коллеги предупредили ее, что он – немножечко «тюкнутый».
– Скажите, а вы поете? – неожиданно спросила Леночка.
Смоктуновский опешил.
– Я?.. Как ворона.
– Надо же... – смутилась девчонка. – И как тогда актеру жить? Боярский говорит, что выживают сейчас только те, кто поет.
– В переходах? - Смоктуновский.
– На корпоративах, Иннокентий Михайлович!
– Значит, я не выживу... – кивнул Смоктуновский и опять закрыл глаза…
…Там, где Смоктуновский, всегда, в любой его работе, есть интеллектуальная изощренность. Герои Смоктуновского не имеют собственных характеристик. На каждом спектакле он создает их заново. Начинает с нуля! Сознание этих людей не пришло - пока - в их самосознание. Такое впечатление, что Смоктуновский все время, в каждой роли, ищет «философский камень», а находит… показывает… множество химических и физических соединений. Он не играет, он как бы просачивается в роль. Текучесть сознания. Его сознание не имеет устойчивых свойств. Какие-то мысли, идеи, догадки появляются у Смоктуновского с каждым новым спектаклем, по ходу игры. Создать образ для Смоктуновского - это все равно, что написать книгу, а большие книги быстро не пишутся.
Дело, конечно, не во «вхождении в роль», а во вхождении – всякий раз – в мысль. В такое эмоциональное состояние, когда ты - совсем уже не «ты», «Другой стал человек», - как говорит в «Царе Федоре» князь Василий Иванович Шуйский.
И кто знает, кто объяснит, что происходит с актером, с его психофизикой, с его «подкоркой», если угодно, когда актер находится, как Полевицкая, на пороге между жизнью и смертью?
...На «Мосфильме» сейчас как на кладбище. В коридорах почти нет людей, индустрия стоит, павильоны полууничтожены, везде мусор, грязь…
Сад, заложенный Довженко, вот-вот будет вырублен, на месте сада будет построен огромный жилой комплекс, элитные «Ключи»…
И с отвращением читая жизнь мою…
Он сам сделал себя глубоко несчастным человеком.