Доброе утро, Донбасс...
Близок день рождения поэта из Челябинска Николая Годины: 25 августа мы узнаем имена победителей одноимённого литконкурса. В южноуральском конкурсе приняли участи поэты и писатели из 42-х регионов России. Так совпало, что при подсчёте баллов членов жюри в номинации ПУБЛИЦИСТИКА Михаил ФОНОТОВ, Павел БОЛЬШАКОВ и Анатолий КУХТУРСКИЙ одинаковое количество набрали сразу два автора, которые и заняли второе место. И так совпало: оба автора писали о войне на Донбассе. Предлагаю вашему вниманию материал под номером 116.
"РАЗГОВОР ЧЕРЕЗ ЛИНИЮ ФРОНТА...
Памяти —— посвящается
- Привет, можешь говорить?
- Пока да, но сама знаешь, что у нас за связь…
- Да знаю. Как вы там?
- Мама и отец болеют, сама понимаешь, возраст… Муж сидит без работы – на Скочинского ж через линию фронта не добраться. Газа нет, с водой тоже не слишком хорошо и раньше было, теперь вообще, свет тоже не всегда…
На том конце провода – Марина. Тёзки мы. Говорят, если оказаться между тёзками, можно загадывать желание. Хорошо бы всем, кто сейчас между нами, загадать правильное желание.
Созвониться из Донецка или России с оккупированной «вызволителями» Красногоровкой – тот ещё фокус. Особенно для её обитателей. Надо извернуться, чтобы поймать сигнал – столько лет прилётов с обеих сторон кромсали и вышки, и установленную на них аппаратуру.
Писать в мессенджерах – опасно. Перехватят «вызволители», будешь заклеймён как российский шпион, даже если речь будешь вести о вполне невинных вещах.
Встретиться уже никогда не удастся.
На войне – как на войне. Линия фронта – серьёзная штука. Никогда не знаешь, по какую сторону её окажешься.
- А помнишь, как я к тебе приезжала, после наших посиделок с поэтами?
- Конечно. Мы с тобой ещё на ставок ходили, и к родителям моим.
Доехать до Красногоровки из Донецка в довоенные годы – пустяк. На работу Марина, врач-онколог и поэт добиралась в больницу Калинина за полчаса на маршрутке. Я из центра города тогда добралась к ней ещё быстрее.
Маринкины мама и отец, учителя на пенсии, жили в уютном небольшом доме, чей дворик был укрыт виноградным пологом. Мы забрели к ним после прогулки по окрестностям Красногоровки и угощались, сидя под этим пологом, пирожками с вишней, а виноградные листья, трепеща под восточным ветерком, рассыпали на нас солнечные монетки. Мы читали стихи и спорили о литературе.
И было хорошо и спокойно, и казалось – так будет вечно. Шёл последний предвоенный год.
- Как они?
- Мама сильно сдала, обстрелы её пугают, нервы ни к чёрту у нас тут всех, но уезжать не хотят ни в какую…
- Как младшая? Она с вами, или отправили к сёстрам?
- Отправили. В последнее время что-то уж больно летит к нам…
Все дети Марины – в Харькове. Так вышло, что в Россию выехать вроде получалось, да зацепиться – не удалось. Больно много всего требовалось, чтобы получить гражданство, или хотя бы вид на жительство. Вернулись, уехали в Харьков – там приняла беженцев дальняя родня. А вот старики все тут.
- Не пишешь ничего? Я смотрю, никаких публикаций новых у тебя. А ведь замечательные стихи были.
- Понимаешь, если публиковать то, что сейчас пишется, я ж быстро «на исбушку» (в СБУ) уеду. А пишется только такое…
И что тут скажешь. Яркая, острая на слово, и в то же время очень уютная и женственная подруга словно выцвела, вылиняла под бесконечными тревогами, под этим дамокловым мечом обстрелов, облав, необходимости вести себя подобно разведчику-нелегалу в тылу врага.
Я словно вижу её, с телефоном выбравшуюся на балкон пятиэтажки, в надежде поймать связь, - полную, с вечно отёчными ногами сердечника, дымящую какой-то дешёвой сигаретой, пытающуюся говорить так, чтобы не заподозрили, не донесли… Это для меня, почему-то – олицетворение этой войны, разрушившей и отнявшей у людей ту простую и доступную радость – творчества, общения, дружбы.
- Ты там из наших видела кого?
- Да вижу, но немногих. Сама знаешь, остались те, кому податься некуда, или самые упёртые.
- Да вот и у нас тут тоже так…
Мы ненадолго замолкаем, то ли задумавшись, то ли скорбя по прошлому – в котором нас объединили весёлые поэтские и бардовские сборища, долгие разговоры, порой до утра – о стихах и прозе, о судьбах и переплетениях сюжетов, о чём угодно, кроме войны.
- А всё-таки, может, к нам, сюда? Я помогу, и жить где найдём, и Сашку на работу устроим, и вообще…
- Эх… (в голосе ощущается мечтательная улыбка) я бы хоть сейчас…Родители – ни в какую. Умрём тут, говорят, где жили всю жизнь.
Разговор обрывается звуками недальних разрывов. Он обрывается навсегда. Нет, Марина не убита осколком или пулей. Сердце. Просто сердце.
Последнее увидевшее свет стихотворение Марины Тарасенко из Красногоровки:
Живу на линии огня
с начала лета
Не жалуясь и не кляня...
Без интернета
без газа и воды
но с верой в чудо,
что этот страх когда-нибудь забуду.
Что вещие слова*) не канут просто
в бессмысленную пропасть неизбежности
и мы вернемся к чистоте и нежности.
Я дозвонилась к ней ещё через несколько месяцев. Трубку взял муж.
- Марины больше нет.
Война. Как бы ты ни был далеко, невозможно забыть - как она звучит, как пахнет, её вибрации, её презрительное безразличие к нашим жалким потугам тёплых нежных человечков приноровиться жить рядом с ней. К попыткам создать и украсить свой небольшой мир, попыткам любить, мирным занятиям, которые неприемлемы для неё".
