— Да как пить дать, профессор ваш с Торум-Нэ спутался да и остался на горе! Не, ну а что? Баба она хорошая, видная… — Санёк любовно вырисовывал руками в воздухе очертания женской фигуры наподобие крутых песочных часов.
— Да тебе-то почём знать, трепло ты несчастное?! — весело прикрикнул профессор Штейнберг, руководитель нашей экспедиции на гору Тельпосиз.
— Почём, почём… Я, между прочим, в этих местах служил. Вот, помню, стоишь в наряде, а тут она… Прилетает такая, значит, подходит ко мне, халатик распахивает, а под ним — ничего. Грудь — во! Бёдра — во! — Санёк сложил руки необъятными полукружиями, — И в глаза так смотрит призывно, мол, вот она вся перед тобой стою, делай, что хочешь… Ну я и…
— Ну ты и проснулся, — закончил за него Рафик.
— А перед тобой — морда прапорщика и наряд вне очереди, — добавил Долгов, которого в экспедицию взяли не столько ради дела, сколько ради его вложений.
Группа взорвалась дружным хохотом. Все знали, что Санёк заливает так, что хоть сериалы снимай. Санёк не обижался. Ему, казалось, доставляли удовольствие эти небольшие импровизации различной степени правдоподобия.
— Шёл бы ты лучше воды набрал, пока возможность есть, — просмеявшись, распорядился Долгов.
Санёк лениво потянулся, но, тем не менее, проворно поднялся и отправился на речку, распевая "Где же ты моя Торум-Нэ?" на манер "Сулико".
Вот за эту-то лёгкость и незлобливость его, наверное, и взяли в поход. Санёк был шустрый и исполнительный, а то, что болтал много — так это даже веселее.
Десять лет назад в этих местах пропал профессор Суханский, выдающийся геолог и путешественник. Он один отправился на покорение Тельпосиз, и его следы терялись где-то в горах Северного Урала.
Мы надеялись узнать его дальнейшую судьбу, но я не обольщался. Десять лет — более чем достаточный срок, чтобы сгинуть в дикой местности без следа.
В отряде только и разговоров было, что о Торум-Нэ. Она была причиной, по которой мы отправились в это опасное и безнадёжное, на мой взгляд, путешествие.
Крылатая женщина, Небесная Дева или Торум-Нэ, как называли её манси, объявилась три месяца назад где-то на южном склоне Тельпосиз. Местные манси рассказывали, что дикая крылатая женщина воровала вяленое мясо — молнией слетала со скалистых обрывов и хватала острыми когтями тюки с провизией. Так же быстро она исчезала.
Манси считали её не то духом горы, не то богиней южного ледника. Иные даже говорили, что Торум-Нэ — гигантский крылатый ящер, оттаявший после миллионов лет во льдах… Я же считал, что это какой-нибудь особенно крупный орлан или орел-могильник, по какой-то неведомой прихоти природы обосновавшийся в горах.
Я не скрывал своего скептицизма, да это было и не важно. Энтузиазма Штейнберга с Долговым должно было хватить на весь отряд с лихвой. Меня наняли, чтобы я сопровождал экспедицию на Тельпосиз — главную вершину Северного Урала. Им нужен был опытный проводник, способный вывести отряд в это дикое и труднодоступное место, а мне, неприкаянному мастеру спорта по ориентированию, нужны были деньги.
Погода на горе Тельпосиз и в округе всегда неустойчивая, не зря её называют Гнездо ветров. Поздняя осень — не лучшее время для похода на Северный Урал, и потому я сразу предложил перенести экспедицию на полгода, но Штейнберг об этом и слышать не хотел. Он был уверен, что привязка Торум-Нэ к южному склону горы не случайна, и боялся упустить момент, упустить призрачную возможность войти в историю со своим Homo Volans[1].
Нас было пятеро. Профессор, учёный-антрополог Григорий Владленович Штейнберг из УрФУ им. Ельцина, он-то и организовал поход и возглавил экспедицию. С ним Андрей Юрьевич Долгов, бизнесмен из Челябинска. Ещё один человек в поисках сенсации: Долгов полагал, что сможет обогатиться на создании эксклюзивных туров к горе Небесной Девы. Торум-Нэ должна была стать приманкой для неискушеных искателей приключений, финальной точкой в череде туристических аттракционов. Я бы этого не желал ни одному живому существу, но совесть моя была чиста: я был твёрдо убеждён, что Торум-Нэ существует лишь в воображении горстки людей.
Штейнберг с Долговым как будто были старыми приятелями, но я не обманывался на этот счёт: экспедиции был нужен спонсор, потому профессор и вспомнил про Долгова и даже согласился взять его с собой.
В отряд также входили Рафик Габбасов — трейловый бегун и турист, мы с ним были знакомы по нескольким горным забегам; Санёк Касьянов — тот выполнял разные поручения Долгова и был лёгок на подъём; и я.
Мы с Саньком были самыми молодыми в отряде, мне недавно минуло тридцать, думаю, ему было примерно столько же.
Мы были похожи на молодых негров, которых нанимали белые английские колонизаторы во времена освоения Африки. Я, Саня, а ещё Рафик тащили основные запасы провианта, по очереди готовили еду и устанавливали палатки, а наши “ливингстоны”, не слишком-то подготовленные для дальних пеших походов по горам, безропотно сносили те неизбежные тяготы и лишения дальних экспедиции, которые нет возможности делегировать помощникам.
Вообще-то и Штейнбергу, и Долгову было кого отправить вместо себя, но для каждого на кону стояло слишком много. Каждый хотел быть революционером, первооткрывателем, пионером… А пионеры не берут дублёров.
С момента заброски прошла неделя. Из трёх вариантов маршрута Штейнберг выбрал самый сложный — пеший по хребтам, начиная с перевела Пеленер. Сплав по реке Щугор он отмёл, как наиболее популярный, а делиться целями нашей экспедиции он раньше времени ни с кем не хотел. К тому же, это была прямая дорога к южному склону Тельпосиз, к месту, где обитает неведомая человекоптица, которая то-ли есть, то-ли нет.
Мы перешли вброд довольно быструю реку Педчерем, преодолели две вершины Северного Урала, переходя с одного хребта на другой и изрядно намучавшись на спусках со склонов с мелким подвижным курумом, и теперь отдыхали в долине реки Тельпос у подножия горы Тельпосиз.
Один или с Рафиком я бы преодолел это расстояние в два раза быстрее, но престарелый Штейнберг подвернул ногу на склоне Мирон-Вань-Нёр, а здоровый широкоплечий Долгов, в свои сорок пять уже отрастивший пивной живот, слег со скачком артериального давления, едва мы ступили на северный склон Хальмерсале.
Так или иначе мы достигли подножия горы Тельпосиз. Рельеф местности изменился. Позади остались монотонные курумники и тундра. Гору окружали глубокие каменные чаши с пронзительно аквамариновыми озерами, а склоны были испещрены глубокими кулуарами, острыми каменными гребнями и скалистыми выступами. Темные породы подсвечивались ослепительными снежниками, по которым бродили скопления серых точек — оленьи стада.
Поток Тельпос вдавался в гору небольшим каньоном. В этом месте мерное течение реки прерывалось рядом бурных каскадов. Мы расположились поодаль от реки, укрывшись от ветра за широким каменным останцем.
Санёк отправился за водой, Рафик готовил обед. Я достал спутниковый коммуникатор — щедрый дар нашего благодетеля Долгова, чтобы связаться с Большой землей — сообщить о нашем местонахождении и узнать прогноз на ближайшие три дня. На душе было неспокойно.
Я не отличался суеверностью, но сложно было поверить, что суровый Тельпосиз так просто подпустит к себе чужаков с не самыми добрыми помыслами. Нет, суеверия тут были не при чём. Мой опыт говорил мне, сложнейшая гора Северного Урала в межсезонье не может не представлять опасность. При восхождении порывы ветра, дожди или снегопад могут сыграть злую шутку, особенно с нашим разношёрстным отрядом.
Прогноз погоды оказался неутешительным — с запада шёл мощный циклон, и в горах ожидался мокрый снег. Мои опасения стали сильнее, и я поделился ими с руководителем отряда.
— Григорий Владленович, я что сказать хотел… В общем, погода портится, нам в гору никак нельзя. Либо переждать, либо возвращаться. Учтите, долго ждать мы не можем, у нас провизии на три недели максимум.
Штейнберг снял очки, на мгновение закрыл глаза и с видом человека, уставшего слушать глупости, помассировал себе виски.
— Влад. Ты понимаешь, что ты говоришь? — сказал он, снова нацепив очки на нос, — Ты понимаешь, что у нас есть цель? Мы, по-твоему, семьдесят километров по горам просто так проскакали? Милая дружеская прогулка?
— Григорий Владленович, я всё понимаю, но…
— Не понимаешь! Ты, Влад, не понимаешь, что эта экспедиция значит для науки. Для общества! Мы ведь, может, обнаружим новую ветвь человеческой эволюции! Влад, мы, возможно, повернём ход истории, обнаружив альтернативную форму разумной жизни. Я, может, с детства… — профессор осёкся, нижняя губа у него задрожала.
— Если вы, профессор, с обледенелой скалы свалитесь или вас курумом прижмёт, некому будет великое открытие делать, — я пытался быть жёстким, чтобы образумить его.
Меньше всего я ожидал, что Штейнберг в ответ расплывётся в блаженной улыбке.
— А вот для этого, Влад, у нас есть вы! — победоносно провозгласил профессор, — Да, да! Я совершенно уверен, что опытный проводник вполне способен организовать для отряда безопасное восхождение. Как там в Библии говорится… “Если я пойду и долиною смертной тени, то не убоюсь… потому что ты со мной”.
Я ушам своим не поверил. Как будто опытный проводник способен разводить тучи руками или превращать скользкую сыпуху в ковровую дорожку!
— Вы меня с кем-то спутали. Я чудес не являю.
Профессор самодовольно хмыкнул.
Я развернулся, чтобы уйти.
— Не думайте, что я требую от вас невозможного, Влад, — проговорил он мне в спину, — Я не тороплю вас. Выгадайте момент, сходите в разведку. Знаю, вы найдёте для нас оптимальное решение.
Я хотел крикнуть, что старым маразматикам оптимальнее всего оставаться дома, но сдержался. Что толку? Мы уже ввязались в это. И я уже об этом крепко жалел.
***
Передохнув полчаса, мы с Саньком отправились в разведывательную радиалку. Я бы взял Рафика, но Долгов подсунул мне своего человека, и я не нашёл аргументов против. Погода пока ещё позволяла обследовать склоны, и мы хотели разыскать по возможности безопасный пологий кулуар для восхождения.
Мы пошли налегке, так как не собирались далеко отходить от лагеря, взяли с собой только тридцатилитровые рюкзаки с теплой и непромокаемой одеждой, воду, кое-какую фототехнику и фальшфейеры на случай встречи с медведем.
Небо хмурилось, но солнечный ореол отчётливо выделялся ярким пятном, а значит, тучи ещё не слишком сгустились, и у нас был шанс вернуться до начала дождя или снегопада. Порывы колючего ветра заставляли замедлять шаг, мы судорожно глотали холодный воздух и непрестанно щурили глаза. Говорить было сложно и не хотелось.
Довольно скоро мы нашли глубокий кулуар наподобие каменного коридора, уводящего на вершину по юго-восточному склону. Слева он был естественным образом огорожен скалистой стеной, здорово защищавшей от ветра, и у моего попутчика сразу же развязался язык.
— Ну старикан! Не успокоится, поди, пока мы эту крылатую бабу не разыщем. Вот и я говорю, сидел бы дома, кости грел. Так нет же! — простодушно рассуждал Санёк.
— А чего ж ты с ним пошёл, если тебе это так не нравится? — я не удержался, чтобы не спросить.
— А кто сказал, что не нравится? — ухмыльнулся Санёк, — я ж за любой кипишь, кроме голодовки! А ещё мне Долгов за это нормально так бабла отсыпал. А ты зачем?
Я открыл было рот, чтобы ответить, но что-то заставило меня обернуться. Возникло неприятное ощущение будто за нами следят, я спиной чувствовал чей-то взгляд.
Санёк тоже оглянулся.
— Чего там?
— Да так, показалось.
— Ну так а что, ты-то зачем пошёл? — не унимался Санёк.
— Природу люблю.
Я прибавил ходу, в надежде, что у Санька собьётся дыхание и он перестанет трещать. Моя задумка не сработала, и он продолжил нагружать мой слух своими бородатыми байками. Ни быстрый ход по горам, ни явное понимание того, что его слушают в лучшем случае вполуха, не мешали ему разглагольствовать. Интересно, что должно произойти, чтобы он заткнулся?
Я почувствовал соблазн выйти из защищённого коридора и подставиться всем ветрам — воздушные порывы на склонах Тельпосиз — лучшая затычка. Соблазн быстро улетучился. Снова возникло ощущение, что мы здесь не одни.
Санёк зарядил батарею анекдотов и сам же над ними гоготал. У меня в голове всё звучали слова, сказанные Штейнбергом.
"Если я пойду и долиною смертной тени…"
—… а вот слушай ещё один. Вы где отпуск провели?
"... то не убоюсь я зла,..."
— Первую половину в горах. А вторую?
"... потому что Ты со мной"
— А вторую — в гипсе, — Санёк заржал, — Актуалочка, а? А-а-а!
Санёк заорал, и я резко обернулся. Его неумолимо тащило вниз по дну заледеневшего кулуара. Санёк беспомощно перебирал руками, пытаясь ухватиться за скользкий выступ. Трекинговые палки запутались в ногах, и он их выпустил.
— Саня! — я опрометью кинулся вниз, стараясь двигаться боком и крепко вгоняя палки в промерзлую землю. Убиться тут с ним напару совсем не хотелось.
Его несло на опасный участок, где коридор давал крутой поворот, за которым начинался отвесный обрыв. Высоты этого обрыва с хватило бы с лихвой, чтобы переломить хребет или размозжить голову. Если Санёк не впишется в поворот…
Я сделал отчаянный выпад, больно грохнулся на живот и изо всех сил вытянул руку, чтобы схватить его.
Санёк неловко дёрнулся навстречу, но неукротимая сила скольжения уже настойчиво влекла его ноги к обрыву.
— Ну?! — я тянул к нему руку, упираясь палкой в выступ горной породы.
Саня конвульсивно корябал ногтями камни, дёрнулся вперёд ещё раз и ухнул вниз. Моя рука схватила воздух.
Я в ужасе зажмурился. Я должен был открыть глаза, должен.
Я подтянул к себе вторую палку, убедился, что упор закреплён, как следует, и выглянул за кромку поворота, отказываясь думать о том, что меня ждёт внизу.
Моим глазам открылась невообразимая, сюрреалистическая картина. Я не сразу понял, что происходит. Саня завис в воздухе, как будто зацепился рюкзаком за выступ на небольшой скале. Он ошалело крутил головой и нелепо дрыгал ногами. Я бы расхохотался, если бы мгновение назад не считал его погибшим.
Я вгляделся в картину чудесного избавления, было в ней что-то неправильное, противоестественное. Я решил, что от всего пережитого зрение начало подводить.
Скала, на которой болтался Санёк, левитировала над каменным ущельем, плыла по воздуху против всех законов физики.
От скалы отделились два симметричных фрагмента, края которых легко взметнулись к небу, и мощным движением оттолкнувшись от воздушных масс, опустились вниз. Санька вместе со скалой подбросило вверх, и я, наконец, понял, кому мой незадачливый попутчик обязан жизнью.
То, что я принял за скалу, оказалось необъятным, грубо скроенным из шкур одеянием, по форме напоминающим купол. По цвету оно мало чем отличалось от окружавших нас бурых и серых пород, неудивительно, что издали я принял его за большой камень.
Симметричные фрагменты несомненно были огромными крыльями. Несколько взмахов — и бледное, испуганное лицо Сани поравнялось с моим. Торум-Нэ подняла Саню над кулуаром и отпустила хватку. Он мешком плюхнулся на мелкие камни, я схватил его за шкирку и оттащил подальше от обрыва.
Я поскорее обернулся. Торум-Нэ зависла в воздухе в нескольких метрах от нас. Я мог разглядеть её лицо.
Она, казалось, вся состояла из острых углов. На смуглом, вытянутом лице блестели жёлтые, глубоко посаженные глаза. Длинный и острый, словно клюв хищной птицы, нос почти соприкасался с тонкой верхней губой.
Резкие черты странно гармонировали с разномастными шкурами её одеяния, которые топорщились, будучи схваченными между собой под самыми невероятными углами. Она выглядела дикой, грубой, но всё-таки она была человеком.
Конечно, ничего общего с той знойной красоткой, про которую болтал Санёк.
Санёк…
Я посмотрел на него как раз в тот момент, когда он с непривычно жёстким выражением лица ринулся вперёд.
— Влад, держи! Держи скорее! — он уцепился за край наряда Торум-Нэ и попытался стащить дикую женщину вниз.
Небесная Дева издала пронзительный птичий вопль, от которого у меня дыбом встали волосы на загривке. Торум-Нэ взмахнула крыльями, устремившись вверх и стараясь высвободиться.
— Да помоги же ты! — надрывался Санёк, насилу удерживая Торум-Нэ.
Мои ноги словно вросли в землю, я не мог пошевелиться.
Торум-Нэ изловчилась дать Сане пинка. Он отлетел к каменной стене, а Небесная Дева, взметнув крыльями и бросив на нас яростный взгляд, унеслась ввысь.
Саня стоял на четвереньках и тряс башкой, чтобы прийти в себя.
— Ты что, мать твою, делаешь?! — заорал он вдруг.
— А ты?! — заорал я в ответ, — Совсем охренел, да? Она тебя вытащила! Тебя!
Саня тяжело и часто дышал. Наконец, он сплюнул, словно говоря, что разговор окончен, и натянул рюкзак.
— Пошли обратно, — буркнул он. Я не стал спорить, и мы двинулись к лагерю.
***
К стоянке подошли уже в сумерках. На обратном пути зарядил мелкий дождь. Мы то и дело оскальзывались на влажном склоне, приходилось идти медленно и осторожно. Ближе к выходу из кулуара Санёк припустил вперёд, невзирая на повторный риск свернуть себе шею — чему я в свете последних событий не стал бы сильно препятствовать. Один раз он-таки поскользнулся и часть пути проехал на заднице — так спешил сообщить Штейнбергу и Долгову потрясающую новость.
От рассказа Сани Штейнберг пришёл в полный восторг. Ну ещё бы! Отправиться в простую разведку и сразу же натолкнуться на цель всего похода! Живая, настоящая Торум-Нэ! Женщина-птица! Небесная Дева!
Рафик таращил глаза на Саню. Он, как и я, до последнего не верил в существование человекоптицы. Долгов предложил выпить за успешный исход экспедиции, но Штейнберг строго одернул его, напомнив, что цель ещё не достигнута по вине одного из членов отряда.
Все посмотрели на меня.
— Влад, вы должны объясниться. Я вас не понимаю, — Штейнберг был мной недоволен.
— Вы меня взяли, чтобы я вывел отряд на южную сторону Тельпосиз. Свою работу я выполняю. Брать в плен женщин, проводить опыты, или что вы там себе придумали делать, я не нанимался.
— Я вас нанял, чтобы вы всеми доступными способами помогали отряду в достижении нашей цели. А вы, Влад, вы… Я, честное слово, не знаю, что с вами делать! — Штейнберг по-светски невесело рассмеялся.
Меня обступили профессор с Долговым и Саня. Я понял, что это угроза, и с облегчением заметил, что среди окружающих нет Рафика. Он стоял поодаль в напряжённой позе и, казалось, готовился к драке.
— Без меня вам отсюда не выбраться, — сказал я с нарочитой уверенностью, которой на самом деле у меня не было
— Это правда, — спокойно заметил Штейнберг, — без вас нам бы туго пришлось. Вы чрезвычайно ценный кадр, Влад, и нам бы совершенно не хотелось… портить с вами отношения. Всегда можно договориться! Мы же цивилизованные люди, а не звери какие-то, — с елейной улыбкой закончил профессор.
Насчёт зверей я бы поспорил, но тут ко мне приблизился Долгов.
— Хрен тебе, а не гонорар, если будешь ломаться! — рявкнул он, и Штейнберг увлёк его в сторону для разговора.
Мы остались с Саней с глазу на глаз.
— Сволочь ты, — без обиняков выдал я Саньку, — Она тебе жизнь спасла.
Саня подошёл ко мне вплотную. Обычно смеющиеся маленькие голубые глазки смотрели зло, свирепо. И почему его все добряком считают?
— Я своё дело знаю, в отличие от тебя, — он с силой ткнул мне пальцем в грудь.
Я выдержал его взгляд. Он хотел сказать что-то ещё, но передумал, отвернулся и пошёл в палатку.
Санёк был из той категории людей, которые не помнят сделанное им добро, не ведают сомнений и действуют по праву силы. Силой были влияние Штейнберга и деньги Долгова. Тупая самоуверенность вышколенного пса — отличный тандем с беспринципными амбициями его хозяев.
Я вдруг почувствовал, что ужасно устал. Хотелось упасть и забыться. Рафик поднёс мне миску с остывающей похлебкой, я благодарно принял её и махом проглотил содержимое.
Оставалось пережить ежевечернюю сходку, которую Долгов по привычке называл оперативкой. Сегодня нам было о чём поговорить.
***
Я вышел из палатки в два часа ночи, когда все ещё спали. Завёл будильник на 1.50, на самый тихий режим, о том, что я решил покинуть лагерь в одиночку, никто не должен был узнать, даже Рафик. Я не сомневался в том, что он не даст меня в обиду, а вот согласится-ли рисковать собой ради какой-то призрачной Небесной Девы я не был уверен.
Во время оперативки я с отвращением понял, с кем имею дело. Чем ближе становилась вожделенная цель наших лидеров, тем ниже сползали благовидные маски, тем чудовищнее оказывались средства, которым они готовы были воспользоваться.
Штейнберг объявил охоту. Торум-Нэ была диковинной зверушкой, а мы должны были стать гончими псами, идущим по следу.
Небесная дева была сильной, возможно, сильнее всех нас, вместе взятых. Брать её голыми руками было все равно, что идти с пробковым ружьём на разъяренного кабана.
Оказалось, у Штейнберга был заготовлен пневмопистолет со снотворным. Нашей задачей было обездвижить её на то короткие время, что понадобится, чтобы прицелиться и нажать на курок. О дальнейшей судьбе пленённой Торум-Нэ мне даже думать не хотелось.
Долгов, как выяснилось, тоже готовился к охоте, у него в нагрудном кармане также оказался пистолет, и я сильно ошибусь, если скажу, что он был заряжен патронами с резиновыми пулями.
Чем больше я слушал обсуждения, тем отчетливее понимал, что скорее сам схвачу пулю, чем буду в этом участвовать.
Дело было не в каком-то особом благородстве. Я точно знал: если отдам невинную женщину на растерзание этим зверям, то уже не смогу нормально жить, не смогу спокойно смотреть людям в глаза до конца моих дней.
Оставалось одно — опередить их, предупредить Торум-Нэ, сделать так, чтобы она покинула Тельпосиз или хотя бы надёжно спряталась.
Я намеревался добраться до того рокового поворота до рассвета и отыскать в округе подходящую площадку. Мне нужно было сделать кое-какие приготовления. Я собирался встретить Торум-Нэ вместе с восходом солнца.
***
Первую часть пути мне пришлось двигаться в темноте, благо из-за туч выглянула луна, и блестящие снежники мягко ряссеивали её свет. Я боялся включать налобный фонарь, ведь луч света на тёмном склоне мог привлечь нежелательное внимание.
Я надеялся, что моё отсутствие заметят уже после рассвета. Судя по прогнозу, утром погода должна была испортиться, ожидался снег с дождём, и я рассчитывал, что благоразумие и осторожность возьмут верх, и Штейнберг с компанией побоятся лезть в горы. К тому моменту, когда погода наладится, и они доберутся сюда, Торум-Нэ уже будет далеко.
Двигаться приходилось осторожно, под ногами то и дело скатывался мелкий курум. В холодном лунном свете серые и бурые породы казались аспидно-черными. Зайдя в уже знакомый коридор я с облегчением включил фонарь.
Практически без затруднений добрался до поворота, с которого днем улетел Саня, и поднялся выше. К моему удовлетворению, я быстро отыскал небольшой пятачок, с двух сторон огороженный каменным стенами. Я сел, привалился спиной к одной из них и взялся за дело.
С собой у меня был небольшой котелок с радиатором и баллончик газа. Через несколько минут над плато парил соблазнительный аромат горячей пищи.
Я выставил котелок с разваренным сублимированным мясом на середину пятачка, отошёл обратно к стене и стал ждать. Завязывался рассвет. Я ждал, спокойно прикрыв глаза. Я знал, что она появится. Я знал, что она голодна.
Сейчас.
Я открыл глаза. Торум-Нэ стояла на противоположной стороне плато и поедала глазами мясо. Она не решалась подойти к котелку, потому что рядом был я.
Я медленно встал, боясь её спугнуть.
— Друг, — отчётливо произнёс я, положив ладонь себе на грудь. Поднял руки и неспеша повернулся вокруг собственной оси. Я хотел, чтобы она видела, что у меня с собой нет ничего опасного.
— Друг, — повторил я.
Я не был уверен, что она понимает мою речь. Торум-Нэ смотрела на меня неизъяснимым взглядом: не то прикидывала в уме, можно ли мне доверять, не то готовилась расцарапать мне глотку. Я бы струхнул, если бы не слышал, что на людей она не нападает.
— Друг, — вдруг произнесла она низким, неожиданно звучным голосом.
Она понимала.
Я ободряюще улыбнулся, и она сделала шаг навстречу.
— Торум-Нэ, ты должна…
Мою речь прервал свист пролетевшего дротика. Он едва не зацепил Небесную Деву, и она мгновенно отскочила к стене.
Я повернул голову туда, откуда был выпущен снаряд. По склону карабкались преследователи во главе с Долговым. Следом поспевали Штейнберг и Саня. Был ли там Рафик, я видеть не мог, возможно, он был замыкающим.
За мной проследили.
Стрелял Долгов. Штейнберг, видимо, уже не рассчитывал на твёрдость своих рук и передал пневматический пистолет ему.
— Осторожней, Андрей! У нас не так много снотворного, — предупредил Штейнберг Долгова.
— Улетай. Улетай быстрее, — бормотал я Небесной Деве. Торум-Нэ вжалась в стену и тяжело дышала.
— А вы, действительно, ценный кадр, Влад! Насмешливо проговорил профессор, — Вижу, наша с вами разъяснительная беседа не прошла даром. Не прошло и суток, как вы сами вывели нас к драгоценной Торум-Нэ. Браво, браво! О лучшем я и мечтать не мог…
Штейнберг явно наслаждался ситуацией. С гадкой, плотоядной улыбкой он впился взглядом в Небесную Деву.
— Поразительно! Просто поразительно! Великолепный экземпляр!
— Она человек! — гневно выкрикнул я, — Всё, что вы собираетесь делать — незаконно!
— Нет такого закона, который защищает права антропоморфов, Влад, вам это известно. А теперь будьте добры, попридержите Небесную Деву. Мы не можем тратить снотворное впустую. Александр вам поможет.
Штейнберг с Долговым посторонились, и на плато с видом торжествующего опричника взошёл Саня.
Торум-Нэ издала свирепый птичий крик, Саню она запомнила и теперь, похоже, собиралась скинуть его с горы ко всем чертям. Если, конечно, я не сделаю это первым.
Я в два прыжка одолел расстояние между мной и Саней и врезал ему по морде. Потом ещё. И ещё. Он не был готов к моей атаке и пропустил пару ударов, но быстро пришёл в себя и стал молотить кулаками в ответ. Мы сцепились, завязалась драка.
Краем глаза я заметил, что Долгов, воспользовавшись ситуацией, пробирался боком к Торум-Нэ.
— Улетай! Давай же! Лети! — я орал и орал, но Торум-нэ, похоже, не слышала меня. Она кричала и металась из стороны в сторону, обезумев от страха.
Долгов подобрался уже достаточно близко и вскинул пневмопистолет.
— Нет! — я отпихнул Саню ногой и бросился к Торум-Нэ.
Дротик вошёл в грудь. Я навалился всем весом на Долгова и сбил его с ног. Он выронил пневмопистолет, и в следующую секунду в его руке снова блеснул пистолет, на этот раз боевой.
— Не стрелять! Не стрелять! — надрывался профессор.
Стальное дуло лезло под рёбра, я с отчаянием умирающего животного дёрнул его руку вверх, и в это время Долгов нажал на курок.
Сознание пошло рябью. Последнее, что я увидел, — это пришедшие в движение каменные глыбы и перекошенное лицо Долгова. Потом навалилось темнота.
***
Я очнулся от мучительного ощущения жажды. Взгляд не сразу сфокусировался на окружающих предметах. Я лежал и бестолкового пялился в каменную породу, пока до меня не дошло, что я нахожусь в небольшой пещере. На стенах играли отблески огня, пахло костром.
Я медленно сел и обнаружил, что кто-то заботливо устроил меня на ложе из сухих листьев и шкур. Я всё вспомнил. Ночью я вышел на склон Тельпосиз, чтобы найти её. Нас преследовали… Торум-Нэ!
Она была тут же, в глубине пещеры. Торум-Нэ стояла на коленях перед костром и мерно раскачивалась из стороны в сторону. Глаза Небесной Девы были прикрыты, она как-будто полностью ушла в себя, погрузилась в транс, не замечая ничего вокруг.
Она была практически без одежды. Грудь и бёдра — схвачены тонкими полосами сшитых тряпиц и шкур, на смуглой коже блестели бусинки пота, и в пляшущем свете огня лоснился большой округлый живот. Небесная Дева ждала ребёнка.
Что-то внутри меня провалилось вниз, а потом взмыло вверх. От нового, открывшегося мне знания захватило дух, а события последних суток исполнились новым смыслом. Торум-Нэ была ещё более уязвимой, чем я мог предположить. И ещё более сильной, чем только можно было себе представить!
Не знаю, сколько времени я провёл, созерцая Торум-Нэ, я весь превратился в зрение. Её монотонные движения навевали дремоту, я сам готов был провалиться в транс. Вдруг моё сознание переключилось на собственные ощущения. Торум-Нэ влекла меня в свой особый мир, и я готов был последовать за ней, но что-то мешало, что-то в моём теле назойливо требовало моего внимания.
Мысленно вернувшись в своё тело, я понял: меня всё ещё мучила нестерпимая жажда. Огляделся и с облегчением обнаружил свой рюкзак, в котором, я помнил, была бутыль с водой. Умница Торум-Нэ не только вытащила меня из-под обвала, но ещё и прихватила мои вещи.
Утолив жажду, я снова уселся на мягкой подстилке и продолжил наблюдать за Небесной Девой.
Её движения постепенно изменялись. Рисунок танца Торум-нэ становился более сложным, стихийным, но в то же время строго обусловленным замыслом, который ей ещё предстояло раскрыть во всей полноте.
Бёдра Небесной Девы двигались волной в такт вздымающейся груди.
Повинуясь ритму приливов и отливов первобытных импульсов, Торум-Нэ изгибалась дугой, извивалась и запрокидывала голову назад.
Должно быть, так выглядели древние богини деторождения, которых наши предки любовно увековечили в камне.
Тело Торум-Нэ как будто подчинядось ритму невидимых барабанов, мне казалось, я слышал их глухие удары.
Я был на границе сна и бодрствования. Танец Торум-Нэ обволакивал, дурманил… Я не заметил, как задремал.
Я очнулся, услышав жалобные всхлипывания. Торум-Нэ стояла на четвереньках и плакала. Первобытная богиня обернулась беззащитным ребёнком. Я понял, что она очень устала.
Внутренний голос заставил меня опуститься на колени рядом с Торум-нэ. Ей нужна была помощь, я это чувствовал.
— Ещё немного, — тихонько произнёс я, сам не зная, почему.
Торум-Нэ тяжело дышала. Я дышал ровно и спокойно. Постепенно, наше дыхание вошло в унисон.
Её блестящее от пота лицо обрамляли влажные волосы, челюсти — плотно сомкнуты.
Торум-Нэ глубоко вдохнула, её тело свело колоссальное напряжение. Она выдыхала медленно, с силой, до утробного рычания.
Глубокий вдох, дикое сверхусилие и медленный выдох.
Она снова глубоко вдохнула. Я инстинктивно протянул руки, Торум-Нэ издала звериный рык, и мне в ладони скользнул маленький горячий комочек.
Я глядел на него. Мир сжался до размера точки, а потом с детским плачем взорвался триумфальным салютом. Никогда прежде я не переживал торжество жизни с такой остротой.
По щекам сама по себе заструилась солёная влага. Мир был тёплым и ярким, а от новорожденного шёл удивительный аромат варёного яйца и душистой карамели.
Торум-Нэ лежала на мягкой подстилке, разметав крылья. Она была обнажённой. Я положил ей на грудь малыша и укрыл их обоих тёплыми шкурами.
Острые черты Торум-Нэ как будто смягчились. Она улыбалась и лепетала какие-то ласковые слова на незнакомом мне языке, целуя маленькую влажную макушку.
Я дал Торум-Нэ воды, и они отдыхали какое-то время. Младенец забеспокоился. Она поудобнее устроила его на сгибе локтя. Крохотный ротик нашёл грудь. Ребёнок угощался бесценной пищей от щедро дающей матери.
***
Я пробыл с Торум-Нэ три месяца. Она ослабела после родов и нуждалась в помощи. Запасы еды, прихваченные из лагеря, закончились быстро, и я стал охотиться.
Я никогда не любил охоту. Мне казалось, в современном мире эта дикая и жестокая забава изжила себя, и это занятие могло быть оправдано лишь в вопросах жизни и смерти. Что ж, у нас был как раз тот самый случай.
В пещере я отыскал дневник профессора Суханского и его вещи. Торум-Нэ разрешила мне забрать его, ведь она не умела читать по-русски.
Устной русской речи её обучил сам Суханский. Как ни удивительно, фантазии Сани оказались правдой: они действительно жили вместе, как муж и жена. Профессор был ей предан настолько, что отказался покидать горы и разлучаться со своей Небесной Девой.
Последняя запись в дневнике профессора была сделана три месяца назад. Торум-Нэ говорила, что однажды он ушёл на охоту и не вернулся, а позже она нашла его искалеченное тело на дне оврага.
Торум-Нэ осталась одна. Охотиться она уже не могла, и потому стала воровать еду у охотников. Так люди узнали о Небесной Деве.
На самом деле её звали Ирне — мир. Она рассказывала, что её род происходил от прямых потомков верховного бога Нуми-Торум и назывался Торум-Хум, Небесный Народ.
Торум-Хум жили на Краю Света, так они называли Приполярье, охотились и не знали нужды, пока их род не настигло проклятье — дети стали рождаться слабыми, а мужчины и женщины теряли плодовитость. Ирне была последней из себе подобных.
В поисках лучшей жизни Ирне перебралась южнее, на Северный Урал. Здесь она встретила Суханского, и они уже не разлучались до самой его смерти.
Может быть, она и в самом деле была рождена потомками богов, а возможно, Штейнберг был прав, и Небесный Народ был причудливой ветвью человеческой эволюции, о которой нам ничего не известно. Проклятием Торум-Хум вполне могло быть вырождение — естественное следствие закрытости их рода. Я уже ни в чём не уверен. Встретив Ирне, я осознал, что мы ещё очень многого не знаем о мире и живущем в нём существах.
Ирне нарекла сына Микавом. Он родился бескрылым, но крепким. Когда Небесная Дева восстановила силы, она стала привязывать его к себе и летать на охоту. Я понял, что мне пора домой.
Ирне сказала, что однажды Микав спустится с гор и войдёт в дом людей. Я оставил для Микава письмо со своим адресом, телефоном и даже электронной почтой. Я был уверен, что однажды он сумеет воспользоваться этой информацией. Когда-нибудь ему понадобится помощь человека с Большой Земли, и я всегда буду готов оказать её.
Я пошёл в обратный путь зимой. Наша стоянка у подножия Тельпосиз пустовала. Торум-Нэ отдала мне палатку и зимнюю куртку Суханского.
Я добрался до перевала Пеленер и сумел поймать машину. Уже три месяца как меня считали погибшим.
Я узнал, что Долгов, Рафик и Саня выбрались. Штейнберг погиб. Его придавили крупные курумы, которые пришли в движение от пальбы Долгова. Он навсегда остался среди скал Тельпосиз, на пороге дома Ирне, которую так хотел заполучить.
Я боялся, что оставшиеся в живых члены экспедиции предадут огласке случившееся на Тельпосиз, и Ирне с Микавом снова окажутся в опасности. Я был намерен опровергать любое упоминание о Торум-Нэ, но в этом не было нужды.
Долгов опасался, что на свет могут выйти подробности гибели Штейнберга, в которой он сыграл не последнюю роль, и потому не распространялся о нашем походе. Рафик тоже молчал. Я уверен, он бы тоже не хотел, чтобы другие искатели денег и славы тревожили Торум-Нэ.
Что же до Сани… Саня трепал о чудесной крылатой женщине направо и налево, но его по привычке никто не воспринимал всерьёз.
После случая с гибелью Штейнберга администрация национального парка Югыд Ва, на территории которого располагалась Тельпосиз, закрыла пеший маршрут для туристов.
Гора Небесной Девы хранила свои тайны.
[1] Человек летающий (лат.)
Автор: Вера Перцева
Источник: https://litclubbs.ru/writers/7369-gora-nebesnoi-devy.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: