Есть у меня знакомец, который даже сейчас, на глубокой пенсии, больше всего боится, что кому-то станет известно его, скажем так, неаристократическое происхождение...
Казалось бы, да кому в голову такое взбредёт? На вид - типичный столичный интеллигент в 100500 поколении. Отличное университетское образование, вышколен до лоска, обаятелен, солидная карьера за плечами. А вот поди ж ты — боится...
А ведь я, например, узнав ненароком, в каком убожестве он рос, какую судьбу та среда могла ему с легкостью обеспечить, зауважал его ещё больше.
Ведь поистине - «человек, который сделал себя сам». Проявив недюжинные ум, волю, трудолюбие, таланты, наконец...
И мне кажется, пытаясь вычеркнуть из своей жизни то, что было в её начале, он сам умаляет совершенное. Унижает свои труды, обесценивает те усилия, которые предпринимал, выдираясь из той малопривлекательной среды. И оскорбляет тех, кто, продобно ему, прорывался из сумерек жизни к свету.
В твоём барачном «на миру»
так мало было «миру – мира»…
Барак, глазаст и многорук,
пропахший щёлочью от стирок
и едким чадом очага,
висевшим в общей грязной кухне,
тебя душил и гнал в бега –
иначе мир, казалось, рухнет…
И ты ушел в лихой побег
в индийских джинсах, майке мятой,
не зная, где найдёшь ночлег
без этих тошных ароматов.
По разным ты бежал местам -
и не везде ночлег давали,
а мир барачный по пятам
шел за тобой - по магистралям,
лесным тропинкам, без дорог,
и сторожил на перевалах,
был неотвязен, крепконог,
и ничего его не брало.
Бежал ты, путая следы,
а он распутывал умело,
и хищно дергался кадык,
и кулаки его зудели,
а всё же ты сумел уйти,
погоня след твой потеряла,
и твой заклятый побратим –
он в дух барачный залежалый
вернулся, не добыв тебя,
не по зубам ему добыча…
Но до сих пор, в глазах рябя,
барачный мир, косноязычен,
расхристан, хамовит и пошл,
все норовит - тебе под ноги…
Он ненавистен, нехорош,
но он - в начале был дороги…
(с)