Найти в Дзене
Олег Панков

Жизнеописание Схиигумена Евфимия (Тимакова)

Оглавление

Этот человек умирал в детстве, был тяжко болен в зрелом возрасте, большую часть жизни занимался тяжелым физическим трудом... и прожил 103 года (из книги "Духовные светильники Карагандинской земли")

Продолжение

2

Был у него особый чин приема болящих. Этот «чин» слагался постепенно, то увеличиваясь, при силах отца Александра, то сокращаясь при его болезненности.

Сначала совершалось освящение воды. Освященной водой в конце приемa отец Александр обычно кропил всех богомольцев и наказывал им пить ее, кропить дома свои, поить ею больных, не бывших на приеме, на поля приносить и освящать их и т. д. При значительном стечении народа заранее в храме служили водосвятный молебен и с освященною водою в посудах богомольцы приходили на прием. Поэтому уже особого водосвятия не было, только освященною водою сам о. Александр кропил всех.

Далее следовало освящение елея. Над ним обыкновенно читалась молитва из чина елеопомазания.

Потом была публичная исповедь. Она состояла из трех частей: продолжительная (более часа) проповедь об общенародных современных грехах и преступлениях. Так как слушателями были преимущественно крестьяне, мещане, рабочие и т. п., то пастырь указывал на обычные «нестроения» в их жизни, особенно пьянство, разделы семейные, неповиновение родителям, дурное обращение с женами, леность, табакокурение, бесчинное свадебное пирование с полным разорением крестьянского хозяйства, удаление от церкви и её уставов.

«Этими грехами, ‒ заканчивал свою речь отец Александр, ‒ вызывается гнев Божий и те страдания, которые побудили вас за десятки и сотни верст сюда прийти. Кайтесь и плачьте пред Богом, чтобы Он простил ваши грехи и даровал исцеление».

Затем начиналась вторая часть: предисповедные молитвы и подробная общая исповедь во всех грехах. 0тец Александр перечислял грехи, а народ со слезами повторял: «Грешен, Господи!»... Подготовленный предыдущей речью народ, действительно, по выражению очевидцев, «уливался слезами» за этой исповедью, и многие рыдали громко. Подробный (продолжавшийся не менее получаса) перечень грехов батюшка объяснял тем, что на исповеди духовенству не бывает времени подробно расспрашивать о грехах, а потому многие грехи могут остаться «неразрешенными» и даже неизвестными самим грешникам. А здесь хоть однажды в жизни они получат разрешение и освящение для совести грешника.

Третья часть ‒ чтение разрешительной исповедной молитвы «от всех ваших грехов». Читалась молитва, обыкновенно, очень громко, торжественно, с необычайной радостью на лице пастыря о том, что «Господь помог убелить эти души».

Затем следовало кропление святой водой, помазание елеем. Если народу немного было, то помазали всех, а если много, то лишь особенно больных. После этого батюшка беседовал с некоторыми отдельно, особенно нуждавшимися в его напутствии. В завершение люди подходили ко Кресту и о. Александр благословлял их со словами: «Радуйтесь, что Господь привел вас побывать здесь, помолиться и исповедаться». При последних словах заметно было, что как бы какая живительная искра пробегала по народной толпе и вселяла необыкновенную во всех радость, следы которой заметны были и потом на лицах посетителей при отъезде их из обители.

Напряженная деятельность по приему богомольцев у о. Александра не могла быть продолжительной. Ему уже доходил восьмой десяток, он перенес много тяжких болезней, организм и без того был очень слаб, а напряжение с приемом богомольцев требовалось громадное. Батюшка трудился по 5-6 часов ежедневно в страшной жаре, духоте, при криках бесноватых, стонах больных... Начались перерывы в приемах, по причине частых его болезненных пароксизмов, редкое, вместо ежедневного, посещение им храма, сокращение самого «чина» приемa, беседы лишь с некоторыми, особенно нуждающимися в советах и исповеди.

На Пасху 1900 г. он тяжко заболел и соборовался, а потом, хотя несколько оправился, но весь почти год был очень слаб. Кончина праведника последовала 22 декабря в 9-м часу утра. В минуту перехода души в вечность всем присутствовавшим была ясно заметна появившаяся на лице его светлая улыбка, которая сохранилась и по смерти до дня его погребения.

После революции среди крестьян ходили разговоры о наступивших переменах и обещанных новой властью свободе, равенстве, братстве, поголовном счастье и благополучии: земля – крестьянам, заводы – рабочим, тюрем не будет, потому что все сразу станут хорошими и добрыми. Были такие, что верили, другие совершенно не верили, третьи разъясняли по-своему: «Землю-то дадут, но она будет не своя, а государственная, а ты будешь только работать на ней». ‒ «Да как это так?!» ‒ «Да! И скотину отнимут». Примеры тому уже начали появляться в окружающей жизни: «Вот ограбили такого-то помещика, так же отнимут всё у Гришмана (богатого крестьянина, имевшего 100 десятин земли), потом у меня и у тебя всё отнимут, потом и у Чичая (был такой человек, Чичай, одна лошадка и одна коровка, 8 детей, общественную скотину пас) не будет ни коровы, ни лошади». ‒ «Да как это так! Да если будут отбирать, я возьму топор и голову отрублю!..» Никто не отрубил, всё отдали сами, повинуясь, хотя и против воли, набиравшей обороты машине государственного насилия безбожной и антинародной власти.

Продолжение следует.