Залив Таджура,
запад
Аденского залива.
Близ крепости Сагалло.
Гр-р-рах!
Столб воды пополам с пеной вырос у борта авизо, в воздух полетели обломки. Эхо, отразившееся от прибрежных холмов ещё перекатывалось над бухтой, а новомосковцы, все до единого, уже бежали к воде. Когда столб, поднятый взрывом опал, глазам Матвея – он наблюдал за отбытием французов с крепостной стены, вместе с землемером Егором – предстало пугающее зрелище. Несчастное авизо завалилось на правый бок, так, что красные, ещё вращающиеся плицы левого колеса целиком показалось из воды; противоположный борт, наоборот, ушёл в воду так, что не было больше видно ни лееров, ни громоздкого полукруглого кожуха гребного колеса. Правое крыло мостика уже коснулось воды; крошечные человеческие фигурки, едва различимые с такого расстояния, скатывались со вставшей дыбом палубы в воду. Канонерка быстро погружалась – вот вода залила мостик, вот она лизнула левый, задранный под неестественно крутым углом фальшборт, вот захлестнула кожух левого колеса. И вдруг палуба, по которой уже вовсю гуляли волны, раскололась изнутри, выбросив огромный столб снежно-белого пара.
- Котёл взорвался… - прошептал землемер. – Ну, теперь всё, амба..
Матвею отчаянно хотелось зажмуриться и зажать ладонями уши, чтобы не слышать гула, шипения, рёва и прорывающихся сквозь эту какофонию криков мучительной боли, издаваемых людьми, которые варились сейчас заживо – но н не шевельнулся, впитывая всеми органами чувств эту чудовищную симфонию катастрофы.
От берега уже отчалили лодки – и понеслись к месту гибели «Пэнгвэна», подгоняемые яростными ударами вёсел. Судно уже погрузилось целиком – над водой торчали только мачты, труба да верхушка одного из колёсных кожухов – авизо село на дно с креном примерно в двадцать пять градусов. Море вокруг всё было в точках – то ли обломки, то ли человеческие головы; плавала вверх дном сорванная взрывом с кильблоков шлюпка, и Матвей видел, как на неё, как на спину торчащего из воды кита, лезут крошечные чёрные фигурки.
Что вы там встали? – раздалось снизу. – Остелецкий, в расстёгнутом кителе, без фуражки, махал им рукой. – быстро вниз – и к берегу, к берегу! Осадчий со своими орлами побежал за подводными костюмами - надо поскорее осмотреть судно, понять, что это так здорово бабахнуло. И Тимофея отыщите, пусть хватает свои инструменты, бинты, что ему ещё понадобится - там наверняка полно раненых!
Матвей от этих криков словно пришёл в себя – дёрнул за рукав землемера Егора и кубарем скатился по деревянной лестнице, приставленной к стене.
Французский авизо «Пэнгвэн» появился в бухте часов в пять пополуночи. Подошёл, встал на якорь напротив крепости, демонстративно развернув на неё свои игрушечные пушечки и дал жиденький залп – то ли приветствуя полощущийся над башней ашиновский флаг, то ли оповещая обитателей Новой Москвы о своём прибытии. Последнее уже не требовалось – поселенцы все до единого уже высыпали на берег и с тревогой наблюдали за действиями пришельцев. Спустя полчаса от борта отвалила нарядная гичка и, подгоняемая дружными взмахами вёсел, понеслась к берегу. С опозданием со стены крепости ударила пушка – одно из двух старинных турецких орудий, которые по приказу Ашинова затащили на стену, и в качестве пробы произвели несколько выстрелов, рассчитывая, прежде произвести впечатление на толкущихся на рынке местных негров. Поражённые таким зрелищем, они наверняка разнесут по окрестным селениям известие о том, что у русских пришельцев теперь есть пушки, а значит – соваться к ним с оружием не стоит.
Пока проводились все эти салютации, Матвей, занявший удобный наблюдательный пункт на стене, рядом с импровизированной батареей, рассматривал авизо. Это было самое маленькое и, наверняка, самое уродливое судно стоящей в Обоке эскадры. Тупоносый, приземистый, со слегка откинутыми назад мачтами и тонкой дымовой трубой, несущий по два больших гребных колеса, «Пэнгвэн» больше походил на портовый буксир или волжский речной пароход, по недоразумению заполучивший на свою палубу боевые орудия.
Официальный визит не затянулся. Выбравшегося из шлюпки офицера провели в крепость, где его принял Ашинов. По такому случаю он нарядился в парадный бешмет с серебряными газырями, наборным пояском, на который он для пущей убедительности нацепил кинжал в чеканных, выложенных бирюзой ножнах. Остелецкий присутствовал при беседе, чтобы, если возникнет необходимость, образумить «вольного атамана» - зная его неуёмную натуру, штабс-капитан опасался, что беседа быстро превратится в фарс, а то и склоку.
И ведь не ошибся! Гость, предъявивший в качестве верительных грамот послание к Ашинову от губернатора Обока, потребовал: во-первых, прекратить терроризировать местное население (далее следовал список обид, причинённых новомосковцами окрестным племенам); во-вторых, очистить незаконно занятую крепость (на стол легла копия документа, подтверждающего приобретение Сагалло французским правительством) и вообще, убраться с подконтрольных Франции территорий.
На это требование (довольно наглое, как отметил про себя Остелецкий, хотя и не лишённое оснований) «вольный атаман» ответил, что владеет крепостью и этими землями по праву, на основании соглашений, заключённых с чернокожими владыками. Возможно, он полагал, что знакомство и даже дружеские отношения с некоторыми весьма известными представителями французского общества – достаточный залог безопасности как его самого, так и основанного им поселения, а резкую реакцию губернатора Обока относил на счёт несогласованности действий колониальных властей с политикой метрополии. А может, дело было в невероятной самоуверенности «вольного атамана» - качестве, неизменно выручавшем его в коридорах российской власти?
Так или иначе, француз, видимо, готовый к такому ответу, предложил Ашинова уладить разногласия с губернатором лично – для этого «вольному атаману» предлагалось незамедлительно отправиться в Обок на борту «Пэнгвэна». Авизо, заверил офицер, готово выйти в море, и уже через считанные часы monsieur ataman будет побеседовать с губернатором в его особняке.
Реакция Ашинова (успевшего перед встречей с посланником приложиться к полуштофу «казёнки») оказалась именно такова, какую и ожидал Остелецкий. Для начала, атаман матерно обругал французский авизо – «вы бы ещё рыбацкую шаланду за мной прислали!» – после чего наотрез отказался куда-то плыть.
– Если вашему губернатору охота посмотреть на русских, пусть сам к нам и едет! – заявил он и тут же, без перехода, предложил посланнику отобедать чем Бог послал, особо упирая на достаточное количество водки, которую по его словам «вы в своих Парижах в жисть не нюхали!»
Офицер, несколько шокированный подобным обращением, от застолья отказался – и потребовал хотя бы спустить поднятый а башне флаг.
– Ещё чего! - разозлился «вольный атаман». - Мы есть российские подданные, и спускать флаг по требованию всяких заграничных шаромыжников не обязаны. А, ежели вам надо свой флаг поднять, тут пустого места навалом!
И ткнул пальцем в россыпь камней и песка недалеко от крепостной стены.
Остелецкий попытался принять участие в разговоре, но Ашинов уже никого не слушал. Велел подать перцовки, набулькал полные стаканы и себе и обоим собеседникам, после чего завёл привычную историю – заговорил о поддержке, которой его предприятие пользуется у российских властей, вплоть до самого государя императора. Упоминая о венценосце, «вольный атаман» почтительно понижал голос и указующим жестом поднимал палец к потолку.
Но посланника французского губернатора эти разговоры не впечатлили. Убедившись, что проку от дальнейшего его пребывания в Сагалло не предвидится, он встал и начал прощаться. Ашинов, успевший уже изрядно догнаться перцовкой, ответил малоцензурным бормотанием, самым приличным из которого было "…катитесь вы к своей парижской богоматери!..» Остелецкий не знал, то ли хвататься за голову, то ли бежать прочь от срама, то ли опустошить один за другим пару стаканов горькой - потому как хуже уже не будет, ибо некуда. Разозлённый, моряк, сумевший, однако, удержаться, в рамках дипломатического протокола, покинул крепость и вернулся на «Пэнгвэн», а «вольный атаман» делал вслед ему со стены неприличные жесты. На этот раз обошлось без салютов; авизо поднял пары и двинулся к выходу из бухты.
И – вот результат. Плывущий над бухтой дым, взбаламученная вода, плавающие среди обломков головы тех, кому повезло уцелеть, глухой гомон собравшейся на берегу толпы – и никакого, ни малейшего представления о том, что делать дальше. Французы, как ясно осознавал Матвей, не простят гибели своего корабля – а противопоставить орудиям эскадры и штыкам иностранных легионеров, из которых состоит гарнизон Обока, новомосковцам, по сути, нечего. Да и затевать конфликт, чреватый серьёзными дипломатическими осложнениями с одним из союзников Российской империи, не имея на это никаких полномочий – не приведёт ли это к тому, что вместо абиссинской «вольной станицы» они проведут последующие несколько лет своей жизни даже не во французской тюрьме, на сибирской каторге?
- Ну, что скажете, друзья? Событие, сами понимаете, чрезвычайное, и очень крепко нам аукнется, причём в самое ближайшее время.
Они собрались всего через час после трагедии в заливе, и не в полном составе, отсутствовал медик Тимофей, отказавшийся оставить раненых. В последний момент явился унтер Осадчий – пахнущий морской водой, с мокрой шевелюрой и бородой, и очень, очень недовольный.
- Полагаете, Вениамин Палыч, наши пропажи как-то с этим связана? – спросил Матвей. Штабс-капитан ввёл в своём «штабе» армейские порядки, согласно которым на подобных советах первым высказывался младший по званию.
- Чудак человек, а с чем же ещё? – ухмыльнулся землемер. - Не само же это корыто взлетело на воздух, наверняка кто-то позаботился. А динамит и твоя гремучая ртуть для того и служит, чтобы взрывы устраивать!
- Погодите, Егор, не так всё просто... – Остелецкий поднял руку, и землемер со стуком захлопнул рот. – То есть, вы правы, конечно, связь напрашивается сама собой. Я готов поверить, что злоумышленник изготовил из краденых компонентов запал, соорудил динамитную бомбу, вроде той, которой взорвали государя императора... Но вот дальше-то что? Подплыл на лодке и швырнул бомбу в борт «Пэнгвэна»? Матвей Фаддеич, поправьте, если я ошибаюсь: для того, чтобы запал сработал, ему нужно сильное сотрясение?
Матвей оживился. И дело было не только в обращении по имени-отчеству, которое ему нечасто доводилось слышать в свой адрес. Юноша знал, что с химией и взрывным делом Остелецкий знаком не хуже, а, пожалуй, что и лучше его – однако же, обращается за подтверждением, значит, ценит его мнение, уважает. Надо было соответствовать, так что, прежде чем ответить, молодой человек солидно откашлялся.
- Именно так, Вениамин Палыч, всё правильно. Без сильного сотрясения никак не обойтись - например, кинуть свёрток с бомбой под ноги жертве, на мостовую или в окно проезжающей кареты. Если швырнуть с размаху о борт судна - тоже сойдёт. Надо только, чтобы свинцовый грузик сдвинулся достаточно резко, чтобы раздавить стеклянную трубочку с кислотой, и…
- Спасибо, подробности можно опустить. – Остелецкий перебил мягко, но решительно. – Я в общих чертах представляю себе устройство запала. Но в таком случае выходит, что наш подрывник – самоубийца?
- Вот уж вряд ли… - землемер покачал головой. – Это же не наши товарищи из «Наро…
Закончить опасную фразу штабс-капитан ему не дал.
- Это я и имел в виду. Ладно, от господ народовольцев можно было ждать подобного самопожертвования – но у нас-то налицо игры с политическим подтекстом, и играют в них никак не революционеры, а шпионы, секретные агенты. А среди этой публики фанатиков не держат – поверьте моему жизненному опыту…
Матвей едва не поперхнулся – выходило, что Остелецкий только почти прямо признал, что является разведчиком, шпионом. Впрочем… разве в этом были сомнения?
- Вашсокобродие, позвольте? – прогудел Осадчий.
- Говорите, унтер. – штабс-капитан кивнул, не отрываясь от набросанной карандашом схемы бухты с отмеченным местом гибели «Пэнгвэна».
- Воришка энтот – он ведь не только динамит стащил, но и маску и водолапти стащил, верно?
Остелецкий поднял на него глаза - острые, пронзительные. Осадчий, поймав взгляд начальства, крякнул и отвёл глаза.
- Я так думаю, вашсокобродь: подплыл он к борту под водой, с дыхательной трубкой и маской, бомбу с собой тащил. От воды её укупорить нетрудно, А там – нырнул, подплыл к гребному колесу и прицепил к плицам бомбу на лине. Французы – они ведь взорвались, как только с якоря стали сниматься?
- Да, так и есть… медленно произнёс Остелецкий. - Я как раз смотрел на авизо в бинокль и ясно всё видел. Действительно, судно даже с места сдвинуться не успела, только пена пошла из-под гребного колеса…
- Вот я и говорю, вашсокобродь! – унтер расплылся в довольной улыбке. – Колесо стало стал крутиться, сперва медленно. Линь подтянул бомбу, та о плицы ударилась – и бах!
- Матвей Фаддеич, что скажете? - штабс-капитан в упор посмотрел на гимназиста, и тому стало неуютно под этим взглядом. - Вы у нас главный специалист по этим запалам!
- А что, вполне реально… если, конечно, бомба побыла в воде недолго.
- Унтер?
- Полчаса, не больше. У него, паскудины, водолапти были, а судно стояло всего в паре кабельтовых от берега – долго ли доплыть? Ежели бы я это делал, то завернул бы в несколько слоёв промасленной бумаги, поверх каждого слоя обмазал бы солидолом, и – в мешок из просмолённой холстины. Уж час-то точно продержится, и воды ни капли не пропустит!
Остелецкий подумал, потом кивнул.
- Что ж, будем считать, что метод действия предполагаемого взрывника мы установили. Что с командой французского судна, унтер?
- Из сорока двух человек мёртвых семнадцать - кого при взрыве побило, кого насмерть обварило паром, кто потонул. Мы их из воды вытащили, сейчас на берегу лежат, под брезентами. Из тех, что живые, почти все пораненные, Тимофей Евграфыч сказывали – не один ещё богу душу отдаст...
- А капитана авизо нашли?
- Помер, сердешный. – вздохнул Осадчий. - Взрывом его оглушило, захлебнулся, не откачали. А офицерик, который к атаману приезжал – живой, только помятый маленько.
- Ну, хоть на том спасибо. – Остелецкий задумался, постукивая тупым концом карандаша по схеме. – Ашинов, если он совсем не спятил от всего этого, должен как можно скорее отослать его в Обок с письмом и объяснениями, что в случившемся нет нашей вины.
Землемер Егор состроил недоверчивую мину.
- Думаете, французы поверят этому клоуну? После того, что он устроил, когда принимал парламентёра?..
Описание «дипломатического» провала Ашинова уже разошлось по Новой Москве, и поселенцы наперебой материли «вольного атамана», полагая, что очередная его пьяная выходка вполне может обернуться большой бедой для всех. Остелецкий, похоже, был с ними вполне согласен.
- Сомнительно, Егор, весьма сомнительно. – Штабс-капитан отбросил в сторону карандаш, извлёк из кармана короткую глиняную трубку, закурил. – Видите ли, французской эскадрой командует адмирал Ольри, а он до сих пор не может простить нашим соотечественникам Крымской кампании. То ли он потерял там кого-то из друзей, то ли сам пострадал, я точно не знаю. Известно лишь, что он ненавидит само слово «Россия».
- Да уж, повезло… - Егор сокрушённо покачал головой.
- Именно. – согласился Остелецкий. - А может, невезение тут ни при чём, а у кого-то был точный расчёт?
Осадчий хлопнул себя по лбу, да так громко, что Матвей вздрогнул.
- А я-то думал, с чего это атаман дурит! Мне, вашбродь, один казачок из его свиты сказывал, будто Ашинов велел французов, которые живые, запереть в подвале крепости, и держать, пока не найдут того, кто взрыв устроил! Я-то простота, решил, что он виновника среди них искать собирается – а он, оказывается…
- решил, на случай, если французы не поверят в нашу непричастность к взрыву, взять заложников. – закончил за унтера Остелецкий.
Подумал – пока моряки у нас, адмирал Ольри не отважится атаковать Новую Москву? – брови землемера Егора удивлённо поползли вверх. – Но, позвольте, брать заложников – это какая-то дикая азиатчина, это против всех правил цивилизованной войны!
- Ну, во-первых, мы с Францией не воюем.. пока. – невесело усмехнулся штабс-капитан. - А во-вторых, вы совершенно правы, Егор. Боюсь, адмирал Ольри теперь взбесится окончательно, и нам остаётся одно – готовиться к обороне.
- Вот болван… - не выдержал Матвей. - Не адмирал, атаман…
- Оба они хороши… - буркнул землемер.
- Не могу не согласиться, Матвей Фаддеич. – На лице Остелецкого, только что встревоженном, снова играла ироническая улыбка. В любом случае, надо готовиться к обороне. А ещё - нам не помешал бы союзник на море.
Землемер развёл руками.
- Да где ж такого взять, Вениамин Палыч?
- А про канонерку «Бобр» забыли? Та самая, с которой боцман Семикозов, он нам почту нам возит.
- Точно! – обрадовано вскинулся Матвей. Русская канонерка с крашенным в белый цвет корпусом, низким полубаком, над которым нависал грозный ствол девятидюймовки, и ютовой полубашенкой шестидюймового орудия, возникла у него перед глазами. - Но как дать им знать, что нам нудна помощь?
- У крепости с утра стояли две посудины с арабскими командами. – сказал Остелецкий.- Ловцы жемчуга, с хорошей добычей. Зашли, чтобы взять пресной воды и купить провизии, а как рвануло – перепугались, подняли паруса и дёру! Думаю, отсюда они пойдут в Аден продавать улов. Лучше было бы, конечно, передать с ними письмо – но они и без этого разнесут известие о нашем происшествии по всем аденским кабакам, стоит только бросить там якорь. Так что есть надежда, что командир «Бобра» получит сведения вовремя. Я неплохо его знаю – поверьте, времени он терять не станет!
- Да, нам бы только продержаться до из прибытия. – вздохнул Егор. – Чем прикажете отбиваться от пушек эскадры – револьверами да «крынками»?
- Я бы мог изготовить ещё одну бомбу. – торопливо предложил Матвей. - Материалы для запала остались, динамит тоже есть…
- Спозвольте, вашсокобродь? – Осадчий не дал гимназисту договорить. – Я, когда ныряли к кораблику французскому, особо глянул, как там с его орудиями.
Остелецкий внимательно посмотрел на унтера.
- И… как?..
- Целы, вашсокобродь! Один револьверный «Гочкис» с цапф своротило и куда-то унесло, а остальные на своих местах, в исправности! И снаряды есть – немного правда, только в кранцах первых выстрелов. Там неглубоко, ежели постараться, то можно снять вместе с тумбами и поднять на лодки!
- Орудия значит… - Остелецкий задумался, впрочем, ненадолго. – Хвалю, унтер! Берите людей, лодки, канаты - всё, что нужно берите, и за дело! К утру чтобы всё подняли и привели в порядок! Справитесь?
- Непременно, вашсокобродь. – прогудел в ответ «пластун». – Всё сделаем в наилучшем виде!
- Вот и хорошо. – штабс-капитан поднялся, и Матвей, сообразивший что «штабное совещание» закончено, вскочил вслед за ним. - Вы, молодые люди, помогите унтеру, это сейчас важнее всего. А пока пойду к атаману. Надеюсь, он уже протрезвел в себя и способен хоть немного соображать. Хотя, надежды на это, честно говоря, немного - не тот человек Ашинов Николай Иванович, чтобы действовать разумно и взвешенно… к великому моему сожалению. А значит – что?
- Что? – недоумённо переспросил землемер Егор.
- А то, что придётся нам с вами брать дело в свои руки – если не хотим, разумеется, чтобы всё это закончилось очень-очень скверно.