//«Тебя я услышу за тысячу верст – Мы Эхо, мы Эхо, мы долгое Эхо друг друга» (Р.Р.)//
//«Всю жизнь я ненавидел активные действия любого рода…Я жил как бы в страдательном залоге. Пассивно следовал за обстоятельствами. Это помогало мне находить для всего оправдания» (Сергей Довлатов)//
Да, наверное, можно и так. Страдательный залог и пассивное принятие жизненных абсурдов. Только это и может привести к какому-то равновесию. Сколько ни пишу о Сергее, но, всё мне кажется, упускаю что-то важное. Лукавлю, конечно, – просто нравится мне о нём писать. А сейчас вдруг подумала. Зачем мне писать о Довлатове? Ведь лучше, чем он сам, никто о нём не расскажет. Разве только замечательный Генис! А Серёжа любил писать о своих промахах, неловкостях, физических недостатках и физической избыточности. Он иногда даже начинал целенаправленно худеть. Славатегосподи, быстро прекращал. Ему кто-то сказал, что Довлатова должно быть много. А мне всегда хотелось ему сказать, что он идеален, что он прекрасен. Не надо ему ничего исправлять в себе. Ведь действительно, чем больше его, тем лучше. Довлатова много не бывает. Но не успела я ничего сказать. Остается только надеяться, что он всё-таки услышал меня как-то. Я верю и даже знаю, что у нас есть свой канал связи.
А сейчас скажу об одной особенности Серёжи. О его снисходительности. Многие забывают, что снисходительность имеет два смысла. В одном значении быть снисходительным значит смотреть на других свысока, снисходить до кого-то. Это не моя тема и, вообще, не относится к Сергею. Но я уверена, он понял бы, о чём я. Серёжа обладал снисходительностью к людям в смысле понимания и прощения их ошибок и промахов. Нетребовательность и к другим, и к себе – его принцип.
«Мне импонировала его снисходительность к людям, - с нежностью пишет Сергей об отце. – Человека, который уволил его из театра, мать ненавидела всю жизнь. Отец же дружески выпивал с ним через месяц…».
Сергей такой же. Он считал: «Дело не в том, что в мире нет виноватых, дело в том, чтобы их не судить. Всякий приговор бесчестен не потому, что закон опускает одну чашу весов, а потому, что поднимает другую».
Генис рассказывал о таком случае: «Идея воздать по заслугам настолько претила Сергею, что однажды он вступил в конфронтацию со всем Радио «Свобода». Случилось это, когда американцы в ответ на террористические акции Ливии бомбили дворец Каддафи. Пока на работе возбужденно считали убитых и раненых, бледный от бешенства Довлатов объяснял, как гнусно этому радоваться».
Да, Сергей специфически относился к преступлению и наказанию. К преступлению - с пониманием. А идею наказания не выносил. И здесь им руководили не доброта и жалость, а чувство глубокого, кровного, нерасторжимого родства со всем в мире.
«Не надо быть как все, - писал Серёжа, - потому что мы и есть как все»
//И даже в краю наползающей тьмы, за гранью смертельного круга,
я знаю, с тобой не расстанемся мы. Мы — память, Мы — память. Мы — звездная память друг друга//..