Привет Wellel! Хочу вам рассказать историю, как я много потерял, но и приобрел. Размен, конечно, не равноценный, но иначе было бы все намного хуже.
Немного о себе. Мне шестьдесят семь лет. Всю жизнь проработал врачом-терапевтом. А супруга моя Ирина – медсестрой в больнице. Дети тоже по медицинской стезе пошли, да и внуки, скорее всего, медиками будут.
Я человек по своему складу всегда был суровый, не очень общительный. А супруга, наоборот, с каждым встречным-поперечным языком цеплялась. Подруг у нее много было, что меня, признаюсь честно, иногда раздражало. Но мы прожили вместе очень долго. Поняли и приняли друг друга, как это бывает в крепких семьях.
Моя супруга очень любила разную живность. То попугайчики волнистые у нас дома жили, то кот. Целых пятнадцать лет прожила маленькая болонка, с которой супруга носилась, как с малым дитем.
Я особо не вмешивался, но и удовольствия мне это не доставляло. Полная антисанитария, особенно когда по диванам собака прыгает. Но терпел, не скандалил, даже привязался по-своему к этой Бусинке.
Когда мы стали постарше, и сильно постарше, животных в нашем доме больше не случалось. Жили для себя, оба вышли на пенсию. Опять-таки дача много сил отнимала. А я еще и подрабатывал участковым по вызовам.
Однажды супруга пошла в магазин. Когда вернулась, слышу, в коридоре какой-то писк. Вышел, а там черный лохматый комочек и лужица на полу.
— Где ты это взяла? – Помню, закричал я.
— В подъезде лежал, подбросил кто-то. А я не смогла пройти. — Растерянно сказала жена.
Естественно, я сказал тут же вернуть щенка туда, где взяла. А она, естественно, не послушалась. И понесла его на кухню кормить молоком.
Так началась наша война. Я требовал, чтобы она убрала живность. Ирина Николаевна моя ни в какую не соглашалась. И на аргументы что нам уже по шестьдесят, и через десять-пятнадцать лет, когда сил совсем не будет, как мы сможем справляться с собакой, никак не реагировала. Она назвала его Черныш и постоянно ворковала над ним.
Щенок неуклюже бегал по всей квартире, оставляя за собой лужицы, кучки и пытался тявкать. Меня это раздражало до бесконечности.
Что она нашла в этом блоховозе?
Наконец, я сдался. Но к новому постояльцу испытывал стойкую неприязнь. Тем более, что Черныш рос не по дням, а по часам, и к году вымахал в здоровенного пса, напоминающего овчарку.
Я снова завел разговор, что такие большие собаки должны жить в вольерах. Ирина со мной согласилась, но сказала, что раз дома у нас нет, Черныш будет жить в квартире. А на даче построим ему вольер.
Так прошло пять лет. Я смирился и даже привык к псу. Только гулять с ним категорически отказывался. Всем занималась жена. Даже не гладил его никогда.
Так прошло семь лет. Жили мы неплохо: радовались успехам детей, занимались с внуками. Но потом случилось страшное: Ирина моя в двух шагах от дома попала под машину. И – все.
Так мы и осиротели все в одночасье. Я был сломлен горем, разбит, даже трудно словами описать, что я тогда чувствовал. Просто лежал в кровати, иногда вставал, чтобы покормить Черныша. Но он ничего не ел, а только выл. И я готов был завыть с ним вместе. Дети постоянно приходили, но и им было нелегко, ведь они потеряли мать.
Так продолжалось довольно долго. Но однажды черныш – исхудавший до ребер – подошел ко мне и лизнул в щеку. И прыгнул ко мне в постель, словно согревая и пытаясь что-то сказать. И вот тут я понял, что не один.
С этого момента мы с Чернышом стали оживать. Для меня он стал всем: семьей, другом, опорой. И я для него тоже. И еще он – это память об Ирине.
Постепенно между нами сложилась крепкая мужская дружба. Мы понимаем друг друга с полувзгляда, когда я ухожу, он ждет меня. Но чаще мы гуляем вместе. Размеренно, неторопливо, как и полагается немолодым джентльменам.
Сегодня Чернышу условно исполнилось двенадцать лет, ведь я знаю дату его рождения лишь условно. Сварил ему шикарную говяжью кость по случаю. Он грыз и благодарно посматривал на меня.
Живи, друг! Как можно дольше. Тогда и я буду жить.