Глава 1
Паладин неспеша шёл по Биржевой линии, высматривая нужную арку. Отыскав её, он прошёл во внутренний двор и двинулся в сторону железной двери, над которой большими жёлтыми буквами светилась надпись «КЛУБ ДЫРА». Возле двери его остановил внушительных размеров мужчина и попросил предъявить билет. Палладин запустил руку в карман пальто и извлёк оттуда удостоверение. Охранник внимательно его изучил и нахмурился.
- У нас какие-то проблемы?
- Нет, я хочу поговорить после концерта с одним человеком.
Охранник посторонился, пропуская Паладина внутрь. Поднявшись по избитым каменным ступеням на второй этаж, мужчина оказался в душном зале, где на сцене под визги электрогитары и гром барабанов низким чуть хрипловатым голосом девушка пела песню про маньяка и его жертву. Публика была в восторге, почти все пританцовывали, а в центре зала группа молодых людей усиленно толкала друг друга локтями.
Паладин посмотрел на солистку. Всё в ней было другое: короткая кудрявая причёска, чёрные татуировки на руках, черты лица, цвет глаз, телосложение и даже рост. Но он с первого взгляда безошибочно понял, что это именно она. По змеиной манере в движениях, по оскалу, который она выдаёт за улыбку, по жуткому огоньку в глазах.
Потом он обратил взор на лица в толпе. Девушки его не сильно интересовали, а вот по восхищённым взглядам, которыми на солистку смотрели мужчины, Палладин понял, что она для них – образец современной красоты.
Закончив куплет, солистка бросилась в толпу, которая радостно прокатила её по залу и в целости вернула на сцену, скандируя во всё горло: Гор-го-на! Гор-го-на! Палладин ещё немного понаблюдал за происходящим и скрылся из виду.
…
Дверь гримёрки хлопнула и девушка, не обращая ни на что внимания, подошла к зеркалу, достала ватные диски и начала смывать концертный грим. Какое-то время в комнате стояла напряженная тишина. Закончив процедуру, она покрутилась перед зеркалом и, не отрывая взгляда от своего отражения, спросила:
- Надеюсь, ты не собираешься прямо тут вести судилище и чинить расправу?
- Нет, здесь это не к месту.
- Очень хорошо, у меня ещё есть дела на этот вечер.
- Про твои дела все газеты несколько недель пишут.
- С чего ты взял, что это имеет какое-то отношение ко мне? Если почитать твои газеты, то в этом городе каждый второй маньяк-расчленитель и каждый третий его жертва.
- У меня богатый опыт.
- Ну так предъявите мне обвинение, господин следователь.
Губы девушки тронула еле заметная улыбка, она повернулась к зеркалу спиной и посмотрела в дальний угол гримёрки, где на старом разодранном кресле сидел Паладин. Без грима черты её лица стали ещё более резкими, будто они нарочно бросали вызов привычным представлениям о красоте. Бесшумно ступая по старому как мир паркету Она подошла к Паладину, устроилась у него на коленях, перекинув ноги через подлокотник, и сомкнула руки вокруг шеи.
- Неужели вы меня арестуете, господин следователь? Неужели вы посадите меня в тюрьму?
Она медленно провела ладонью по его щетинистой щеке. При этом Паладин никак не отреагировал на происходящее и даже не поменялся в лице.
- Боже, столько лет прошло, а ты такой же скучный и постный. Неужели нельзя добавить хоть капельку харизмы?
- Почему они называют тебя Горгона?
- Это из-за причёски, такой прикол.
Девушка повернула голову в сторону зеркала и поправила свои кудряшки.
- Тебе нравится?
Паладин опять ничего не ответил. Горгона закатила глаза, слезла с его коленей и вернулась к зеркалу для того, чтобы одеться перед выходом на улицу.
- Так зачем ты пришёл?
- Я пришёл, чтобы убедиться.
- А, не дай боже обидеть не того, кого следует обидеть. Какая банальность. Ну, будем считать, что ты убедился, не смею больше задерживать.
Паладин поднялся с жалобно скрипящего кресла и вышел из гримёрки, оставив девушку любоваться своим отражением.
Глава 2
Двери трактира отворились и внутрь зашёл высокий мужчина в коричневом походном плаще. Из-под глубокого капюшона виднелась нижняя часть лица, заросшая густой чёрной бородой. Хозяин трактира, находившийся за стойкой, работал на этом месте последние тридцать лет и знал всех посетителей в лицо. Он сразу же приметил чужака и насторожился. Меж тем, мужчина направился в его сторону.
- Я ищу пастора, мне сказали, что он может быть здесь.
- Не припомню, чтобы слуги господа когда-либо оказывали нам честь своим присутствием.
Незнакомец запустил руку в кожаную сумку, достал оттуда несколько монет и положил на стойку перед трактирщиком. Тот взглянул на деньги, мгновение колебался, но потом забрал монеты и взглядом указал на стол в углу возле камина, где над кружкой пива и миской картофеля склонился невысокий седовласый человек. Незнакомец подошёл к столу, молча сел напротив священника и откинул капюшон. Пастор вгляделся в лицо, но оно не показалось ему знакомым. Бледное, в шрамах, выдающих принадлежность к воинскому ремеслу, лицо это принадлежало человеку пришлому, даже чужеземцу.
- Чем могу помочь, сын мой?
Мужчина достал из сумки свиток и развернул его перед священником, взору которого предстал документ, заверенный печатями самого императора и его наместника в Венгрии. По мере прочтения глаза пастора расширились, пораженный содержанием документа он взглянул на нового знакомого.
- Неужели господь внял моим молитвам? Неужели вы …
- Потише, святой отец. Я не хочу, чтобы лишние люди нас слышали.
- Да-да, конечно, сын мой.
- Мне нужны сведения о распорядке дня Графини, о том, когда она покидает замок, и когда возвращается, о количестве стражи и прислуги в замке, а также любые другие сведения, которые по вашему мнению могут быть полезны.
- Конечно, конечно, всё что можно, я разузнаю. Как мне вас найти?
- Это лишнее. Приходите послезавтра на это же место. И, пожалуйста, святой отец, постарайтесь до этого времени не умереть.
Взгляд пастора, только что ободрённого радостным известием, поник. Он отчётливо понимал: всё, что касается Графини, может закончится плохо, в том числе, вещами, которые могут быть намного хуже смерти.
…
Паладин шел медленно сквозь сумрак внутреннего двора замка. Пастор пошёл на страшный риск и договорился с одной из служанок о том, что та оставит открытым черный вход в цитадель, ведущий прямиком в покои Графини. Он еще раз проверил серебряный кинжал, висящий на левом боку под плащом. Паладин не очень доверял человеку, который убеждал его, что этот кинжал в былые времена принадлежал тамплиерам, которые с его помощью весьма эффективно охотились на нечисть. Он вообще сомневался, что в глобальном плане Графиню в принципе можно убить. Последний раз пришлось даже заручиться поддержкой самого Папы, чтобы он надавил на светские власти, и ненаглядную любовницу Герцога сожгли на костре, как ведьму. Благо, сам Папа Герцога ненавидел так, что кушать не мог, поэтому долго его уговаривать не пришлось. Паладин лично занимался подготовкой казни, и оставался на площади до самого конца, пока последний язык пламени не угас, оставив от ведьмы лишь привязанные к бревну обугленные кости. И вот он здесь, наощупь крадётся вдоль стен, чтобы не обнаружить себя раньше времени.
Наконец, Паладин увидел бледную полоску света от приоткрытой двери. Он проскользнул внутрь и оказался в узком коридоре с каменными ступенями, ведущими куда-то вниз. Коридор освещал всего один факел, и Паладин не видел, чем он кончается, но выбора не было. Он медленно, изо всех сил всматриваясь вдаль, спускался по ступеням. В прошлый раз ему не составило труда выволочь её из землянки на улицу, где заранее ждала стража. Но теперь всё совсем иначе. Она входит в число самых богатых аристократов Венгрии, и прежде, чем Паладин сможет добраться непосредственно до Графини, ему, возможно, придётся иметь дело со стражей.
Спустившись по лестнице, он завернул за угол и оказался в подвальном помещении. Не смотря на горящий в глубине камин, в воздухе висел густой запах сырости, нечистот и чего-то ещё, чего-то до отвращения знакомого. По обоим сторонам помещения шли решётки. Паладин оказался в тюрьме, созданной для персональных нужд Графини. Он осмотрелся, камеры казались пустыми, внутри были только несколько охапок соломы, на которых местами проступали бурые пятна. Паладин направился в сторону лестницы, ведущей наверх, в самом конце каземата.
Внезапно возле выхода, из глубины последней камеры выскочила девушка и бросилась на решётку. Паладин успел заметить, что на истерзанных пальцах, обхвативших прутья, нет ногтей, а на месте одного глаза повязка из грязной тряпки.
- Господин, прошу, подождите, господин! Не уходите!
Девушка говорила, понизив голос, но достаточно громко, чтобы он мог расслышать её умоляющий тон.
- Господин, я вижу, вы военный, у меня брат в солдатах ходит. У вас же есть оружие? Да?
Паладин прислонил палец к губам. Девушка ещё больше понизила голос, перейдя на шёпот.
- Прошу вас, сжальтесь, во имя Христа умоляю, я не могу больше страдать. Я сама не могу это сделать. Вы же военный, господин. Что вам стоит?
Паладин покачал головой. На оставшемся глазу у девушки показались слёзы.
- Проявите милосердие!
- Подожди немного, я скоро вернусь и выпущу тебя.
Он отвернулся от решётки и пошёл прочь из узилища, а за спиной раздались прерывистые всхлипывания. Поднявшись по лестнице, минуя широкий коридор, Паладин направился в сторону массивной деревяной двери. Он потянул за железное кольцо, дверь поддалась и со скрипом отварилась. За ней оказалась просторная зала. Она уже освещалась не факелами, а несколькими рядами свечей, расставленных в золотых канделябрах вдоль стен, увешанных холодным оружием вперемешку с рыболовными крюками, серпами и ножами для разделки мяса – всё в идеальном состоянии и готовое к работе.
В центре залы стояла ванная, в которой закрыв глаза лежала молодая девушка. На столике рядом стоял графин из дорогого стекла и бокал, наполненный красным вином. Над девушкой склонился рослый небритый слуга с большим серебряным кувшином. Присмотревшись, Паладин увидел, как между кувшином и ванной тянется густая багровая струя. Во всём помещении стоял жуткий смрад.
В какой-то момент слуга что-то почувствовал и повернулся в сторону входа. Паладин разглядел на его лице явные признаки душевной болезни. Девушка поняла, что слуга замешкался, открыла глаза и увидев, куда он смотрит, направила взор в ту же сторону. Паладин внимательно следил за движением Её губ. Они медленно расплылись в улыбке, которая тут же превратилась в знакомый хищный оскал.
- Посмотри-ка, Янош, да у нас гости.
Слуга никак не отреагировал, и продолжал тупым взглядом смотреть на Паладина.
Графиня опёрлась на края ванной и встала на ноги. Паладин заметил, что Она сильно изменилась с прошлой встречи. Его взору предстала высокая стройная девушка с правильными чертами лица, округлыми бёдрами и светлыми слегка волнистыми волосами, доходящими до середины спины. Она выглядела так, как изображали ангелов и богинь современные художники, если, конечно, не брать в расчёт, что по всем изгибам и впадинам её тела медленно струилась свежая кровь. Она как будто бы не имела ничего общего с той смуглой чернобровой ведьмой, которая много лет тому назад в Кастилии, не проронив ни звука, смотрела на него сквозь пламя костра. Одна только чудовищная улыбка была точь-в-точь такой же, как и раньше. Но этого было достаточно.
Паладин под плащом крепко сжал рукоятку кинжала. Он знал, что действовать нужно быстро, ибо в противном случае участь его незавидна. Графиня, меж тем, продолжала забавляться. По взгляду было видно, что она прекрасно понимает, кто стоит перед ней, чего нельзя было сказать о её полоумном слуге.
- Янош, не будешь ли ты так добр объяснить этому господину, что подглядывать за благородными дамами низко, аморально, да и вовсе вредно для здоровья?
Слуга непонимающим взглядом уставился на хозяйку, и Графиня, не дождавшись от него хоть какой-то реакции, закатила глаза.
- Сверни ему шею, придурок.
Услышав понятный приказ, Янош направился в сторону Паладина. Слуга был на голову его выше, и схватка с таким детиной не предвещала ничего хорошего. По этой причине Паладин решил действовать на опережение, он первый подбежал к Яношу и с ходу ударил того коленом в пах. Когда же гигант согнулся от боли, Паладин крепко обхватил его голову одной рукой и сделал резкий поворот. Послышался хруст позвонков, и человек в его объятьях обмяк и повалился на пол. К тому времени Графиня уже выбралась из ванной и, оказавшись возле стены, проворно схватила арбалет и направила его в сторону Паладина.
- Никакой от мужиков пользы. Вечно всё приходится делать самой!
Паладин резко дёрнулся вправо и, возможно, спас себе жизнь, но арбалетный болт пробил насквозь левую руку. Несмотря на боль, он несколькими прыжками оказался возле Графини, выхватил из-под плаща кинжал, и лезвие, рассекая со свистом воздух, прошло прямо под её подбородком. Глаза девушки расширились, она попыталась что-то сказать, но изо рта вырвался только булькающий хрип. Из раны на шее вовсю текла кровь. Она попыталась закрыть рану рукой, сделала шаг в сторону Паладина, но нога подвернулась, Графиня упала навзничь и затихла.
Паладин некоторое время стоял над телом, разглядывая оружие. Потом он аккуратно отломил наконечник болта, застрявшего в руке, вытащил древко и перевязал повреждённую конечность куском портьеры. Сняв с пояса бездыханного слуги связку ключей, он направился обратно к чёрному входу.
Снова оказавшись в каземате, Паладин открыл дверь темницы, в которой сидела девушка, и окликнул её, но никто не отозвался. Тогда он подошёл к копне соломы в глубине, где обнаружил остывающее тело недавней знакомой, зажавшее в руке осколок глиняной миски. На шее девушки зияла свежая рана. Паладин тяжело вздохнул и отправился прочь.
Глава 3
Газеты вторую неделю трубили о жутком маньяке, терроризирующем Петербург, щедро поливая бензином костёр общественного возбуждения. Из-за этого всё полицейское начальство от мала до велика в истерике ходило колесом и требовало немедленных результатов.
На столе перед Паладином лежали материалы уголовного дела, раскрытые на странице с фотофиксацией места преступления. На одной из фотографий было изображено крупным планом лицо очередной жертвы. В общем и целом, это была молодая, около двадцати лет, девушка в полном, что называется, боевом раскрасе: модная укладка, алая помада, аккуратные дорогие серьги. Не было только макияжа на глазах. Да и глаз-то, собственно, тоже не было. Вместо них зияли две багровые от запёкшейся крови лунки. Это был уже второй эпизод. Неудивительно, что как только фотографии жертв попали в прессу, все тут же встали на уши и ходили на них до сих пор.
Телефон на краю стола завибрировал, и на экране появилось сообщение: «Сегодня в шесть вечера. Бельгийский паб на углу Большого и Десятой линии».
Спустя два часа Паладин шел по Большому проспекту Васильевского острова в сторону паба. Несмотря на то, что на дворе была только середина апреля, на деревьях уже распускались листья, а погода была тёплой и безветренной, что для острова само по себе редкость. Дойдя до адреса, Паладин спустился в полуподвальное помещение, заказал себе пива и направился в курящий зал, в глубине которого тонкую ментоловую сигаретку безуспешно пыталась подкурить Горгона. Перед девушкой стояла чашка кофе и тарелка с бельгийской вафлей, сладкий аромат которой перебивал даже запах сигаретного дыма. Завидев Паладина, она обаятельно улыбнулась и накрутила кудряшку на палец.
- Мужчина, у вас не найдётся огоньку для дамы?
Паладин проигнорировал вопрос и молча опустился на стул напротив неё. Горгона закатила глаза и через несколько секунд, наконец, извлекла огонь из неподатливой зажигалки.
- Скажи, что мне мешает прирезать тебя прямо сейчас?
- Ничего не мешает.
В глазах девушки забегал до боли знакомый огонёк. Паладин огляделся и увидел, что из-за стойки на них, протирая бокал, внимательно смотрит усатый коротко стриженный мужчина. Всё встало на свои места. Горгона назначила встречу в Безопасном Месте. Никто никогда не нападал на посетителя ни в самом заведении, ни в его окрестностях. Исключения были крайне редкими, а последствия весьма показательными. В этот момент официантка поставила на стол перед Паладином бокал и, открыв бутылку, заполнила его до краёв тёмной густой жидкостью. Горгона посмотрела на собеседника осуждающе.
- Серьёзно? Мы сидим в лучшем бельгийском пабе страны, а ты заказал эту английскую бурду?
Паладин пригубил пиво, но девушка не унималась.
- Я понимаю, ностальжи и всё такое, но столько времени прошло. Англии, королю которой ты когда-то служил, давно уже не существует.
- Это – то немногое, что он неё осталось.
- Я уверена, что оно даже близко не похоже на ту дрянь, которую тогда называли пивом.
Паладин сделал ещё один глоток и, когда сладковатый привкус полностью растаял у него на языке, внимательно посмотрел на Горгону.
- Зачем ты меня позвала? Ты же явно не думала, что я подставлюсь, попытавшись расправиться с тобой прямо тут.
- Ну мало ли, а вдруг. Но в целом ты прав, я позвала тебя не для этого. Если честно, я просто хочу поговорить. За всё это время мы ни разу не беседовали вот так, не пытаясь друг друга убить.
- Навряд ли у нас есть темы для разговора.
- Ошибаешься. У нас их больше, чем у кого бы то ни было в этом зале. В конце концов я хочу объясниться, почему я делаю то, что делаю. Я пыталась это сделать ещё в Сайгоне, но тебе же не до разговоров, тебе главное башку мне отвинтить. Как будто у тебя много людей, с которыми можно поговорить по душам.
- Ба! Да у тебя ещё и объяснение есть – на лице Паладина появилась кривая улыбка – Сайгон? Я читал сводки по твоим художествам во Вьетнаме. Какое там может быть объяснение? С тобой, блин, бывшие эсэсовцы отказались работать!
- Не будь таким козлом, Генри!
Паладин весь напрягся, кулаки сжались, а лицо стало бледным от гнева.
- Да, я прекрасно помню, как тебя зовут. И не смотри на меня так. Не надо тут делать вид, что ты сквозь века несёшь возмездие за убитую невесту. И я это говорю не потому, что спала с тобой накануне вашей свадьбы. Ты, видимо, считаешь, что я в этом мире ничем больше не занимаюсь, кроме как потрошу молодых пигалиц. А это не так. Я всё знаю: и про дочь Герцога в Кастилии и про семью в Аргентине. Не надо притворяться передо мной, я вижу тебя насквозь. Единственная цель и единственный смысл в твоей жизни это я. Если б ты не знал, что мы снова встретимся, ты бы не протянул и года и сдох где-нибудь под забором пьяный и никому не нужный. Тебе нравится осознавать, что ты болтаешься веками по этой планете, потому что у тебя есть важная миссия – бороться с вечным злом. Но на самом деле на твоём месте мог быть любой другой. Просто лысый хрен решил, что использовать твою ненависть будет неплохой идеей. Я даже готова поверить, что первые лет сто всё так и было. Но время лечит, Генри. Особенно такое долгое время. Ты думаешь, мне в кайф всё это делать? Ты думаешь я не пыталась найти способ умереть навсегда? Да если б он был, я бы первая прибежала к тебе вприпрыжку, лишь бы всё это закончилось!
Люди за соседними столами стали оглядываться. Паладин сделал глубокий вдох чтобы успокоиться.
- В конце концов, ты можешь просто меня послушать? Большего от тебя не требуется.
- Хорошо, давай попробуем. Что ты хочешь рассказать.
- Это… - девушка на секунду замолкла, воспоминания, очевидно, давались ей нелегко – это началось очень давно. Задолго до того, как ты появился на свет. Я была молодой девушкой, мы жили в одном из городов, на территории современной Греции. Моя семья была богата, и мне дозволялось многое. Когда подошло время замужества, отец решил узнать, кого я хотела бы видеть своим мужем. Я была без памяти влюблена в одного юношу. Он был хорош собой, умён и тоже происходил из знатной семьи. Отец отправился договариваться о браке, но по возвращении привез только горечь отказа. Юноша уже подобрал себе невесту - главную красавицу города. Я тоже была не дурна собой, но тягаться с ней не могла.
Много ночей я плакала, молилась богам, потом снова плакала, не получая никакого ответа от каменных истуканов, безжизненно смотрящих на меня со своих постаментов. Родители переживали, и однажды отец рассказал, что в молодые годы в горах, расположенных неподалёку, он встречал настоящих богов. Не тех, которые стояли в виде статуй в наших храмах, но тех, которые имели реальную власть над миром смертных, и которых можно встретить лицом к лицу. Я так страстно желала юношу, что прочитала все книги, где хоть как-то упоминались эти боги, поговорила со всеми очевидцами в городе, послушала все легенды на городской площади.
Наконец, я отправилась в путь. Из рассказов следовало, что я должна идти в одиночку. Мать не хотела меня отпускать, но я сбежала из дома и направилась в сторону горного хребта. У меня с собой было мало хлеба и воды, и через несколько дней постоянными спутниками стали голод и жажда. Я без какого-то плана слонялась по горным склонам и заглядывала в пещеры и ущелья. Звала, но не получала ответа. Однажды вечером, я, совсем обессилевшая, разожгла в пещере костёр и улеглась возле него спать, не зная проснусь ли на следующий день, и стоит ли следующий день того, чтобы просыпаться.
Но сон прервался задолго до рассвета. В пещере никого не было, хотя явно ощущалось чьё-то присутствие. Я решила подбросить несколько веток в костёр. Когда они загорелись, осветив пещеру, я заметила в глубине три фигуры. Сначала я перепугалась, и хотела сбежать, но фигуры не двигались, словно чего-то ждали. Я подошла ближе, чтобы их разглядеть. Одна была крупной и коренастой, другая высокой с широкими плечами, а третья стройной, и, вероятно, принадлежала женщине. Хоть я и подошла близко, лиц нельзя было разглядеть. Они расплывались, словно во сне. Я протёрла глаза, но лучше не стало, лица никак не хотели обретать чёткие очертания. Наконец, коренастая фигура спросила, чего я ищу в этих горах. Я рассказала свою историю. Сказала, что хочу быть самой красивой, что все должны восхищаться именно мной. Женская фигура покачала головой сообщив, что неразумно дразнить судьбу ради такой мелочи. Я вспыхнула, я кричала, что это главное желание моей жизни, что они не имеют права относиться к нему так, словно это пустой звук! Меня предупредили: за такие желания взымается дорогая плата. Если бы я знала, чем придётся заплатить, я бы бросилась сломя голову из пещеры. Но я была глупой влюблённой девочкой, согласной на любую цену. Высокая фигура заявила, что ровно на этом месте должна пролиться кровь той, чья красота не даёт мне покоя. Поднялся ветер, пламя костра на мгновение погасло, а когда загорелось вновь, в пещере уже никого не было.
Я вернулась в город, обманом выманила невесту моего избранника в горы, написав от его имени любовную записку. В ней говорилось, что у подножья хребта девушку встретит служанка и проведёт к секретному месту свидания, где растут цветы невероятной красоты и журчат горные ручьи. На моё счастье, она оказалась не очень сообразительной, и сделала всё, как было написано. Она была настолько поглощена собственной красотой, что никаких других женщин вокруг никогда не замечала. Поэтому она не узнала меня при встрече. Я привела красавицу в ту самую пещеру и ударила ножом в горло. Она до последнего момента не подозревала, что происходит, а в конце, даже не смогла закричать и умерла быстро, потеряв много крови.
Не знаю, чего конкретно я ждала. Может, что Трое Безликих появятся вновь. Может, великолепного преображения, как в сказке про Золушку. Но не произошло ничего. Ничего вообще. Только ветер и мертвое тело в пустой пещере. Меня охватил ужас, я поняла, что убила человека. Возможно, не было никаких тайных богов и всё, что я увидела, было лишь сновидением, миражом, явившемся от усталости и голода. Я побежала сломя голову домой, а оказавшись в родных стенах, не покидала их несколько дней. Родители испугались моей пропажи и не понимали, почему, появившись, я отказываюсь выходить на улицу. Я сказала, что ничего не помню, и очень устала. Казалось, что все знают о моём преступлении. Каждый встречный прохожий, каждый случайный взгляд, брошенный в мою сторону, повергали в холодный пот. Через несколько дней страх стал отступать. Я понемногу выходила на улицу, но всё ещё старалась не показываться на людях.
Но за мной так никто и не пришёл. Слухи о пропаже первой красавицы уже во всю гуляли по городу, но про меня в них не было ни слова. Не знаю, догадались ли о чём-то родители, но они не подали виду. Постепенно страх отступил и настала пора выходить в люди. Я узнала, что главной темой разговоров во всей округе стала новая поэма. Она рассказывала о герое, который переживал страшные испытания, посещал неизведанные страны и побеждал ужасных чудовищ. На подвиги его вдохновляла верная жена, ожидавшая дома возвращения мужа. На поэме помешались абсолютно всё. Её вслух читали на площадях и в трактирах, пересказывали в богатых домах и дрянных лачугах. Но самое главное, что в поэме подробно описывалась внешность супруги героя, и она точь-в-точь совпадала с моей. Очень скоро я стала ловить на себе восхищённые взгляды мужчин. С каждым днём их становилось всё больше, и в какой-то момент уже я стала главной красавицей в городе.
Мой возлюбленный не долго горевал о пропаже невесты. Буквально через несколько недель после моего затворничества мы уже вели милую беседу на берегу реки под сенью деревьев, а через пару месяцев состоялась свадьба. Это был самый лучший день в моей жизни. Трое Безликих не обманули, я стала главной красавицей и получила то, чего так страстно вожделела.
Но я недолго наслаждалась счастьем. Очень скоро хрупкая лодка девичьих фантазий разбилась об угрюмые скалы реальности. Уже будучи законной женой, я стала замечать, каким взглядом мой благоверный смотрит на других женщин. Оказалось, что быть самой красивой женщиной недостаточно для того, чтобы удержать мужчину от измены. Оказалось, что дело вообще не в красоте. Сладкий нектар счастья медленно отравляла едка горечь разочарования. Я начала волком смотреть на всех молодых и миловидных девушек ещё даже до того, как на них обратит внимание мой супруг.
В какой-то момент он увлёкся одной простушкой. Он стал пропадать всё чаще, каждый раз подкидывая новые поленья в костёр моей ревности. И я решилась. Я подкараулила её у реки и ударила несколько раз в живот осколком глиняного горшка. В этот момент жуткий огонь, пожирающий меня изнутри, ненадолго погас. Я почувствовала облегчение, словно больной, у которого, наконец, отступила лихорадка. Но огонь скоро вернулся и начал гореть с новой силой. Я уже не могла себя остановить.
В городе заметили убийства молодых девушек. Скоро стало понятно, кто и почему это делает. Меня схватили и приговорили к казни. Я помню глаза моего мужа. Помимо ужаса и шока в них было что-то ещё. Казалось, в глубине души он только рад, что всё так получилось, и его теперь избавят от назойливой и ревнивой жены. Он не сказал мне ни слова, даже на прощанье перед казнью. За совершенные преступления меня бросили со скалы в открытое море. Я помню, как мир вокруг завертелся, глухой удар по голове и дальше кромешная тьма.
Я не знаю, что произошло потом, как долго моё тело болталось по морю. Помню только, как открыла глаза и обнаружила себя на каменистом берегу. Рядом сидела девушка. Она рассказала, что собирала сети для ловли рыбы, расставленные отцом, и увидела тело, качающееся на волнах. Она достала меня из воды и откачала. Девушка была смуглой с чёрными вьющимися волосами. Я бы назвала её красивой. Вместо того, чтобы испытать радость от спасения, чувство благодарности, меня охватил приступ жгучей ненависти. Я схватила большой камень и разбила им голову своей спасительницы. Когда чувства отхлынули, я, стоя над трупом ни в чём не повинной девушки, всё поняла. То, что я списывала на ревность, обвиняя во всём гулящего мужа, имело совсем другую природу. То была плата, которую с меня взяли Трое Безликих за исполнение желания. Только тогда я в полной мере прочувствовала, насколько глупыми и безрассудными бывают игры с богами. Я с ужасом осознала, что навеки проклята, и ничего не могу с этим сделать.
С этого момента начались мои скитания. Я ненадолго оседала в каком-то месте, но внутри меня постоянно нарастал выматывающий неутолимый голод. Каждое новое убийство ненадолго приглушало его, но потом становилось только хуже. Кроме того, как я ни старалась, пропажи молодых девушек начинали замечать, и мне приходилось спешно бежать в новое место. Я пыталась наложить на себя руки: бросалась со скалы, вешалась, прыгала с корабля в открытое море – всё без толку. Через какое-то время я оживала на берегу или в очередном склепе. Я начала замечать, как меняюсь с каждым новым пробуждением, и каждая новая версия меня была эталоном красоты там, где я находилась. Я уродовала себе лицо порезами, травилась ядами и жгла тело калёным железом, но ничего не помогало. Когда я в горах встретила троицу, я не смогла разглядеть их лиц, но теперь они смотрели на меня ото всюду. Каждый восхищённый мужской взгляд, брошенный в мою сторону, был немым напоминанием, ещё одной щепоткой соли, брошенной в незаживающую рану.
Шли годы, и моя персона обросла легендами. Находились храбрецы, которые ставили себе целью избавить мир от такого чудовища, как я. Знали бы они, насколько это глупо и бесполезно. Но Трое Безликих не любят шума, особенно если шум создаётся вокруг их собственных деяний. В какой-то момент появился он – высокий, абсолютно лысый, с густыми бровями, тронутыми сединой, постоянно в синей одежде. Он действует от их имени, но никогда ничего не делает сам. Ты его хорошо помнишь. Именно он подрядил тебя на эту миссию, использовав твоё горе в собственных целях. Он ничего не может со мной сделать, но хочет, чтобы я беспокоила его как можно реже. Именно поэтому ты носишься за мной сквозь века и континенты: просто для того, чтобы я не мозолила лишний раз глаза. Здесь нет высокого предназначения и не будет славной победы. Никогда.
Паладин допил пиво и поставил бокал на стол.
- Это очень захватывающая история, но она ничего не меняет.
- Зачем я тут вообще душу на изнанку выворачивала? Ты ничего не понял, да и положить тебе на всё с прибором.
- Я прекрасно всё понял. Но какой с этого толк? Что я должен сделать? Позволить тебе резвиться, пока ты не выкосишь всех баб в округе просто потому, что тебе плохо и грустно?
- Я не имела это в виду.
- А что ты имела в виду? У меня в деле два изуродованных трупа, и это только те, которые посчастливилось найти. Какой ты видишь выход из этой ситуации? Ты сама сказала, что не можешь ничего с собой сделать.
Горгона исподлобья посмотрела на Паладина. Она одним глотком допила кофе и поставила чашку на место.
- Должен быть способ это прекратить. Ничего не бывает навсегда. Я объездила много стран, была в сотне библиотек, говорила с людьми. Когда-нибудь я доберусь до них. У меня получится. Я уже очень близко.
- А я всё это время должен молча смотреть, как город сходит с ума от ужаса? Нет, этого не будет.
Паладин поднялся из-за стола, оставил деньги за пиво и вышел из паба.
Глава 4
Он шел по улицам пустынного Сайгона. Не смотря на утреннее время, стояла страшная духота, рубашка прилипала к телу, а крупные капли пота, стекая со лба, норовили попасть прямо в глаза. Мужчина обратил внимание на вертолёт, который, вероятно, увёз с собой последних беженцев. Ему оставалось только надеяться, что по какой-то случайности Её не успели эвакуировать. Но даже если так, у него оставалась всего пара часов, так как войска Северного Вьетнама уже подходили к городу.
Паладин нашел здание, где прежде размещалось командование армии США. Было заметно, что люди покинули его совсем недавно: в кружках остался недопитый кофе, где-то работал вентилятор. Паладин по скрипучей лестнице поднялся на второй этаж. Там царило такое же запустение, но из кабинета в конце коридора доносились какие-то звуки. Подойдя ближе, он рассмотрел табличку на двери – Молли Макартур, отдел специальных операций. Паладин прислонился к стене и достал из сумки карабин. Вдруг из-за двери послышался голос.
- Я знаю, что ты здесь. Заходи, не стесняйся.
Паладин ещё раз проверил карабин и вытянув его перед собой аккуратно открыл ногой дверь. Его взору предстал обыкновенный рабочий кабинет. В дальнем углу стоял небольшой экран с проигрывателем, на котором шли страшные кадры медицинской операции. Человек на операционном столе истошно кричал и извивался, не смотря на попытки докторов удержать его. Напротив экрана спиной к Паладину сидела невысокая женщина в офисной военной форме с огненно-рыжими волосами.
- Ты знал, что белый фосфор, прожигая тело и оставаясь внутри него, может угасать, но при попытке извлечения снова вступает в контакт с кислородом и начинает гореть, нанося жертве ещё большие ожоги?
- Ты омерзительна.
- Я? Причём тут я? Это не я его придумала, и не я решила привезти его на другую часть земного глобуса и раскидать по деревням и посёлкам. Я просто нашла себе работу по душе. Ты знаешь, у меня большой опыт в пытках и истязаниях, но даже я до такого не смогла бы додуматься. Воистину, это блистательный плод учёного гения.
Паладин навёл дуло обреза на голову девушки.
- Знаешь, я хотела тебе кое-что сказать. Всё это как-то слишком даже для меня. Это как передозировка. Ты получаешь так много кайфа, что организм не способен его выдержать. Есть одна история …
- Пора заканчивать болтовню.
Девушка повернулась в кресле и, увидев дуло карабина, картинно подняла руки и скорчила умоляющую гримасу.
- Не стреляйте в меня, господин, я всего лишь исполняла приказы.
Паладин нажал на курок.
Глава 5
Васильевский остров был всецело во власти стихии. Порывистый ветер раскачивал деревья и местами валил на бок дорожные знаки, а ливень изо всех сил старался восстановить историческую справедливость путём превращения Малого и Среднего проспектов в заполненные водой каналы.
Таксист высадил Паладина возле старого кирпичного здания на Кожевенной линии. Металлическая входная дверь оказалась открытой. За ней скрывалось заброшенное заводское помещение, которое по всем признакам пустовало уже не первый год. Кирпич покрылся толстым слоем копоти, по углам был разбросан мусор, а свет еле-еле пробивался сквозь оконные стёкла, через которые с трудом прослеживались мутные очертания улицы.
Паладин поднялся на второй этаж и оказался в просторном помещении бывшего цеха, черные стены которого когда-то стали свидетелями большого пожара. Издали послышалась неразборчивая речь, и мужчина пошёл на звук, по пути проверяя оружие. Дойдя до дверного проёма, он прислушался: голоса доносились сверху.
- Ну потерпи, потерпи ещё чуть-чуть, скоро я вытащу кляп, и ты сможешь вдоволь покричать. Никто, конечно, не услышит, но будет немного легче.
Послышалось неразборчивое мычание, которое, однако, тут же переросло в жуткий сдавленный хрип. Очевидно, Горгона занималась любимым делом. Паладин вошёл в проём и начал осторожно подниматься по деревянной лестнице, дабы раньше времени не выдать своего присутствия. Иной на его месте отбросил бы излишнюю осторожность, чтобы, не теряя времени, вырвать несчастную девушку из лап чудовища, но для Паладина это было не первое родео, и он знал, что при любых подозрениях о присутствии в здании постороннего Горгона без церемоний перережет жертве горло.
Поднявшись наверх, Паладин очутился в небольшом темном помещении, свет в которое поступал только через узкую щель между стеной и деревянной дверью, с которой лоскутами слезали остатки обивки. С потолка свисал стальной крюк на тросе, под которым на полу блестели свежие бурые пятна. Никаких звуков теперь не доносилось,
Мужчина взял в правую руку обрез, дулом которого открыл дверь и вошел в соседнюю комнату. Не смотря на ненастную погоду, свет ударил в привыкшие к полумраку глаза. Оказалось, что одна из стен здесь наполовину развалилась, открывая проход на крышу здания. Когда глаза снова привыкли к свету, взору открылась картина, которую он меньше всего желал увидеть. Напротив разрушенной стены стояла Горгона, безумно оскалившись она смотрела прямо на Паладина. Перед ней на коленях стояла девушка лет двадцати в короткой юбке в черно-белую клетку и остатках блузки, которые алыми лохмотьями висели у неё на плечах. На месте одной из бровей зияла свежая рана, из которой ещё продолжала струиться кровь. Горгона одной рукой держала жертву за волосы, а в другой у неё был большой кухонный нож, который находился в непосредственной близости от горла несчастной.
- Я почти нашла их.
Горгона тяжело дышала. Казалось, она взволнована, что было весьма нехарактерно для неё на протяжении последних нескольких сотен лет.
- Мне нужно время, ещё немного времени.
Паладин молча смотрел на неё, стараясь не допускать лишних движений. Его правая рука по-прежнему крепко сжимала обрез. Горгона тем временем продолжала.
- Давай договоримся. Забери девку, и дай мне неделю … или ладно, пять, дай пять дней.
Впервые за всё время у Паладина зародились сомнения в своих действиях. Может ли быть, что Горгона говорила правду? Сможет ли она найти этих мифических существ? А если и найдёт, станут ли они её снова слушать? Но что, если всё действительно так, и есть шанс навсегда закончить этот кошмар? Паладин впервые подумал о том, что его миссия может быть полностью завершена, что он тоже, наконец, сможет обрести покой. Горгона заметила его сомнения.
- В коморке с крюком в углу рюкзак, в нём компьютер без пароля, там все документы и свидетельства, которые я нашла за последние десять лет. Убедись сам, что я не вру.
Мужчина какое-то время сомневался, но его взор скользнул по девушке, которую держала Горгона, по её полым ужаса глазам, по горлу, к которому вплотную прикасалось лезвие ножа, и Паладин принял решение. Он приложил все возможные усилия, чтобы на лице не дрогнул ни один мускул, но они уже слишком долго играли в эту игру. Горгона тут же всё поняла. Улыбка на её лице из хищной превратилась в какую-то ироничную, даже горькую.
- Что ж, пусть будет так.
Она взмахнула ножом, и тело жертвы упало на пол. После этого Горгона сиганула в пролом, а Паладин бросился за ней. Хотя к тому моменту девушка была ещё жива, он знал, что уже ничем не сможет ей помочь. Слишком много таких умерло у него на руках, ни одну не удалось спасти. На улице по-прежнему свирепствовали ливень и шквальный ветер. Между тем, Горгона проворно пробежала по крыше и запрыгнула на пожарную лестницу, ведущую уже на второй ярус крыши. Палладин на ходу, почти не целясь, выстрелил в её сторону, но, казалось, не смог причинить особого вреда. Из-за дождя не получилось даже увидеть, попал ли он, в принципе, куда-то. Взобравшись на второй ярус, он увидел, как Горгона, волоча за собой перебитую ногу, направляется к краю крыши. Паладин знал, что отсюда бежать ей уже некуда и спокойно пошёл следом. Наконец, дойдя до конца, она остановилась и повернулась к своему палачу.
- Сволочь! Паскуда! Цепная собака! Ты мог спасти нас обеих!
Какое-то время Горгона осыпала его проклятьями, пока не выдохлась. У неё потекла тушь, и Паладину показалось, что это не только из-за дождя, мокрые кудри прилипли к резкому, словно сошедшему со страниц комикса, лицу, а из ноги продолжала струиться кровь. Наконец, Горгона отдышалась, и ветер донёс до Паладина еле слышную фразу:
- После стольких лет мучений, Генри, неужели я не заслуживаю прощения? Я прошу тебя, замолви пред ними за меня словечко.
Внезапно девушка расставила в стороны руки и спиной вперёд упала за край крыши. Послышался глухой удар, и подбежавший Палладин увидел, что тремя этажами ниже из разрушенных остатков кирпичной кладки торчали штыри арматуры. Один из них пробил Горгоне сердце, а другой торчал у неё прямо из левого глаза. Девушка была мертва.
Мужчина некоторое время стоял на краю крыши не в силах отвести взгляд от того, что находилось внизу. Потом он спустился по пожарной лестнице вниз, прошел сквозь пролом в стене мимо охладевшего тела, открыл скрипучую дверь с лохмотьями обивки и остановился прямо перед ступенями. Взгляд Паладина, словно прибитый гвоздями, замер на старой деревянной тумбе, где в тусклом свете, поступавшем из пролома, он увидел маленький чёрный рюкзак.