Найти тему

Таня -дура

рассказ

Мне девять лет. У меня большой капроновый бант на голове, красивый оранжевый портфель и мозги.

Все удивляются:

- Ну у тебя и мозги!

А ещё у меня есть мама с папой, младший братик, кошка, кролик и белка. Это моя семья, и я её очень люблю. Я вообще люблю всех, весь белый свет

Дворничиха Семёновна так и говорит:

- Танечка, ты весь белый свет любишь. Это как так можно?

А как его не любить? Я иду в школу по красивой улице. На ней стоят красивые дома, а перед ними цветут красивые цветы бархатцы и мальвы.

Учительница у меня тоже красивая. Синий костюм, белый берет, белый воротничок, и белые, белые волосы. Они золотятся на солнце, как ёлочная мишура, и, когда она взмахивает указкой, кажется, что перед доской приземлилась воздушная фея с волшебной палочкой. А какое вкусное у неё отчество. Иллларррионовна. Словно карамельки во рту перекатываются. Лидия Илларионовна.

****

Сколько лет прошло, а я вижу всё до мельчайших чёрточек на доске, до перламутровой брошки на лацкане учительского костюма. Помню её сухонькие бледные пальцы с мелом на подушечках. Она его кружевным платком смахивала.

В тот день, в конце солнечного сентября она начала урок не с домашнего задания. Просто встала из-за стола, протёрла очки и поведала об отъезде одной девочки – нашей одноклассницы.

- Дети! Считаю нужным сообщить, что Зоя Красильникова завтра у нас последний день. Она уезжает жить в другой город, поэтому будьте так любезны, попрощайтесь с ней. Не сейчас, конечно. На перемене.

Помню, дети как-то пропустили совет мимо ушей. Ну кто такая Зоя Красильникова? Злюка и задира почище пацанов. Длинная, худая, в засаленной куртке и старых кедах. Про неё говорили – из неблагополучной семьи. Семья живёт в подвале и воспитывает четверых детей.

- Мал мала меньше, - вздыхала Семёновна. - А папаша не просыхает.

Мне вот это – «не просыхает» казалось самым страшным в истории Красильниковой, потому что перед глазами очень уж невесёлая картинка нарисовалась, как папаша всё висит, висит на верёвке, словно вобла, и никак не может просохнуть в своём подвале. Подвал(под-вал) я представляла себе ямой, в которую все валятся, а не местом, где можно жить, хотя я в гостях у подвальных обитателей никогда не была, да и вообще близко к Красильниковой старалась не подходить. Побаивалась хулиганку, да и было из-за чего. То подножка от неё прилетит, то щелбан в лоб.

- Ну ты, малек сушеный… Рупь есть? – пугала Красильникова, но никогда этот рубль не отбирала.

Глаза у неё были голодные и настороженные, как у нашей белки, ленты в жидких косичках полиняли и свернулись в трубочки, а на кистях красовались цыпки. Семёновна иногда угощала её шаньгами и качала головой.

- Беда какая. Как она жить-то будет.

- Почему она на меня злится? – тихо возмущалась я.

- Ну как, почему? - Семёновна задумалась. – У тебя вот, к примеру, портфель вон какой красивошный. Дорогущий, ясно дело. А у неё? Сто лет в обед ему.

Когда Лидия Илларионовна сообщила новость про Красильникову, я вдруг вспомнила про портфель и совсем раскиселилась. И правда, как эта Красильникова дальше жить-то будет со старым портфелем? Тут хоть под присмотром была у Семёновны.

На последнем уроке я смотрела не на Лидию Илларионовну, а в окно. Всё думала о Красильниковой, которой завтра уже не будет в классе. О её серых ленточках, цыпках и о подвале с непросыхающим папашей. И о том, как так получается, что люди встречаются, а потом расстаются и, может даже, навсегда, и зачем тогда встречаются? Для чего это нужно? И кому? И почему так грустно от этого?

Так и прошёл тот день, в конце которого я придумала, как не расставаться. Надо не забывать друг друга. Это же просто! А вечером я написала Красильниковой письмо. Почему-то казалось, что ей это очень нужно, чтобы потом вспоминать меня всю жизнь. А я буду вспоминать её. Так и будем жить.

Получилось у меня, как получилось – смешная и наивная попытка подделаться под взрослого. Это я сейчас понимаю, а тогда всё было от сердца и всерьёз.

Что-то типа - мы уже, наверное, никогда не встретимся, но я желаю тебе большого счастья. Пусть эти годы, которые мы будем жить врозь, принесут в твою душу радость, любовь и взаимопонимание. У меня нет точных слов, поэтому я просто буду думать о тебе и представлять, как у тебя всё хорошо устроено. Оно так и случится, потому что мои мысли передадутся к тебе, а сознание определит бытие.

Утром я тайком от мамы переложила школьные сокровища из нового, оранжевого портфеля в прошлогодний, уже потёртый и потерявший былую красоту, и так, сразу с двумя портфелями отправилась в школу.

Красильникова сильно удивилась, когда я положила ей на колени подарок, а на парту письмо.

- Вот, - сказала я. – Тебе же он нравится. Я знаю.

Красильникова только белесыми ресницами захлопала и принялась ленточку в косе жевать, а на втором уроке её уже не было.

Ну вот и всё, подумала я, прощай, Красильникова.

Если вы решили, что это конец истории, то я вам скажу – рано ставить точку. Дальше произошло самое интересное и самое ужасное.

См. часть 2